Интервью с Андреем Кивиновым

«Палки» - это хоть какой-то стимул для полиции работать»

Писатель, автор «Ментов» Андрей КИВИНОВ – о реформе МВД, современной полиции и криминале в газетах

Известный петербургский писатель Андрей Кивинов в начале 90-х создал образы знаменитых «ментов», на которых после развала Союза хотели быть похожими все милиционеры и полицейские во всех бывших союзных республиках, и которые стали нарицательными. Несмотря на то, что сейчас «Улицы разбитых фонарей» превратились в настоящее мыло, превзойти героев Кивинова по степени известности и узнаваемости, пожалуй, так никто и не смог. При этом сам писатель далеко не в восторге от того, во что превратились придуманные им персонажи. В.И.П. отправился в центр Санкт-Петербурга на съёмочную площадку нового фильма по книге Кивинова и узнал, почему тот не смотрит современные сериалы о полиции, как литературная деятельность совмещалась с работой в органах и почему Сергей Безруков не получил роль в одном из его фильмов.

«Ничего особенного до работы в милиции в моей жизни не было»

- Давайте вот с чего начнём. Про отрезок времени, начиная с 86-го года, когда вы в милицию пришли работать, достаточно много написано и спрошено. А вот про период до 86-го года как-то скупо написано в Интернете. Наверное, стоит восполнить этот пробел.

- В общем-то, стандартная у меня была молодость (улыбается). Я родился в Питере, на окраине в районе Сосновая Поляна. Родители у меня приезжие. Отец - из Псковской области. Он был приёмным ребёнком в семье Аршавиных, у которых потом футболист родился. Мама – из Мурманска. Здесь, в Питере, они познакомились – и родился я. Там же в Сосновой поляне я рос и заканчивал школу. Потом решил поступить в пединститут на литературное отделение, так как с техникой у меня было совсем плохо. Но недобрал баллов…

- Где? На сочинении?

- Нет, я всё сдал – экзамены не завалил. Просто очень большой конкурс был. По сочинению, кстати, я получил трояк, потому что все темы были связаны с поэзией, а у меня с ней беда просто полная была.

- А если бы ещё добавили темы по научному коммунизму и деятельности партии – вы бы, наверное, вообще за голову схватились.

- (смеётся) Нет, как раз в таких темах ещё можно что-то наплести, а вот с цитированием стихов как-то обычно всё тяжело выходит. Поэтому, не поступив здесь и провалив ещё несколько конкурсов в другие институты, я поступил в судостроительный техникум. Три года я там проучился, а потом меня распределили в НИИ судостроения плазморезчиком.

- Что это вообще такое?!

- Плазморезка – это такой аппарат специальный, который очень активно применяется в судостроении. И я как раз работал над её усовершенствованием. Параллельно я учился в «корабелке» - надо было получить высшее образование. Но всё равно техника меня не очень привлекала. А НИИ, где я работал, - это колхозы и картошка, как и везде в то время, минимум перспектив, оклад 130 рэ в месяц и какая-то всеобщая уравниловка. Я понял, что нужно что-то менять в своей жизни. А так как в детстве все мальчишки читали детективы, в голове была мысль заняться какой-то серьёзной работой в милиции. Я даже ездил в школу милиции, узнавал правила приёма. Но у меня были проблемы со здоровьем (глаза болели сильно), и вроде как говорили, что в милицию мне путь заказан. Я всё-таки рискнул и уговорил под честное слово врача на комиссии написать «годен» в справке. Потом был год обучения на высших милицейских курсах – как раз в 86-м году – и затем уже милицейская практика. Так что ничего особенного в моей жизни до работы в милиции и не было.

«Нюансы «палочной системы» никогда решены не будут»

- Когда вы пришли в милицию, ваши мечты не вступили в противоречие с тем, что вы увидели на самом деле?

- Вы знаете, мне в отделе кадров сказали: не торопись с принятием решения, годик походи, посмотри – нравится тебе или нет. Всё-таки это уголовный розыск, работа тяжёлая и ответственная. Меня направили в один из отделов милиции, прикрепили к оперативникам, и я целый год, когда было свободное время, с ними выезжал на места происшествий и, что называется, тусовался. Кроме того, я участвовал в допросах, видел, что это за кухня, поэтому в плане соответствия моих мечтаний увиденному мне было проще. Хотя были случаи, когда приезжали ребята из Прибалтики – все такие романтики,  - а им говорили, что оперативная работа – это каждодневная рутина. И люди просто писали рапорта, поскольку ждали, что будет что-то похожее на расследования Шерлока Холмса.

- Наверное, их ещё поражал и объём бумажной работы милиционеров.

- Да, конечно, писанины много было. Сейчас, впрочем, ребята из органов, с которыми я общаюсь, говорят, что волокиты стало ещё больше. Это неизбежно.

- Знаменитые «палки» тоже неизбежны? Они в ваше время возникли?

- Они, мне кажется, возникли сразу же, как возникло само понятие «полиция». Понятно, что это не исчезло и сейчас. Сколько бы от них не избавлялись, «палки» будут всегда, потому что оценивать работу полиции как-то нужно. И ничего другого никто не сможет придумать. Так везде. Я был в Лос-Анджелесе, спрашивал: у вас есть «палки»? – Есть. Вас за них ругают? – Ругают. А как иначе? Ведь если «палок» не будет, то я приду на работу, буду курить сигарету, пить кофе, штамповать заявления – и получать зарплату. «Палки» - это хоть какой-то стимул для полиции работать. Другое дело, как относиться к самим показателям. Но это уже зависит от самой системы. Если за рубежом 9-10% раскрываемости – это нормально, то у нас 50% - это плохо. Поэтому к сотрудникам и руководителям, образно выражаясь, разные требования, как эти «палки» «рубить». И это очень щепетильный вопрос, поскольку ресурс у сотрудников ограниченный, и в ход идут запрещённые приёмы. Показатели ведь нужно постоянно улучшать и улучшать – и в результате образуется замкнутый круг, который ломает человеческие судьбы. Так что нюансы «палочной системы» не решены и, я думаю, никогда решены не будут.

«В большинстве случаев мне везёт на режиссёров»

- В вашей биографии упоминается о том, что первые повести вы написали «для ограниченного круга людей». А как пришла мысль вывести книги на широкую аудиторию?

- Да не было такой мысли. Я и первую-то свою повесть не хотел публиковать для широкого круга читателей. Издатели уговорили, им попала эта повесть, и они сказали: мол, не бойся, всё напечатаем. Материала у меня было много, я дописал и рискнул напечатать. Всё просто – мыслей о том, что надо вставать на ноги и становиться писателем, у меня не было.

- Начальство вашу литературную деятельность одобряло?

- Ну, по крайней мере, не запрещало. Тем более, я занимался этим в нерабочее время – тратил на книги отпуск, выходные и отсыпные. Я ведь занимался раскрытием убийств, так что в основное время у меня не было никакой возможности писать книги. Так что начальство не возражало против литературной деятельности в качестве хобби. Кто-то водку пьёт, а я вот книжки писал. Конечно, кто-то топал ногами, когда вышла первая книга, потому что она достаточно откровенной получилась. На уровне главка, наверное, ругались, а в районе все нормально отреагировали.

- Как осуществился переход от книги к многосерийным фильмам?

- Ну, если брать первые «Фонари» («Улицы разбитых фонарей» - прим.авт.), то всё тоже достаточно прозаично. Насколько я знаю эту историю из интервью Вити Бычкова (Виктор Бычков – актёр, игравший в сериале «Улицы разбитых фонарей», но больше известный по роли Кузьмича в фильме «Особенности национальной охоты» - прим.авт.), он шёл по книжному развалу, и ему понравилось название «Кошмар на улице Стачек». Он взял книжку, прочёл, пришёл к Рогожкину (Александр Рогожкин – режиссёр первых серий «Ментов» - прим.авт.) и сказал: давай снимать, готовый сценарий. Рогожкин сначала скептически отнёсся: мол, бульварное чтиво. Но всё-таки отнёс книгу продюсеру Капице (Александр Капица, первый продюсер «Улицы разбитых фонарей» – прим.авт.), и тот уже сам потом приехал ко мне. Это был 95-й год, «Ленфильм» стоял, ничего не снималось, поэтому актёры были готовы играть с лёгкостью. Пока снимали первую серию, я дописывал какие-то книги. В результате в первой части «Фонарей» вышло 25 серий по моим книгам. А уже во второй части экранизаций почти не было.
 
- А вам все серии нравились?

- Да нет, конечно. Не буду обижать никого конкретно – в каких-то случаях были неудачные серии. Но в большинстве случаев мне везёт на режиссёров и на продюсеров – так что грех жаловаться.

- Как вы поняли, что от «Улиц разбитых фонарей» пора отходить к той же «Убойной силе»?

- В какой-то момент сериал превратился в конвейер, произошла своеобразная девальвация. Продюсеры начали приглашать авторов, которые вообще не разбираются в работе милиции. Я понял, что, даже если и буду писать какие-то сценарии, они растворятся в общей массе. Для статистики опять же: в год снималось по двадцать четыре серии «Улиц разбитых фонарей», а мы с Олегом Дудинцевым стали делать «Убойную силу» по десять серий в год – то есть старались штучный товар производить. Не просто детектив, а кино о чём-то. Не просто стрелялка, а фильм с идеей. И когда было снято уже шесть сезонов «Убойной силы», мы поняли, что герои показаны со всех сторон, и прекратили писать сценарии – несмотря на то, что продюсеры предлагали снимать и дальше.

- А героев, которые в этом конвейере остались, вам не жалко?

- Есть, конечно, сожаление. Но мне, например, больше жаль, что «Улицы разбитых фонарей» до сих пор с моим именем ассоциируют. Хотя, с другой стороны, пусть лучше с чем-то ассоциируют. Так что я к этому отношусь философски.
 
- Правильно ли вас определяют как прототип главного героя «Ментов» Андрея Ларина?

- Нет-нет. Цикл повестей о капитане Ларине от первого лица был написан вообще отдельно. Просто эти истории взяли в «Фонари», поэтому так получилось, что Ларин появился. На самом деле это собирательный образ.

- И что, не было никакого внутреннего протеста у вас, когда в пятой части «Ментов» вашего же героя вообще убили?

- Да были и протесты, и судебные разбирательства. Но только ни к чему это не привело.

«Больше всего мне нравятся «Реальные пацаны»

- Можно ли сегодня написать книгу о полицейских героях через призму романтики?

- Я думаю, можно. Другое дело, что надо, наверное, находиться внутри этой системы и знать достоверно обо всём, что там происходит. Я вот, например, не берусь. Да, я напишу без ляпов и, может быть, с увлекательным сюжетом. Но вот психологического стержня современной полиции я боюсь не уловить, поэтому не решаюсь писать.

- Как вы отнеслись к реформе МВД в России?

- Спокойно. Я думаю, что переименование ничего в принципе не дало. Назови грушу ананасом – она от этого не изменится. Что касается внутренней перестройки – то результатов нужно будет долго ждать. Ведь нужно полностью менять менталитет, а для перековки сознания нужны годы.

- Видимо, времени должно пройти чересчур много, раз через два года после реформы случились пытки в отделе «Дальний» в Казани.

- Вот именно. Тому же коррупционеру опять-таки, сколько ни заплати, он всё равно будет брать взятки. Так что только перемена сознания, а не большие зарплаты, будет настоящей реформой.

- Вы ощущаете ответственность и вину за то, что полицейских сериалов стало так много?

- (смеётся) Что значит ответственность? Я просто написал книгу и никогда не думал, что по ней будут сниматься какие-то сериалы. И потом, не надо всё равнять под одну гребёнку. Есть, наверное, какие-то хорошие милицейские кинопроекты, а есть обычная «клюква» и эпатаж. О каждом проекте просто надо говорить отдельно.

- Из того, что сейчас есть на телевидении, что вам больше всего нравится?

- (смеётся) Если откровенно, мне сейчас нравятся «Реальные пацаны». Криминальные сериалы я почти не смотрю.

- «Переели»?

- Да, пожалуй. Да и потом, часто начинаешь смотреть сериал, и понимаешь, что ни автор сценария, ни режиссёр не имеют никакого отношения к полиции, так что и смотреть дальше незачем.

«Мне тоже поднадоела милицейская тематика»

- В 2009-м году вышла комедия «Каникулы строгого режима», сценарий к которой написали тоже вы. Это же, как я понимаю, чистой воды смена и стилистики, и тематики.

- Это тоже экранизация. У меня есть цикл абсолютно не милицейских произведений. Ещё до «Каникул» была повесть «Роман под псевдонимом», где главный герой – журналист. Возможно, в этом году она тоже будет экранизирована и появится на широких экранах. И это абсолютно не криминальная история, а комедия. Ещё был фильм «Трудно быть мачо», который вообще является любовной драмой, хоть главный герой там и милиционер. И потом были «Каникулы». Я не скажу, что это смена моего амплуа – просто история хорошая получилась.

- Вы ожидали, что её так раскрутят?

- Ну, я уже лет десять работаю с Дирекцией кино, а они снимают обычно фильмы мощные. Они и «Турецкий гамбит» делали, и «Адмирал», и «Высоцкого». Сейчас вот снимают «Курьер из рая» - тоже экранизация моей книги, кстати. Там тоже главный герой, между прочим, курьер.

- А я уж подумал, что главный герой – Безруков.

- (улыбается) Безруков пробовался, но у него не получилось. Там Гоша Куценко снимается.

- Неужели есть фильмы, в которые Безруков не проходит?

- Ну, вот так получилось. Что касается «Курьера из рая» и тех же «Каникул», то мне тоже поднадоела милицейская тематика, и захотелось чего-то нового.
 
- Мы с вами сидим в кафе, которое сейчас является съёмочной площадкой очередной экранизации. Если не секрет, что это за фильм?

- Это экранизация книги «Кома». Тоже, кстати, милицейская история, которая датирована 2000-м годом. Единственное, что я сделал, - адаптировал её на современный лад. Это драма, которая, на мой взгляд, актуальна и сейчас. Молодой парень приходит на работу в полицию по романтическим системам, но потом система в силу своего несовершенства его ломает, и он становится оборотнем. Но он не совсем антигерой – просто находится на пограничном состоянии. В конце, впрочем, герой делает выбор в сторону добра.

- Это будет полный метр?

- Четыре серии.

- А по актёрскому составу что? Звёзды есть?

- Да нет. Главную роль тут играет Сергей Шарифуллин, а все остальные актёры – питерские, и звёзд первой величины тут нет.

«В описании криминала в газетах нужен нейтральный взгляд»

- Нужно ли вернуть смертную казнь?

- Ну… (задумывается). Пожизненное заключение – это, по-моему, равноценная замена. Есть огромное количество примеров, когда введение смертной казни на уровень преступности совершенно не влияло. Я не думаю, что смертная казнь остановит какого-нибудь маньяка. Так что резона возвращать казнь я не вижу.

- А как же наказание за такие преступления, как совращение малолетних, например?

- Ну… пусть лучше сидит в тюрьме до конца жизни.

- Вам нравится, как современные журналисты пишут о криминале?

- Очень мало аналитики по этой теме. Давным-давно в том же «Коммерсанте» ещё были какие-то криминальные расследования. А сейчас я этого что-то не замечаю вообще.
- Хорошо, спрошу по-другому. Нужны ли вообще материалы о криминале в газетах?
- В качестве хроники да, наверное. Но педалировать эту тему не надо. Особенно мне не нравится жёлтая черта некоторых газет совершенно бытовую историю расписывать до маньячных ужасов и таким образом в погоне за рейтингом превращать всё в истерию. А в этой теме, по-моему, нужен взвешенный нейтральный взгляд на вещи.

Фото Анны БАЛАХОНЦЕВОЙ

больше фото и текстов на https://vk.com/public61533830