Норвежский фанк

Hornsj; (это под Лиллехаммером, на высоте примерно в километр). Пятнадцать минут с момента начала традиционной норвежской двенадцатичасовой передачи про дрова

Дождь хлестал, как воды Северного моря хлещут из пробитого борта драккара. Гуннар с мрачной решимостью хлюпал по грязи, поправляя тяжелый рюкзак и изредка устало косясь вправо. Анна всё не унималась. Не унималась она с начала этого путешествия. Она вообще без особенного энтузиазма восприняла его идею оставить Густава, Дага и Кнута на попечение ее родителей и рвануть из Осло автостопом в горы. Гуннар с нежностью подумал о детях - светловолосые и статные, в отца, и немножко дерганые, в мать. Кстати, о матери. Почему бы ей, спрашивается, не заткнуться? Да, последние семьдесят два часа они спали посменно в открытых кузовах попутных грузовиков, раз в полчаса менялись дождевиком, и однажды даже пытались заняться сексом в болоте. Волшебный норвежский ноябрь - самый романтичный месяц в году. Чем вообще можно быть недовольной? Она же хотела больше времени проводить вместе. Черт бы побрал этих баб, сами не знают, чего им надо.
Уже битый час, с тех пор, как какой-то уголовного вида дальнобойщик высадил их на трассе и неопределенно махнул рукой в сторону размытой проселочной дороги, пустынный пейзаж радовал путников традиционным норвежским многообразием - утопавшие в грязи луга сменялись осклизлыми каменистыми тропами, острия гор хищно впивались в горизонт, и ни единого селения не угадывалось на многие километры вокруг. Наконец, едва различимое за стеной дождя, вдалеке, на возвышенности, призрачно замаячило какое-то строение.
- Анна! - прокричал Гуннар в дождь. - Анна, видишь?! Я же говорил, что сегодня организую ночлег!
- А я-то думала, мне придется вить гнездо в твоей бороде, - сквозь зубы буркнула Анна, достаточно, однако, громко для того, чтобы муж услышал. - Впрочем, не все еще потеряно! Вряд ли хоть один здравомыслящий человек пустит в свой дом грязного, волосатого, дурно пахнущего двухметрового дебила в голубом дождевике.
- Вряд ли хоть один здравомыслящий человек построит дом в таком месте! - огрызнулся Гуннар.
Больше они не разговаривали до самого здания, показавшегося на пригорке и с каждой минутой пути становившегося все различимее. Но дождевик он ей все-таки отдал. На всякий случай.
Добраться до места предполагаемого ночлега оказалось непросто. Вокруг строения, несомненно, при ближайшем рассмотрении, жилого, все заросло буйными кущами некой колючей пакости, хищно впивавшейся в любую часть тела, с которой она соприкасалась. Однако, неприкаянно побродив вокруг этой живой, и, судя по зловредности, весьма разумной, изгороди, Гуннар обнаружил две явно рукотворные бреши. Первая из них была, очевидно, парадным входом во двор дома - об этом говорили полуразрушенные и подгнившие деревянные ворота с огромным висячим замком и ржавой металлической табличкой, гласившей: "Посадочная полоса драконов". Вторая же, находившаяся немного поодаль, отличалась куда большей гостеприимностью - живая изгородь на добрых пару метров была выкорчевана, земля на месте бреши утрамбована, и никакое заграждение с остроумной надписью не закрывало проход. Предпочтя посадочной полосе драконов второй путь, Анна и Гуннар прошли по широкой мощеной дороге, и оказались перед внушительным каменным строением с покрытой дерном крышей и массивной деревянной дверью. Еще издали они приметили, что являются не единственными жаждущими укрыться от дождя в этом доме путниками. Неподалеку от двери, негостеприимно закрытой, опираясь на старинную каменную кладку нетвердой рукой, пошатывался под струями ледяного дождя тучный мужик в синих семейных трусах и с перекинутым за спину баяном. В нескольких метрах от мужика стояла хилая кибитка, запряженная полумертвой гнедой клячей.
- Ну что, тощие заднички?! - вдруг пророкотал баянист, обращаясь, вероятно, к Анне - по крайней мере, именно на том месте, где, по расчетам Гуннара, должна была стоять Анна, пытался сфокусировать взгляд этот бравый викинг. - Опоздали?!
Гуннар перевел взгляд с этого завораживающего видения, привнесшего в угрюмую местность неожиданное разнообразие, на жену. Затем снова оглядел баяниста. Тучный зад, обтянутый легкомысленными с учетом буйства стихии трусами, поражал воображение. Гуннар вновь беспомощно уставился на Анну.
- Идиот, - хмуро буркнула супруга. - Сегодня же суббота!
- Молот Тора мне в задницу! - возопил Гуннар и еле удержался от соблазна снова глянуть на баяниста. - Неужели...?
- Да, чертов ты дурак, проглотивший, подобно Фенриру, съевшему солнце, мою радость от просмотра традиционной норвежской двенадцатичасовой передачи про дрова!
- Как давно она началась, неудачные стихи Одина мне в уши?! - спросил Гуннар.
- Полчаса назад, - с явной издевкой в голосе ответил баянист. - Бьооооооооооооооооооооорн! - вдруг неистово заорал он и, навалившись на дверь своей собственной, далеко не тощей, задничкой, принялся колотить голой пяткой в дверь. При этом баян, повисавший на его могучей шее, стал подвывать хозяину унылыми звуками.
В тот же миг из телеги, разметав лежащие на ней сырые бараньи шкуры, стремглав выскочила рыжеволосая девица, и, подбежав к неистовому викингу, все так же самозабвенно долбившему пяткой в дверь и орущему подобно раненому кабану, молча остановилась. Повлиять на ситуацию силовыми методами не усматривалось никакой возможности.
- Как можно отвлекать человека от просмотра традиционной норвежской двенадцатичасовой передачи про дрова?! - задала рыжая строгий, но однозначно, судя по поведению баяниста, риторический вопрос.
Гуннар был полностью согласен с девушкой, однако, еще раз оглядев фигиру баяниста и оценив масштаб катастрофы, с грустью понял, что тоже бессилен.
- Ну что, мой Геракл, стальные мускулы?! - издевательски поинтересовалась Анна. - Судя по твоему находчивому поведению, следующие одиннадцать с половиной часов вместо ласкающего слух шипения дров на экране телевизора мы будем вынуждены внимать этому... этому?! Кстати, судя по его дебильной роже, ты бы с ним подружился! - она указала пальцем на неуемного исполина.
- Любезнейший! - набравшись мужества сказал Гуннар. - Вы раздражаете мою супругу!
Судя по нескончаемому рёву: "Бьоооооооооооооооооорн! Бьоооооооооооооооорн!", на баяниста заявление путника не произвело ни малейшего впечатления. Зато рыжая, до этого неодобрительно взиравшая на происходящее у дверей, вдруг с нескрываемым любопытством переключилась на одиноко стоящего рядом рослого, крепкого и, вероятно, весьма симпатичного под кудлатой бородой блондина в едва покрывающем могучие плечи голубом дождевике в ромашку.
- Герр, Ваша супруга с ним знакома? - на всякий случай уточнила она.
- Моей супруге совершенно не обязательно знакомиться с человеком для того, чтобы тот начал ее раздражать, - горько сказал Гуннар.
- Так Вы предполагаете, - осторожно уточнила девушка, - что Ваша супруга была бы раздражена, если бы застала эту картину?
- Да любой был бы раздражен, застав ЭТУ картину! - прокомментировала Анна.
- Ну, тише, милая... - сказал Гуннар, обращаясь к пустоте справа от него.
Рыжая со странным выражением лица кивнула, и, протянув руку в сторону воображаемой супруги красавца в легкомысленном дождевике, улыбнулась и сказала:
- Очень приятно, фру Анна. Меня зовут Грета.
- Руки у нее немного выше, - извиняющимся тоном сообщил Гуннар, с теплотой глядя на пустоту, с которой пыталась поздороваться эта милая девушка.

- Ииииииииииии р-р-раз! Иииииииииии два! Повалили сосенку! - браво орал телевизор.
Молодой человек в массивном рогатом шлеме, уютно устроившись на диване в обнимку с плюшевым викингом и чашкой какао в руке, умиротворенно глядел на огромный плоский экран, упрятанный за каминную решетку. Шел второй час традиционной норвежской двенадцатичасовой передачи про дрова, адские звуки под окном наконец-то стихли, и он мог в полной мере насладиться любимым субботним занятием каждого уважающего себя норвежца. Еще целых десять часов блаженства, в которые можно не думать о проклятых туристах, которые, судя по недавней суматохе на улице, все-таки добрались до его уединенного жилища. Да еще и с баяном. Последнее обстоятельство лишний раз убедило Бьорна в том, что с миром он не хочет иметь никаких отношений. Поправив рогатый шлем и приобняв плюшевого викинга покрепче, Бьорн с отвращением подумал, что не случайно желает всему роду людскому мучительной гибели в адском огне Рагнарёка - это ж насколько надо быть неадекватным, чтобы таскать с собой баян?! Да и вообще, какой норвежец выйдет из дома в субботу, отказавшись от просмотра всеми любимой традиционной норвежской двенадцатичасовой передачи про дрова?

Спустя десять часов, с сожалением выключив телевизор и отложив плюшевого викинга в кресло, Бьорн задумчиво побродил по дому, смахнул пыль с миниатюрных фигурок скандинавских богов, стоявших на каминной полочке, с любовью перебрал дрова в чулане, и, наконец, надев резиновые сапоги и стильный, раскрашенный в цвета флага обожаемой Норвегии, плащ, собрался побродить по окрестностям, любуясь на фьорд. Однако, едва открыв дверь, он увидел крайне пугающую картину.
За дверью были люди.
Этого зрелища в обычных обстоятельствах было вполне достаточно для того, чтобы Бьорн захлопнул дверь и скрылся в доме. Однако то ли врожденное норвежское благородство и бесстрашие, то ли схватившая его за щиколотку сильная рука не позволили этого сделать. Бьорн опустил глаза и в тусклом свете фонаря разглядел огромную голую по пояс тушу, рука, принадлежавшая которой, как раз и удерживала его за ногу.
- Тощая задничка! - задорно заорал хозяин цепкой руки и медленно погружающегося в ближайшую лужу баяна.
На фоне освещенного теплым светом домашних ламп дверного проема Бьорн, высоченный, в рогатом шлеме и ниспадающем до пят плаще, с решительным и бесстрастным выражением на лице, казался символом норвежского радушия и гостеприимства. Под плащем и впрямь углядывалась породистая тощая норвежская задничка, точнее, практически полное отсутствие оной. Он тяжело вздохнул, смиряясь с тем, что ему не удастся избежать знакомства, которое не иначе как по слепоте навязал ему Хёд. Еще один тяжелый вздох вырвался из его груди, когда, оглядев двор, он понял, что судьба послала ему не одного гостя. Второй выдал свое присутствие нервным криком:
- Анна, он еще ни слова ни сказал! Ну с чего, ради всех богов, ты взяла, что Тор изрядно приложил его молотом?!
Вздрогнув, Бьорн поискал глазами Анну, и вскоре обнаружил поблизости девицу, сидевшую на телеге, кутаясь в бараньи шкуры. Проследив за его взглядом, полуголый баянист тоже уставился на девушку, и, на секунду замявшись, сообщил миру:
- Задничка. Вот это - задничка! - и, видимо, в попытке обосновать данное заявление, шлепнул по означенному месту почему-то себя.
Бьорн, чуть внимательней приглядевшись к девушке, машинально кивнул, машинально же покраснел, и, понимая, что законы норвежского гостеприимства вынуждают его пригласить незваных гостей в дом, представился:
- Меня зовут...
- Да знают тебя все! - вдруг заржал поднявшийся на четвереньки баянист. - Бьорн, сын этого... как его... Тор его разрази, кому какая разница?! Мы ж с ребятами каждую вторую субботу приезжаем из Лиллехаммера, жжем под твоими окнами костры, поем традиционные норвежские песни, играем в футбол бараньим черепом... Хоть бы раз присоединился!
И тут Бьорн понял, что муниципалитет не имеет никакого отношения к проложенной через его живую изгородь дороге. Недаром ему показалось странным, что сотворили ее за ночь. И что протяженность ее составила четыре метра.
- Гуннар, - вежливо представился высокий блондин в дождевике. - Мы с женой путешествуем автостопом. И перестань на меня орать! - нервно сообщил он пустоте справа от себя.
Бьорн с недоумением переводил взгляд с Гуннара на девушку, все еще сидевшую на телеге. Мало того, что та не издала ни единого звука, так еще и находилась слева от Гуннара. Списав данный феномен на то, что люди вообще очень странные, Бьорн жестом пригласил всех войти в дом.
- Баянчик прихвати! - вползая на порог, бросил баянист Гуннару. - Что-то устал я с дороги.
Гуннар послушно извлек баян из лужи и вытер его о дождевик, после чего прошествовал вслед за хозяином многострадального инструмента.
Девица все так же неподвижно и молча сидела на телеге, и лишь изредка хлопающие ресницы обнаруживали тот факт, что она все еще жива. Бьорн счел необходимым приблизиться, и, подав девушке руку, уточнил:
- Анна?
Девица энергично замотала головой и сказала:
- Грета. Анна живет исключительно в помутившемся сознании Гуннара, по этой причине вам вряд ли удастся угостить ее пирогом.
- Да нет, не по этой... - сообщил честный Бьорн, в доме которого пирогов отродясь не водилось.

Ливень не утихал трое суток, будто все скандинавские боги ополчились на благословенную норвежскую землю. Не утихал и затейник-баянист, человек неистовый и не выносивший скуки и однообразия, и оттого регулярно измышлявший забавы для застрявших в доме нелюдимого Бьорна путников. В связи с последним фактом Бьорн стал надеяться, что после пережитых им испытаний хоть одна валькирия да сжалится над несчастным и допустит, что пережитое им нервное напряжение вполне сравится по накалу страстей с битвой при Гафурсфьорд, в связи с чем непременно унесет его в Вальхаллу, когда пробьет его час.
Тем страшным вечером, когда гости объявились в его доме, произошло сразу несколько жутких, захватывающих и поистине необъяснимых событий, наиболее диким из которых Бьорну представлялось исчезновение плюшевого викинга. После он часто думал, как и когда это могло произойти. Ведь он отвлекся всего лишь на пару часов - те самые пару часов, которые с раскрытым ртом провел на собственной запыленной кухне, с которой, предваряя исчезновение плюшевого викинга, вдруг непостижимым образом исчезла вся пыль. Но не одними исчезновениями ознаменовалось это время, напротив, много чего в доме Бьорна прибавилось. Например, откуда-то взялась посуда, да в погребе обнаружилась масса продуктов помимо вяленого лосиного мяса, оставленного там еще бабушкой Бьорна и с тех пор подозрительно пованивающего. Оно, кстати, тоже исчезло следующим же утром. Возможно, сам Бьорн ни о чем таком и не узнал бы, если бы не ходил с тупым выражением лица за значительно повеселевшей после переступления порога его дома рыжеволосой Гретой. Она отчего-то показалась ему наиболее подозрительной из всех гостей. Во-первых, она была женщиной, что само по себе вызывало недоверие - во всем Лиллехаммере и окрестностях была всего одна женщина, да и та была бородата, семидесяти лет от роду, и всем своим видом напоминала горного тролля (что, однако, не мешало баянисту за ней приударять, о чем также знал весь Лиллехаммер и окрестности). Во-вторых, Грета имела кое-какие физиологические особенности, а именно удивительно округлые формы, о которых весьма положительно отзывался баянист... Они вызывали у Бьорна особенные подозрения и заставляли постоянно исподволь таращиться на Гретины юбки. Всегда, Локи их раздери, длинные, в пол, юбки. Как будто норвежский ноябрь не был самым подходящим месяцем для того, чтобы... одеться несколько иначе. В-третьих, Грета не отпускала никаких шуточек об образе жизни Бьорна, а, надо заметить, что подобные замечания, судя по страдальческому выражению лица Гуннара, регулярно вырывались даже у несуществующей Анны. В общем, что-то с этой бабенкой было неладно. Особенно эта ее манера улыбаться. Бьорну. А еще подкладывать наиболее аппетитные куски баранины именно в его тарелку. И эта ее странная привычка восхищаться рогатым шлемом... кстати, кто его начистил?!
Однажды, чтобы избежать назойливой толпы, крепко обосновавшейся в его доме, Бьорн тайком ушел рубить дрова, воспользовавшись тем, что гости как раз куда-то запропостились. Однако в приспособленном для рубки дров сарае он обнаружил невесть как ухитрявшегося никогда не трезветь баяниста, задорно наяривавшего устрашающе громкую и разухабистую колыбельную, крепко спеленутого в дождевик Гуннара плюшевого викинга, а неподалеку и самого Гуннара, который с любовью смотрел на стену справа от него. Греты в помещении не было, значит, все было в порядке. И, кстати, хорошо, что плюшевый викинг нашелся.
- Ты че приперся, болезный? - перекрикивая собственную игру, проорал баянист. - Да еще и с топором! Ты как его поднял вообще?!
- Дрова закончились, - меланхолично сообщил Бьорн.
- Я в этом не участвую! Отдай топор этому детине! Эвона какие лапищи, только задничка подкачала! - прокомментировал фигуру Гуннара баянист.
Гуннар, однако, напрочь отказался участвовать в рубке дров, сославшись на то, что укачивает сына. И добавил, что вовсе он не наседка, из чего Бьорн сделал вывод, что Анна незримо наблюдала за этой картиной. Незримые женщины Бьорна ни коим образом не смущали. К тому же Анна, судя по описанию, данному Гуннаром и интерпретированному баянистом в свойственной ему манере, была норвежкой чистокровной, без возмутительно большой... округлости в некоторых местах. Расслабившись, Бьорн с наслаждением предался рубке дров. Гуннар с одобрением покивал и ласково сообщил пустоте:
- Наш мальчик - истинный сын Норвегии. Как сладко он засыпает под свист топора и гомон баяна... Ты права, милая, в Вальхалле пошумнее будет.
Проведя отпущенное Одином время в этой идиллической атмосфере, усталый, но умиротворенный хозяин вернулся в дом (оставив в сарае святое семейство и пьяно храпящего баяниста). С наслаждением смахнув со лба пот, отбросив топор, скинув с себя рубаху и начав расстегивать брюки, Бьорн вдруг услышал томный вздох и поражающий своим идиотизмом комментарий:
- О! Какой ты мужественный, сильный и красивый!
Бьорн в испуге уставился на невесть как возникшую в прихожей Грету. Та стояла неподалеку и ласково смотрела на него, прижимая к... некоторым частям своего тела кувшин. Кувшин был большой, округлый, гладкий, наверняка приятный на ощупь. Никогда, сколько себя помнит, не видал Бьорн таких кувшинов в своей прихожей. При виде этого сосуда на ум немедленно приходил мёд, которым доится коза Хейдрун, жующая в Валгалле листья Мирового Древа Иггдрасиль.
- Я живу на крутой горе в километрах от цивилизации. Собираю фигурки валькирий, видели мою полуторамертовую Брунгильду? Сейчас у меня гостит какой-то чертов псих с баяном, а еще вор плюшевых викингов. А иногда, - голос Бьорна прервался, - я смотрю любимые выпуски традиционной норвежской передачи про дрова на iPad... Меня сложно любить.
- Ты такой интересный мужчина... - с придыханием молвила Грета.
- Интересный мужчина - это третий слева дровосек на седьмой минуте вчерашнего выпуска традиционной норвежской передачи про дрова, - качая головой, горько сказал Бьорн. 
- Вечно с вами, педиками, так! - раздраженно выпалила Грета и гордо уплыла в сторону кухни, топнув ножкой.

- За туалетом я приметил водопадик, - хитро сообщил баянист утром третьего дня. - Купание голышом! Традиционная ноябрьсякая норвежская забава! - возвестил он, стягивая с себя трусы.
- Это не туалет, а охотничий домик моего деда, - меланхолично отозвался Бьорн.
- Откуда же там столько говна?! - изумился баянист, чья сопоставимая по размерам разве что с Осло задница уже угрожающе колыхалась в дверном проеме, как бы давая ответ на поставленный хозяином вопрос.
Еще не успела захлопнуться дверь за этим неистовым человеком, а Бьорн, искоса поглядывавший в сторону Греты, в свою очередь, не успел понять, отчего именно идея купания голышом показалась ему отнюдь не столь отвратительной, как все прочие затеи баяниста (чьим именем за прошедшие дни вынужденного сожительства никто так и не поинтересовался), как вдруг, опрокинув стул и стукнув кулаком по столешнице, Гуннар вскочил из-за стола и не свойственным ему ранее фальцетом заорал:
- Купание голышом, вши в Одиновой бороде! Эта жирная хромая кошка Фреи, конечно, не могла придумать ничего лучше после того, как намедни расстроила мой счастливый брак! Анна уехала! В такую непогоду! А вы сидите, как ни в чем не бывало, и даже в насмешку поставили для нее столовый прибор! И неудивительно, что уехала! Она никогда не терпела беспорядка! - пуще прежнего завопил он, поддев ногой валяющиеся на полу трусы баяниста.
- И когда она успела? - саркастически поинтересовалась Грета. - Вроде бы ночью вы довольно успешо делали четвертого сына. Помнится, она еще сказала, что в любовных утехах ты можешь соперничать с Локи, особенно в образе кобылы.
Гуннар и впрямь чем-то напоминал кобылу, его спутанная борода и два дня не встечавшиеся с гребнем буйные кудри не вызывали других ассоциаций.
- Ну конечно! - с болью в голосе заорал Гуннар. - Откуда взяться четвертому сыну, когда среди ночи в нашу спальню ввалилось это пьяное чудовище, и предложило подыграть мне в такт на баяне!
- А как она ушла? - устало поинтересовался Бьорн. - Вылетела в дымоход?
- С нее станется, - тяжело вздохнул Гуннар и опустился на диван.
Впрочем, спустя несколько секунд покинутый супруг вновь пустился в пространные размышления о своей семейной жизни. Из того, что он сказал, выяснились кое-какие подробности относительно Анны, и Бьорн с Гретой с удивлением узнали, как отвратительно вели себя по отношению к гостье - регулярно вваливались в душ, когда она купалась, ставили пустые кофейные чашки ей на колени, цинично отпускали мерзкие шуточки о том, что и не заметили, как она появилась, после того, как она два часа к ряду развлекала их анекдотами, - в общем, делали все для того, чтобы развалить брак Гуннара, в чем, очевидно, и преуспели.
- Вот теперь идите и сами ее ищите! - проорал Гуннар, и, чтобы подкрепить бескопромиссность своего заявления, в неистовстве сорвал со стены висевший на ней антикварный топор, и для убедительности замахнулся им на хозяина дома.
Бьорн понял, что лучшего предлога для того, чтобы предложить Грете прогулку, Один просто не мог ему послать. Юрко вскочив и ухватив девицу за руку, он ровным безэмоциональным голосом сообщил:
- Поищем.

Битых сорок минут молодые люди молча бродили по окрестностям, старательно вглядываясь в горизонт. Наконец, поняв, что пауза затянулась и интерес барышни к нему стремится к нулю, Бьорн внезапно, без предупреждения исполнил гимн Норвегии. Дважды.
- У тебя хороший голос, - с сомнением, явственно звучавшем в ее собственном, молвила, наконец, Грета.
- Я глуховат, - с обезоруживающей откровенностью и едва различимой смысловой нагрузкой пояснил Бьорн.
Помолчали.
- Знаешь, - вдруг решительным тоном произнесла Грета, - я давно хотела тебе сказать, что дождь не настолько сильный, чтобы жить у тебя в доме третий день.
- Я плохо разбираюсь в людях. Проклятые туристы всегда меня обманывают, - пожал плечами Бьорн.
- Но в погоде-то ты разбираешься? - раздраженно уточнила девушка.
- Я давно ни в чем не уверен.
Грета смерила спутника долгим взглядом. Настолько долгим, что Бьорн успел обойти ее кругом несколько раз, изгваздаться в грязи по уши и еще пару раз исполнить гимн Норвегии.
- Ты мне нравишься, - вдруг сказала Грета.
- В каком смысле?
- В том смысле, что здесь неподалеку есть прекрасное болото. Ты ведь знаешь, как нелегко девушке одной бродить по болотам в ноябре, самом романтичном месяце в году?

Погруженный в тягостные мысли Гуннар сидел на полу гостинной и меланхолично поглаживал древко топора. За окном завывал ветер и отдаленные раскаты грома извещали о приходе очередного ливня, именно между этими раскатами входная дверь скрипнула и распахнулась.
- Эй, хозяин, нечего дремать, коли оставил дверь незапертой! - громко произнес женский голос.
Гуннар вскочил с пола и встретился глазами с высокой темноволосой девушкой, показавшейся в дверном проеме.
- Анна! - кинулся ей на встречу он. - Ты вернулась!
Девушка удивленно подняла брови и смерила фигуру Гуннара оценивающим взглядом.
- Вот именно, что Анна, - возвестила она, и, на секунду замявшись добавила, - мы знакомы?
- Анна, - усталым тоном произнес блондин, коего девушка приняла за хозяина дома, - Сколько можно меня мучить! Можешь издеваться сколько тебе угодно, это не изменит того факта, что мы женаты и, клянусь бородой Одина, принадлежим только друг другу!
Девушка еще раз задумчиво оглядела блондина, и ни к кому не обращаясь, вполголоса отметила:
- Причесать, чуток подстричь бороду, разнообразить гардеробчик, ну, а в целом... - и уже более громким и уверенным голосом она добавила. - Отличная идея! Супруг, ты не иначе как знамения Тора ждешь, иди уже сюда и помоги снять плащ! Чайник поставь, я тащилась по этим топям два часа и изрядно продрогла. От сытного ужина тоже не откажусь. Ну? - девушка вопросительно взглянула на застывшего посреди гостиной Гуннара. - Кстати, как звать-то тебя, возлюбленный муж?
Гуннар принял плащ из рук девушки и, нежно оглядев ее фигуру, доверчиво протянул ей топор, с которым до сих пор так и не расстался.
- Видать, свадебные дары, - прокомментировала его действия девушка. - Веселая же меня ждет семейная жизнь.

Вернувшиеся спустя несколько часов Бьорн и Грета застали следующую картину: на диване сидела темноволосая незнакомка, голова Гуннара уютно устроилась на ее коленях, девушка задумчиво перебирала спутанную бороду чудаковатого блондина, топор занял свое законное место на стене.
- Анна, - представилась девушка.
- Мы в курсе, - меланхолично кивнул Бьорн, которого уже ничем нельзя было удивить.
Так он, по крайней мере, думал до вечера, пока Грета не доказала ему, что секс уместен не только в болоте.
- Ох уж мне эти ортодоксальные брутальные норвежцы! - нежно проворковала она сквозь шум водопада, прижимая его к стене охотничьего домика.

Ярко, задорно пылали в камине дрова и трусы баяниста. Пламя хищно взвивалось вверх, отражалось от лезвий топоров и наконечников копий. Анна рассеянно гладила новоявленного супруга по голове и потягивала глинтвейн, Гуннар с наслаждением принимал внезапно молчаливые ласки любимой женщины. Лишь изредка откуда-то из тьмы рокотал изумленный бас баяниста:
- Сидел, никого не трогал. Грозный Один не даст соврать, в кой-то веки пошел поссать без баяна. А там - вот тебе на! Вот тебе встрясочка! Сортир ходуном, баба визжит, что твой Локи в образе клячи! Это ж кто б про него подумал, что при такой тощей задничке...