Весь мир театр, а люди в нём суфлёры

      Я приехал в Москву, чтобы увидеть пингвинов на Эйфелевой башне. Сказать по правде, пингвины так себе – ни рыба, ни мясо, но сигареты хорошие. Как туристу мне полагались оперные ласты и ортопедический свисток. Первое я отверг по причине непереносимости лактозы, второе превратилось в полосатого кота и ускользнуло в сумку придорожной старушки, издревле торговавшей мяукающей галантереей. Говорят, в тот день её бизнес пережил небывалый ажиотаж, сумки разлетелись в два счета, а город наполнился истошным воем кошек. По улицам бродили очумелые модницы, хвастаясь модным звуком.
      – Ох, эта Москва, – сказал я шофёру, – плачу два счетчика, если высадите меня на крыше мавзолея.
      – О чем речь, товарищ, – прожурчал таксист – седеющий пучеглазый кенгуру в азиатском кимоно и с пластилиновыми ушами, – с тебя две вешалки, и мы в расчете. Довезу, как миленького, только не обмани. Вешалки я люблю качественные, такие, чтоб на века.
      – На века не уверен, но один раз повеситься можно.
      – Bellisimo! Felicita!
      Его дымящая сигара по форме напоминала стакан водки, сделанный не из стекла и наполненный квасом, она извергала облако дыма, словно жерло вулкана, и в этом облаке мне пригрезилась нигде не зафиксированная серия «Ну, погоди!», в которой заяц отлитый из полиуретана решает задачи по тригонометрии.
      – И как вам картезианский дуализм? – спросил кенгуру.
      – С пчелиным паштетом пойдёт.
      – Вы знакомы с полотнами эпохи ренессанса?
      – Я сам художник – рисую на туалетной бумаге коричневой гуашью.
      – И что они?
      – Говорят, я новый Эдвард Мунк, после лоботомии, в бифокальных очках и с изувеченным средним пальцем, которым я почесываю пятку, когда ступня чертит образы и сюжеты, достойные Пикассо, если бы его картины отксерокопировал  Клод Моне и сварил из них суп с петрушкой и фиалками.
      – Держу пари, вы первоклассный артиллерист! Не терпится в Эрмитаж – узреть ваши работы.
      – Я уже отправил туда бандеролью парочку Р-16.
      Такси совершило резкий манёвр, взобравшись по стенке, будто механический таракан с фальсифицированным техпаспортом. Над Красной площадью нависли красные тучи, и люди внизу тоже были какие-то красные. На крыше меня встречал хлебом да бальзамирующим раствором Вождь октябрьской революции. По случаю рандеву он нарядился в костюм клоуна и криогенный акваланг, рука его, крепкая, как дрессированная ласточка, сжимала китобойный гарпун.
      – Пойдём, мой друг, труба зовёт, – изрёк Ленин, – я видел в небе летающих косаток!
      И я покинул уютное и тёплое лоно такси, где мои ноздри услаждали ароматы дыма от сигары кенгуру – самого отзывчивого водителя на этой стороне галактики. Юдоль земная приняла обёртку моих лапок, плотно задраив задний шлюз, я провозгласил себя первооткрывателем крыши.
      – Весь мир – театр, а люди в нём суфлёры, – напутствовал шофёр, – бездарно воплощая свою роль, здесь каждый плодовит советом.

      4:48 22.11.2013