Страница из дневника
<…>
После ряда консилиумов, самым благоприятным вариантом врачи посчитали центральную часть России. Папе необходимо было поправить здоровье после очередного приступа болезни. И мы выбрали это место из-за чудесного пейзажа и рощи вековых дубов неподалеку. Но в первый же день в этой дубраве случилось то, что затем стало началом конца.
День выдался солнечный и теплый. Даже жарковатый для ранней осени. Мы приехали и до обеда успели разместиться в большом светлом номере, где окна казались рамами к величавым картинам природы. Открывшиеся виды манили быстрее покинуть дом и выйти на свежий воздух. После города здешний воздух казался густо пропитанным дурманящими ароматами цветов и трав, кружил голову первозданной свежестью, наполняя душу надеждой и счастьем. Было решено пройтись перед обедом, чтобы, по выражению мамы, нагулять зверский аппетит. Перебрасываясь отрывистыми фразами и любуясь природой, мы забрались довольно далеко в лес, когда папа, вынув карманные часы, сказал, что надо возвращаться. Чтобы в первый же день не заставлять себя долго ждать. Мы повернули обратно. И тут-то все и началось…
Солнце скрылось за набежавшей невесть откуда тучей, загремел гром. Зловеще зашумели огромные старые дубы. Ветер пригнул молодую поросль и с размаху бросил в нас дорожную пыль и обломки мелких веток. У нас оказался всего один зонтик на троих. Я растерялся, увидев испуг в глазах матери. Только папа держал себя в руках, приговаривая: «Еще есть время, мы непременно успеем до дождя». Все прибавили шагу, но вскоре поняли, что придется пережить надвигающийся ливень в лесу. Тогда мы раскрыли зонт и, обнявшись, встали под раскидистой кроной огромного дуба, сопротивляясь порывам ветра, обдававшим нас струями неожиданно холодного после дневной жары дождя. Гроза бушевала довольно долго, и все успели вымокнуть до нитки.
Когда дождь начал утихать, мама сказала, что надо спешить, чтобы скорее переодеться в сухое. Я бодро зашагал вперед, оставив родителям наш единственный спасительный зонт. Отец не мог идти быстро, он задыхался, но делал вид, что все хорошо, и изо всех сил старался поддержать разговор. Я слышал, как он, чтобы успокоить маму, чудесно описывал ей красоты природы. Во влажном воздухе, напоенном испариной от пропитавшейся дождевой водой земли, его голос звучал глубокой нежностью. «Посмотри, дорогая, – мягко говорил он, – как прекрасна тонкая кисея мелкого дождика! Каждая капля его – маленький бриллиант, сверкающий в первом луче солнца, бегущего из черного плена тучи. Я дарю это тебе. Каким дивным изумрудно – зеленым цветом окрашена мокрая листва могучих деревьев. Прозрачная пелена тумана впереди подобна занавесу на сцене жизни. Сейчас выйдет солнце, отдернется занавес, и хором запоют птицы, громко заявляя о себе миру… Осторожно, дорогая! Какая огромная лужа... Ставь ногу сюда – здесь посуше. Эти мокрые камни… Их острые края так опасны при падении. Разреши помочь тебе – дорогу развезло после дождя. Не поскользнись, обопрись на меня. Я, конечно, не так могуч, как эти вековые дубы, но еще стою довольно крепко и прямо». Так, посмеиваясь, они медленно шли рядом. А я еле сдерживался, чтобы не припуститься бегом за помощью, и спиной чуял, что случилось неладное... В ушах как приговор звучали слова нашего старого семейного доктора, обращенные к отцу перед отъездом: «Берегите себя. Вам, батенька мой, ни в коем случае, нельзя простужаться. Это смерти подобно».
<…>
Сколько времени прошло с тех пор. Сколько воды утекло… Но и сейчас, став уже маститым литератором, я, перелистывая свой дневник, со щемящим чувством тоски вспоминаю тот последний счастливый день, когда мы были вместе. Мама, папа, их близость и тревога друг за друга. Любовь, что соединяла этих людей и меня, тогда еще молодого человека, не умерла вместе с ними – она живет в моем сердце и пребудет там всегда.
Иван родства не помнящий.
Свидетельство о публикации №213112200825