Сразу, по ту сторону холмов

               

Монголия – аграрная страна…Монголия – аграрная страна…твержу, как детскую считалочку первые строчки из школьного учебника географии. И это, пожалуй, всё, что запомнилось. Ещё отголоском советского прошлого были дешевые дублёнки, которые радостные счастливчики везли из этой самой Монголии, но, в силу своего юного возраста, на тот момент, всей прелести этого я так и не ощутила.
 Монголия аграрная страна…рассматриваю гряду зелёно-сизых холмов, которые на горизонте переходят в самые настоящие горные хребты с заснеженными вершинами. А здесь, у берега озера, эти холмы совсем рядом.
И два крошечных силуэта движутся по верху, где огромное синее небо соединяется с изогнутой линией земли. Силуэт побольше явно принадлежит мужчине. Второй – чуть меньше и быстрее в движениях – скорее всего подросток.
 Из-за уступа скалы появляются ещё две человеческие фигурки – женщина и мальчик. Они спускаются в сторону озера. То, что это женщина можно распознать только по одежде. Она идёт немного впереди, шагая размашисто, уверенно ступая по извивающийся тропе. Вскоре откуда-то с обратной стороны холма, как рассыпанный горох появляются белые шарики. В начале их совсем мало – два-три –пять, но вот уже и сосчитать невозможно – как из разорванного мешка посыпались. Это овцы. Следом, взбрыкивая и скача по скалам, бегут рыжие козы. А самыми последними, неспешно и степенно раскачиваясь из стороны в сторону, выплывают сарлаки. Их длинная шерсть достаёт почти до земли. Издали  они напоминают задрапированных в длинные одежды важных вельмож.
 Эти люди – наши будущие знакомые – семья казахов, чей дом стоит сразу по ту сторону холмов. Сейчас, на закате, они собирают своё стадо и краем глаз посматривают на разноцветную россыпь наших палаток, которые прошлой ночью выстроились вдоль берега озера Толбо. Вокруг нет деревьев и высоких кустарников. Бесконечная синь воды, отражающей бесконечно синее небо, кажется сияющее-яркой на фоне псивых холмов, напомнивших складчатую шкуру стриженого верблюда. Пейзаж сказочно нереален. Откуда-то из области научной фантастики шестидесятых, когда пытались описывать другие планеты и новые межзвёздные миры.
 
 А на следующий день, примерно в это же время я, наклонившись почти в пояс, прохожу в низкую дверь. В юрте вкусно пахнет готовящейся едой, теплом и ребёнком. Оставив обувь у входа, ступаю на толстый слой войлока, который заменяет пол, а сверху ещё покрыт чистыми самоткаными дорожками.
 Гостей, то есть нас четверых, приглашают к столу. Он низкий и за ним можно сидеть прямо на полу, а можно на небольших табуретках. Меня, как самую взрослую из нашей компании, сажают справа от  старшего мужчины. Между нами Замзагуль, которая исполняет, в данной ситуации, роль переводчика, помимо своих прямых обязанностей фотожурналиста и создателя будущего фильма.
 Кроме нас, есть ещё гости– брат хозяина со своей женой и ребёнком. Привёз их на УАЗике уважаемый знакомый-водитель. Столько гостей в один день – двойная радость.
 Женщины моментально собирают на стол чай со всевозможными сладостями. Чай монгольский – с молоком и солью. А сладости русские и китайские – печенье, вафли, конфеты.
 Неспешный разговор ведётся на казахском. Наша умничка Зака (нежно-домашнее от Замзагуль) усердно переводит, стараясь сохранить местный колорит оборотов речи.  Говорит, в основном старший мужчина. Рассказывает про быт, про семью, обычаи. Вопросы задаёт редко, скорей из вежливости. Смотрит мне прямо в глаза. Я тоже стараюсь вопросы задавать не часто. Общение идёт скорее не вербально – понимание приходит из наблюдений за жестами, интонацией, мимикой собеседника. Слова вторичны, непонятны, а поэтому неважны. Он радуется, когда я не отказываюсь от их национальных, но не совсем привычных для нас блюд. Говорит незатейливые комплименты, мол, я правильная женщина, потому, что с удовольствием принимаю незнакомые для меня угощения традиционные для его народа.
 Казахская речь убаюкивает своей певучестью и размеренностью. Очарование добавляет мягкий свет в юрте и всё это вводит в состояние лёгкого транса.
 У хозяев четверо детей – два мальчика и две девочки. Первая и самая старшая дочь, учится в интернате, куда раз в неделю, собирает всех детей с окрестных стойбищ, школьный автобус. Два сына, лет 10-12, сидят рядом на железной кровати, покрытой пёстрым лоскутным одеялом курпе. Оба внимательно слушают и наблюдают за происходящим.  Самая младшая дочь мирно посапывает в древней деревянной колыбели, которую своими руками смастерил ещё прадед всего семейства.
 Вторая невестка приехала тоже с младенцем. Оба ребёнка просыпаются почти одновременно, кряхтя и требуя молока. Женщина, наклонившись над люлькой, кормит маленькую дочь грудью. Делает она это очень просто, но деликатно, не акцентируя внимания на столь интимном процессе, дабы не нарушать суровых мусульманских нравов, но и не устраняя своего присутствия из общего круга гостей.
 В долину опустились розовые сумерки, и из-за холмов показалось стадо. Все вышли на улицу. Наши фотографы кинулись снимать весь процесс вечерней дойки. Женщины ловили суетливых козочек и, схватив со стороны хвоста, быстро сцеживали молоко в зажатый между колен ковшик. Такую дойку мне приходилось видеть впервые. Всё это делалось так быстро и ловко, что уже через полчаса  стадо было загнано, а молоко слито и процежено (а процежено ли?).  Сарлаков вначале заводят в загон и там уже доят. Это очень странные, на мой взгляд, животные. Помесь коровы и яка. Огромная голова с большим блестящим носом и печальными глазами увенчана парой внушительных рогов. Медлительные и мохнатые они прекрасно чувствуют себя на высокогорных пастбищах при свирепом ветре и скудном рационе. Молоко их, в эту пору, немного горчит, скорее всего, от обилия полыни и отсутствия достаточного количества другой растительности в это время года. Весна ещё только начинается, и утро часто встречало нас снежком и корочкой льда на лужах.
 Потом опять приглашают к столу. Родственники хозяев уехали, а нас потчуют бешбармаком. На большом плоском блюде тонкими широкими пластами разложена готовая лапша. На неё кладётся кусками сваренное мясо нескольких видов – вяленая баранина, конина, свежая говядина. Кушанье едят руками, отсюда и название – бешбармак переводится, как «пять пальцев». Баранью лопатку объедают, аккуратно срезая с неё ножом кусочки. Угощают ею только дорогих гостей и уважаемых членов семьи. Это тоже традиция. Зака пытается перевести пословицу, смысл которой мы можем понять только приблизительно – нельзя грызть зубами баранью лопатку и глаз Аллаха. Возможно, в этом есть отголоски того времени, когда по костям животных гадали, а «глаз Аллаха», это некая аллегория, означающая взгляд в будущее, которое конечно не стоит грызть зубами.
 В котле, где варилось мясо, кипятят воду. На стенках осталось много вкусного жира и, конечно такому добру пропадать не стоит. Туда же добавляют щепотку чёрного чая, молока и соли. Вот и готов монгольский чай, который все мы пьём уже не без удовольствия.
  Посреди юрты - печка типа «буржуйки». Труба её выходит в небольшое окошко в центре потолка. Вдоль стен стоят кровати и шкафы. На тумбочке – плазма. Снаружи – спутниковая антенна. В каждом доме спутниковый телефон, стоимость которого в месяц, примерно такая же, как стоит одна бутылка кока-колы. Или 100 русских рублей. До ближайшего жилья несколько десятков километров.
 Уже прощаясь, стоя во дворе возле юрты, оставался один вопрос, который все-таки, зачем то нужно было задать….по закону жанра, что ли. И задали мы его нашей гостеприимной хозяйке: «Вам здесь не скучно?»... Она с блаженной улыбкой подняла глаза на нас, потом посмотрела вокруг на пёстрые весенние холмы, на бездонную синь озера, на бесконечно огромное небо и во взгляде её было столько счастливого удивления – неужели это всё мне? И всё моё…и всё я…
 
                07ня13.