Солнечный круг, небо вокруг

  1.
  Песню эту разучивали еще в младших классах.  С первых же строк, при первых же аккордах, Олесе представлялось бескрайнее голубое небо с жёлтым кружком посередине. С жёлтым, а не красным, как рисовали все дети вокруг. Красно солнышко же! А вот она, нарушая каноны детсадовского творчества, всегда рисовала желтое солнце. Во времена её детства все ребячьи картинки оформлялись одинаково. Что бы ни было нарисовано на альбомном листе – домик с трубой и палисадником, танки ли с самолётами, корабли, машины или принцессы с губками бантиком  и глазами на пол-лица – обязательно в верхнем углу помещалось солнце в виде четвертушки красного кружочка, окаймлённого брызгами красных же лучей. Размер значения не имел. Проще говоря, на рисунке ярко-красным карандашом закрашивался верхний уголок листа. Это и был канон. Варьировался он, по усмотрению автора, величиною и степенью «пушистости» светила. Упрямая с детства Олеся вместо красных уголков лепила посерёдке жёлтые кругляши. Тихий ужас соплеменников плавно переходил в восхищение. Недаром её рисунки с незапамятных времён признавались лучшими в любом коллективе.
  А почему, собственно, она вспомнила давнишнюю песню? Её ведь сейчас и не услышишь. Место, куда они только что приехали, мыслями обращало её к словам той песенки. Здесь, в обширном и бестолковом поселке дачного кооператива  «Тихий Дон», построенном четверть века назад в шестидесяти километрах от Волгограда, всё сошлось: и солнечный круг, и небо вокруг.
Если честно, ехать сюда не очень хотелось, их ждали в гости родители Олеси. Но старый товарищ умолял друзей составить ему компанию, и они согласились. И как странно, выезжая накануне из Подмосковья, она наблюдала там и сям грязноватые глыбы снега, притаившиеся в самых затенённых уголках, а ведь уже заканчивался апрель. Приехали на место – жара. И впрямь велика Россия-матушка.
  Милейшая Роза Петровна, продававшая дачу приятелю, нахваливала всё и вся, а Олеся молча дивилась на окрестности и понимала, что здесь хорошо. Участок находился на отшибе от остальных владений и даже не был полностью огорожен – только со стороны дороги. Распахнув дверцу машины, она глубоко вздохнула и опьянела от пряного духу. «Правда, здорово? – заметила хозяйка. - Я специально не трогала полынь. И Павлу Ивановичу очень нравилось». Олеся кивнула и, разглядывая невысокие белёсые кустики чудо-травы, зашагала за Розой Петровной к дому.
  На первый взгляд, участок выглядел довольно пустынным, на второй – обернулся полноценным садом. Больших деревьев не было, позднее она увидела несколько пней от старых деревьев. Рядом с домом обильно цвели две молодые вишни, поодаль – юная черешня; с десяток яблонь-подростков только набирали бутоны. Все плодовые деревья оказались не выше Олеси, и она мысленно окрестила площадку, засаженную молодыми деревцами, детским садом. На отдаленной границе участка, рядом с аккуратной будкой «кабинета задумчивости», роскошными розовыми цветами «хвалилось» невысокое дерево, позже опознанное как персиковое. Посреди сада располагался виноградник. Многие кусты с зимы еще оставались пришпиленными к земле, но хозяйка обратила Олесино внимание на появившиеся на побегах почки и объявила виноградник благополучно перезимовавшим. Она поделилась с Олесей правилами ухода за этими экзотическими для москвичей растениями и показала, как подвязывать лозу к специальным опорам. Потом проплыла мимо нескольких кустов плетистых (плетущихся, как выразилась сама Роза Петровна) роз, колючие побеги которых также следовало  расправить и подвязать к подобию шпалер. До приезда новой владелицы имения Олеся добросовестно старалась «записать» на собственную подкорку новые знания. Она с интересом ходила по пятам за хозяйкой, примечая затянутые свежими сорняками клубничные грядки, скудные рядочки цветущих тюльпанов и набравшие бутоны лилии и пионы. Самым высоким растением на участке оказалось притулившееся к забору двухметровое деревце, усыпанное чернильно-фиолетовыми гроздьями нераскрывшихся бутонов. Никогда доселе Олесе не встречался такой редкий оттенок сирени.
  Что сказать, и домик, и участок, и местоположение всем понравились. Особенный восторг у покупателей снискала примыкавшая к стоящей отдельно кухне веранда. Просторная, затенённая, с большим столом и длинной скамейкой. Цену просили смешную, и это добавляло шарма покупке.  Самое же главное, из-за чего она затевалась – возможность доброй рыбалки – не оказалось мифом. В шаговой доступности находились водоемы - водохранилище, пруды,  реки и речушки. Наличие автомобиля безгранично расширяло возможности. Будущий хозяин дачи, записной рыболов-спортсмен, был почти счастлив от таких перспектив, теперь не нужно ехать за тысячу вёрст с палаткой; возраст и кондиции уже не те.
  Роза Петровна предупредила, что иногда по утрам случаются сильнейшие ветры, и посоветовала повесить с северной стороны веранды огромное, как парус, плотное полотно. А ветер, словно подтверждая её слова и демонстрируя все свои замечательные таланты, задул, завыл и загудел. Пока готовилось чаепитие, Олеся с мужем, задыхаясь и выбиваясь из сил, боролись с громадой парусины, пытаясь её приспособить. Удалось, хотя не без труда. Всё это, заметьте, происходило на яростном весеннем солнце, распалившемся аж до двадцати восьми градусов. До полуобморока наглотавшаяся ветра Олеся с трудом удерживала мятущуюся ткань, подставляя её под хищные дюймовые гвоздочки и меткие удары мужниного молотка. В голове крутились слова старого радиохита: «Солнцу и ветру навстречу, на битву и доблестный труд, расправив упрямые плечи, вперёд комсомольцы идут!» Кажется, эту песню крутили лет сто назад именно на первомайские праздники, а сейчас и был канун Первомая. Мир! Труд! Май! Н-да, мир изменился давным-давно, май еще не наступил, остался только труд. Наконец парус укротили и превратили в тент, чай выпили, и хозяйка уехала.
2.
  Надо сказать, утро следующего дня доказало преданность делу обоих рыбаков. Муж Олеси проснулся за пять минут до звонка будильника, Борис, похоже, не спал вообще. Они тихо вышли из дома, выпили чаю и уехали на разведку. Снасти были приготовлены с вечера, поэтому сборы вышли недолгими и не потревожили чутких ушей Олеси. Она страшно удивилась, не обнаружив мужчин по пробуждении. Тем лучше. Страшась неимоверной жары, она и хотела встать пораньше. И все же утренняя свежесть показалась Олесе чрезмерной. Припомнив основы ландшафтного дизайна, она решила нарисовать план участка. Едва лишь она выбрала на листе бумаги место для домика и обозначила стороны света, потянулись паломники. Первым притащился сухощавый белоголовый старик с васильковыми глазами. Его дом, как он объяснил, стоял всего через две улицы. «Ничего себе, - удивилась Олеся, - в такую рань в такую даль…» Часы на мобильнике показывали восемь с копейками. Но ведь людские потребности не всегда совпадают с правилами приличия. Синеглазый визитёр поинтересовался, не новые ли это хозяева приехали, сообщил, что застрял на даче в ожидании супруги и остался без курева. Попросил сигаретку, получил три и вскоре ушёл.
Когда, где-то через час, явился другой сосед, тоже седовласый, но лет на двадцать моложе первого, и под конец презентации попросил закурить, Олеся усомнилась в таком качестве нового жилища, как уединённость. Зато она узнала, что в последнее время, после того, как исчез муж Розы Петровны, прежние хозяева наведывались сюда изредка. Пропал он, вероятно, в этих местах, пять лет назад просто не вернулся домой с дачи. Случай тот казался очень странным, поскольку пропавший был мужчиной интеллигентным, непьющим, да и заядлым рыбаком не слыл – то есть не входил ни в какие группы риска. Из рассказа Олеся поняла, что искали его долго, но безрезультатно. Счастливая и обаятельная Роза Петровна с потерей мужа поникла, замкнулась и потеряла интерес к даче.
Был и третий посетитель, крепкий мужичок лет пятидесяти, чей дом находился метрах в двухстах. Видимо, зная о намерении хозяев избавиться от участка, он зашёл просто из любопытства. Пачка Rothmans лежала на виду, и Олеся даже подвинула её к краю стола, но сосед не проявил к ней никакого интереса. После его ухода Олеся с надеждой обратила глаза к небу, посылая Высшим Силам мольбу об одиночестве.
  Облачившись в ну очень открытый топ, она подвязала, как учили, уже больше половины виноградных лоз. Виноградник начал обретать привлекательный вид, но работы требовал серьёзной. Каждый побег нужно было прикрепить к опорам в трёх-четырёх местах; расправленные экземпляры, веерообразно раскинув ветки, казалось, тоже взывали к небу.
 Тем временем солнце перестало стесняться, и Олеся почувствовала его жаркие объятья. Но это было так здорово – после затянувшейся зимы почти сразу окунуться в лето! Будучи вполне себе блондинкой, она не стала покрывать голову. Наслаждаясь терпким сухим воздухом и купаясь в лучах щедрого солнышка, она продолжала садовые работы.
Потом вспомнила, что не закончила свой план, и устыдилась такой забывчивости. Вернувшись на веранду, она зависла над бумаженцией в сомнениях: на черта, собственно, это нужно?  Как-никак участок засажен, а её никто ни о чём не просил. Но её дотошность была неистребима, и она стала обозначать  кружочками посадки вокруг домика с востока на запад, вписывая в них начальные буквы названий. П – пионы;  А – анемоны; В – войлочная вишня; Е – ель канадская… так, а это что за побоище? У самого забора совсем не аккуратненько образовался корявый пятачок со свежими следами корчёвки. Нагнувшись, Олеся разглядела крохотные звездочки листьев, пробивавшихся из земли. Люпины. Ах, да, Роза Петровна говорила, что не любит люпины; и хотя их сажал ещё Павел Иванович, она старалась изничтожить ненавистные растения.  А Олесе-то что! Она просто решила по возвращении своими почеркушками проиллюстрировать рассказ об участке молодой хозяйке, невестке Бориса.
  Солнце бесчинствовало на бирюзовом небосклоне. Олеся почувствовала, как набухли покрасневшие руки. Она не была белокожей и не боялась солнечных ожогов, но мало ли чем обернётся её сегодняшняя смелость – уж слишком злым было солнце. Запрокинув голову, она из-под руки взглянула на небо: похоже, время к полудню, да. И тени почти исчезли. Вдруг она вздрогнула от неожиданности:  по ту сторону забора стоял невесть откуда взявшийся  пожилой гражданин. Он пристально смотрел на Олесю, держась руками за штакетины. «Здравствуйте! – сказала Олеся. – Вы к кому?». Мужчина молчал. Она взглянула ему в глаза, он не отводил взгляда, но и в разговоры не вступал. У него было приятное лицо. Короткие седоватые волосы странно диссонировали с чёрными бровями и небольшими усами. И столько тоски было в его взоре, что сердце женщины болезненно сжалось. «Хотите чаю? Или сигарету?» - не получив ответа, Олеся бросилась к веранде. Как видно, в здешних местах табачок у всех быстро кончается, и это хороший повод зайти к соседям. Схватив зажигалку и пачку сигарет, она метнулась назад, но посетителя и след простыл. Удивлённая, она выскочила в распахнутую калитку и огляделась по сторонам, улица была пустынна. Странный человек воистину растаял, испарился. Но такого не могло быть, до соседнего дома он никак не успел бы добраться, даже бегом, до следующего ряда дач, по пересечённой местности – тоже вряд ли. Как сквозь землю провалился. Пожав плечами, Олеся направилась к дому.
  Вскоре вернулись довольные рыбаки. Точнее, довольным выглядел только муж; Борис, видно, рассчитывал на более богатый улов. Солнце яростно пекло до самого ужина. Счастье, что от него было где укрыться. Пока муж чистил рыбу, а товарищ готовил удочки на завтра, Олеся мыла посуду и рассказывала о дневных посетителях.  Она умела развеселить народ смешными подробностями, и мужчины смеялись её байкам, как анекдотам. Спать легли рано, стемнело быстро, несмотря на детское время.
   3.
  Она проснулась среди ночи от стука в окно. Может быть, Олеся решила бы, что это всего-навсего сон, но сердце забилось, как птица в силках. Она тихо лежала, прислушиваясь и убеждая себя, что это ветер, разыгравшись в ночи, стучит в стекло веткой вишни. Стук повторился, и стало страшно. Олеся не считала себя трусихой и давно избавилась от детских страхов, но на этот раз всё изменилось.  Ей не хватало смелости подойти к окну и раздвинуть гардины. Она  прислушивалась к мерному посапыванию мужа и отчаянно ему завидовала. Очень хотелось разбудить его, но она стыдилась своей слабости. Было бы намного проще, если б они заняли двуспальную кровать, но Борис ожидал приезда супруги, и Олесе с мужем досталась гостевая спальня с совсем уж пионерскими кроватками. Она села в постели, прислушиваясь к ночным звукам. С вечера она услыхала соловьиное пение и так обрадовалась, словно выиграла билет на представление Цирка дю Солей. Дома к ним тоже прилетал соловей и селился в дальнем углу сада, но не каждый раз. Видно, на соловьёв, как и на яблоки, тоже бывают урожайные и неурожайные годы. Да, но сейчас соловья не было слышно. Она вообще не слышала никаких птиц и, к стыду своему, не помнила, поют ли по ночам ещё какие-либо птицы. Совы ухают, да, но это трудно назвать пением.
  Когда в окно постучали в третий раз, Олеся рухнула на кровать и натянула одеяло до подбородка.
- Петь, - тихо позвала она мужа.
- А!
- Ты не слышал? В окно стучат.
- Нет-нет, - послышалось из глубины комнаты, и она не поняла, был ли это ответ на её вопрос или сонное бормотание супруга.
- Кто-то стучит в окошко, и мне не по себе. Оно не уходит.
- Кто – оно? – Пётр, кажется, стряхнул с себя остатки сна.
- Да кто его знает! – тревожно ответила Олеся.
Муж встал, подошёл к окну, отвернул занавеску.
- Никого нет.
- Тогда кто же стучал?
- Ща посмотрю, подожди.
Ухватившись за уголок пододеяльника, Олеся подобрала ноги, хотя коечка была совсем низенькой, и там никак не мог поместиться «тот, кто под кроватью».
Вернулся муж. Не зажигая света, подошёл к Олесе.
- Никого нет.
- Сильный ветер?
- В том-то и дело, что ветра нет. И никакого дерева у окошка. До вишни там, наверное, метра полтора, а ёлочка ближе к углу.
- Кто же тогда стучал?
- Показалось. Давай-ка спать. Вставать рано, - Пётр потрепал Олесю по щеке, укладывая её голову на подушку. Прикрыл жену одеяльцем, громко зевнул и отправился восвояси.
Как ни странно, уснула Олеся довольно быстро.
  4.
  И опять она не слышала, как проснулись и ушли на рыбалку мужчины. Наскоро выпив кофе, решила посмотреть на «место происшествия».  Слова мужа подтвердились: не было под окном ничего такого, что могло бы издавать стук – ни в ветер, ни в дождь. Невысокий стожок зацветшей войлочной вишни находился ближе к терраске, и его ветки не дотягивались до стекла, а миниатюрная канадская ёлочка была Олесе по пояс и росла далеко от их окошка.
  Начинался новый день, и солнце, приподнявшись над горизонтом,  не успело еще развеять золотистой утренней дымки. Ей нравились длинные ранние тени, бороздившие сад «против шерсти» и придававшие ему непривычный облик. Вроде ерунда, но в эти короткие часы Олеся чувствовала себя Алисой в Зазеркалье. Мир вокруг, по сути оставаясь прежним, казался новым, неизведанным. К сожалению, время летит быстро и ближе к полудню картина менялась, принимая привычные черты.
Нужно было закончить с виноградником, следующие на очереди – плетистые розы. А к вечеру ожидалось пополнение – Светлана, жена Бориса, и их сын – поэтому Олесе предстояло наготовить еды побольше.
  Она уже подвязала почти все кустики винограда, возлюбив каждую лозу, и собиралась заняться розами, когда у штакетника возникла вчерашняя фигура, её молчаливый последний гость. Олеся распрямилась и, прищурившись, стала вглядываться в пришельца. Это точно был он, она не могла ошибиться, до него было не больше двадцати метров. Так они и смотрели друг на друга какое-то время. Женщина терялась в догадках, за какой надобностью пришёл старик. Словно очнувшись, она тряхнула головой и решительно направилась к забору. То, что произошло далее, не поддаётся никакому анализу. Она упала на ровном месте. Грохнулась, рухнула, свалилась как подкошенная. Что это было, может, солнечный удар? Солнце стояло в зените, почему нет? Но она вообще не склонна была ни к обморокам, ни к такой реакции на солнечную активность. Даже в Крыму, на пляже, в разгар дня она не надевала панаму и не пряталась под навес. А тут… хотя на то он и удар, чтобы случиться неожиданно. Поднимаясь с земли, Олеся поморщилась: правое колено саднило – приложилась как следует, несмотря на плотные бриджи.
Она так и не поняла, что произошло. Не обнаружилось никакого препятствия, о которое можно было бы споткнуться, мелкий садовый инструмент лежал в стороне, грабли и тяпка за ненадобностью томились в кладовке. Тут она вспомнила, чему обязана своим порывом, так бесславно закончившимся. У штакетника никого не было. Голова гудела. Она прошла на кухню и с жадностью выпила кружку ключевой воды. Это, без сомнения, принесло облегчение физическому телу Олеси, но её мыслительный аппарат работал явно в аварийном режиме. «Ну, кажется, началось, - грустно подумала она, - уже и глюки попёрли». И с чего бы это? Она, конечно, не девочка уже, пятый десяток разменяла, но болезней у себя ещё не нашла и никаких лекарств не принимала. Так что побочных эффектов наблюдаться не должно.
Плюнув на сельхозработы, Олеся решила сменить сферу деятельности и отправилась на кухню. Там было всё что нужно: старенький, но рабочий, холодильник «Саратов», вполне приличная газовая плита и целая куча продуктов. Что ещё нужно для счастья доброй хозяйке? Рыбаки вернулись как раз к обеду.
- Ну, как? – громко спросил Пётр. – Были сегодня гости?
- Нет, - помотала головой Олеся.
Как-то не хотелось за обедом обсуждать свои дела  и делишки. Но когда муж зашагал к дому, она потянулась за ним. Выслушав Олесю, Пётр задумчиво посмотрел на окно.
- А не могло тебе это показаться?
- В смысле – причудиться? Нет. Я даже лицо его узнала. Это что, призрак?
- Чей призрак, и почему он приходит к тебе?
-  Да какая разница? – Олеся пожала плечами. - Приходит и всё. И возможно, не ко мне, а сюда.
- То есть в этот дом?
- В этот дом или сад.
- Ну не знаю.
5.
Тут с улицы донеслись звуки подъезжающего автомобиля, это приехали остальные.
Борис заметно повеселел. Светлана сразу же пошла знакомиться с участком, а мужчины принялись разгружать машину. Олеся присоединилась к подруге. Показав ей посадки, она поняла, что Светлана довольна.
После продолжительных посиделок с обсуждением перспектив женщины вернулись в сад. Вооружившись тяпкой, Света взялась за грядки с клубникой. Её хватило минут на тридцать, но очищенные от сорняков делянки очень радовали глаз. Она с удовлетворением оглядела обработанный Олесей виноградник, похвалила её золотые ручки и «назначила» главным садоводом.
- Или агрономом? – засмеялась она.
- Да без разницы – хоть цветоводом, хоть виноградарем, - ответила Олеся и показала подруге крохотные завязи виноградных гроздочек, такие малюсенькие, не больше сантиметрика.
 Вот что творит солнце! А ведь еще вчера на побегах лишь кое-где виднелись скромные зеленоватые почки. Дамы поумилялись, разглядывая будущий урожай. Даже в таком зачаточном состоянии грозди различались цветом, и не трудно было угадать, где тут сорта темного винограда, а где – белого. Юные яблоньки, усыпанные бутонами, тоже восхитили хозяйку.  Более же всего её интересовали цветы. Она обожала пионы, лилии и розы – их было предостаточно на участке – вот такой приятный подарок ожидал Светлану. А Олесю удивило, как подруга нахмурилась при виде люпинов. За два дня побеги заметно вытянулись и стали вполне опознаваемы. Света взмахнула тяпкой: « Терпеть не могу люпины! Какие-то кладбищенские цветы. Ну их!» И подсечённые недоростки попадали на землю. Олеся же не имела ничего против люпинов, считая их благородными растениями. Но хозяин – барин.  Светлана собрала поверженные стебельки и отнесла их к компостной яме. Мужчины оживлённо обсуждали свои рыбацкие проблемы, сдабривая дебаты местным тёмным пивом.
 Невысокое солнце стремительно катилось к закату. Недолгие сумерки сменила ночная тьма.
 Пётр и Олеся, прогуливаясь по дорожкам сада, любовались небом. Звёзды, пришпиленные к чёрному бархату небесного купола, переливались крупными алмазами и казались удивительно близкими. Укрепившись в мысли, что завтра их ждёт ещё один солнечный денёк, с лёгким сердцем пара отправилась спать.
6.
 В сауне было слишком жарко. И вообще, она впервые находилась в таком странном заведении. Сауна состояла из четырёх помещений, примыкавших друг к другу. Именовались они по сторонам света – «восток», «юг», «запад» и «север». Из одного отделения в другое можно было попасть через двери. Никакой печи не наблюдалось. Жар исходил из-за спины: по периметру всей сауны, за деревянной решёткой, замкнутым  контуром тянулась стеклянная трубка, по которой перемещался огненный шар. Чем дальше слева направо передвигался этот сгусток энергии, тем горячее становился воздух; достигнув апогея на «юге», к «северу» жар заметно спадал. Начинать процедуру следовало с отделения «восток». На каждый отсек отводилось по пятнадцать минут,  это время отмеряли песочные часы, висевшие у входа. Далее нужно было перейти в отделение «юг», потом – в комнату «запад». И заключительная часть процедуры – перемещение в комнату  «север». Именно в таком направлении и двигался горячий шар по стеклянной трубе. Неизвестно, кем был придуман и заведён порядок посещения этой сауны, но надо было поступать именно так и точка!
Олеся уже перебралась в отделение «юг» и едва терпела жар. Пекло лицо, шею и плечи. Она накинула на голову полотенце и раздумывала, как бы ускользнуть отсюда, не дожидаясь истечения времени, как вдруг послышался лёгкий стук. Она поднялась с сиденья, чтобы распахнуть дверь, и с облегчением проснулась.
  Полутёмная спаленка радовала прохладой. Слегка горели лицо и тело. Женщина провела рукой по плечам и шее – весьма чувствительно, но не более того. По-настоящему ничего не болело. И тут опять раздался стук. Олеся встала с постели и подошла к окну. На небе догорали последние звёзды. В предутренней синеве, за невысокими кустами терновника, просматривался бесхозный пустырь. Никого и ничего больше. Прижавшись лбом к стеклу, Олеся пыталась разглядеть войлочную вишню и миниатюрную елочку, но тщетно: взгляд до них не дотягивался. Открывать окно не хотелось, но она знала, что внизу плотной гурьбой толпится целый выводок молодых лилий с наметившимися бутонами.
Не сказать чтобы сегодня было страшно, как прошлой ночью, да и неприятные ощущения вызывал, скорее, тягостный сон, а не реальность, какой бы странной она ни казалась. Олеся не стала будить мужа, но он каким-то чудом проснулся сам. Потянулся за бутылкой «Нарзана», заметил стоящую у окна жену:
- Что, опять?
- Ага, опять стучали. Но никого нет.
- А я почему не слышал?
- Да что ты! Тебя же из пушки не разбудишь.
- А негритянский оркестр? – улыбнулся Пётр.
- Этот бы разбудил, да где ж его взять!
- Что же делать? Пойти посмотреть… или не идти?  Борюсики завтра едут к нотариусу оформлять купчую. А я хочу проверить одно рыбное место.
- Давай спать, - поёжилась Олеся, - пускай стучат. Не буду бояться.
- Ну и молодец! Правильно, - Пётр откинулся на подушку, и через минуту, слегка похрапывая, отчалил в царство Морфея.
Олесе оставалось последовать примеру мужа.
7.
  Приятно дарить радость и веселье любимым, особенно по утрам. Пётр признался, что Олеся сделала ему день. Он подвёл к зеркалу упиравшуюся супругу, она не любила смотреть на себя с утра. Действительно смешно: на бронзовом лице, вокруг глаз, заметно выделялись светлые пятна. Солнышко на пару с защитными очками потрудились на славу.
- Панда как она есть, - криво улыбнулась Олеся.
Пётр, смеясь, привлёк Панду к себе и поцелуями покрыл её глаза и лоб: "Панда - негатив".
  Сегодня впервые состоялся большой завтрак. На веранду подтянулась вся компания. Народ оценил новое лицо Олеси, но как-то быстро переключился на насущные дела. Светлана предложила мужчинам сковородку жареной картошки с яйцом. Не подписался только Пётр; дамы ограничились кофе с сигареткой. Света вдруг сделала круглые глаза:
- Да, чуть не забыла! Вчера, когда передвигали кровать, нашла фотку, - она побежала к дому.
- А что, Боря, кровать ваша не по фэн-шую стояла? – осклабился Пётр.
- Да бог его знает, Петенька, - пожал плечами Борис, - Светке видней. Мне-то один фэн-шуй, как кровати стоят.
  Подошла Светлана и протянула Олесе чёрно-белую фотографию. Ничего особенного, обычное семейное фото: мама, папа и ребёнок. Судя по всему, снимку было много лет. В молодой женщине Олеся без труда распознала Розу Петровну, мужчина – видимо, её муж, а девочка – дочь. Ей не потребовалось даже напрягать зрение, чтобы заметить необычайное сходство мужчины на снимке со странным молчаливым гостем. Конечно, на фото он был ещё молодым, с тёмным волнистым чубом, но глаза, нос, а главное – те же самые характерные усы – всё указывало на то, что это был он. Олеся молча разглядывала снимок, и Свете чуть ли ни силой пришлось разгибать её пальцы, забирая фотографию:
- Давай. Это хозяйская фотка? Борис говорит, это Роза Петровна. Хочу ей вернуть. А ты чего это так прилипла к картинке? Мужичок понравился? – засмеялась подруга. – Петюша лучше. Правда, Петрович?
- Свет, потом расскажу, ладно? Вам ехать надо, - вышла из оцепенения Олеся.
Раздался автомобильный сигнал, у Бориса с Яном кончалось терпение. Светлана на ходу, на ощупь, докрашивая губы, поспешила к машине. Олеся только головой покачала, у неё этот аттракцион никогда не получался.
Пётр тоже собирался отъехать. Сложив в машину последние рыбацкие необходимости, он смачно хлопнул дверцей багажника и помахал жене рукой:
- Прощай, Малыш Панда!
Панда показала мужу язык. Облако пыли буруном взвилось за мужниным авто  и превратилось в лёгкую жёлтую кисею.
  8.
  Всё. Опять одна. Она с тоской посмотрела в сторону веранды. На столе высилась гора немытой посуды. Жаль, некому было полюбоваться, как Малыш Панда справилась с этой напастью.
Надеясь привести лицо в нормальное состояние, Олеся не стала надевать тёмные очки. Она облачилась в купальник и бриджи, удовлетворённо разглядывая свои коричневые руки-ноги. Сегодня она планировала покончить с виноградом. Не обихожены  всего две небольшие лозы у дорожки, а это – мелочь по сравнению с проделанной работой.
  Ну вот, осталось подвязать огромный куст плетистой  розы, поджидавший её с западной стороны веранды. Но, оказалось, закончился шпагат. К счастью, в одном из кухонных ящичков обнаружилась капроновая тесьма. «Сойдёт», - обрадовалась Олеся. Она присела на низенькую скамейку спиной к забору и, подставив лицо ласковым лучам, отрезала от большого мотка годные на подвязку ленты.
Стояла тёплая безветренная погода. Солнце, зависнув на небосклоне раскалённым белым шаром, не достигло ещё зенита, но Олеся поняла, что не выдержит долго без козырька или защитных очков.
Перед нею высилась уже приличная горка обрезков тесьмы, но она машинально продолжала орудовать ножницами. Как вдруг ощутила холодок между лопатками. Женщина обернулась и увидела за забором давешнего старика. Ссадины на колене заныли. «Что вы хотите?» – нервно выкрикнула Олеся.
«Может, он за фотографией пришёл? Да ну, глупости», - она не знала, что и подумать. Совершенно некстати вспомнила, что не убавила огонь под кастрюлей с курицей, и подскочила как ошпаренная. Курица варилась на самом малом огне. А это, товарищи, склероз. Олеся с досадой выбежала из кухни. Старик испарился.
Собственно, а был ли на самом деле старичок? Теперь не уверена. Там, где он стоял, на заборе  пестрел домотканый половик. Света, наверно, вывесила.
«Игры разума, - спокойно подумала Олеся, - или оптический обман,  выбирай сама. И впрямь северному человеку вредно длительное пребывание на солнце».
  Летний водопровод обещали запустить только ко дню Победы, а посему желающие освежиться обходились тазами и ковшиками.  Чтобы привести мысли и чувства в порядок, Олеся устроила себе большие водные процедуры. Притащив в кабину бездействующего  душа огромную пластиковую лохань и кучу баклажек с водой, она вымылась с головы до ног прохладной водицей. Боже, какое облегчение! А всё-таки здорово она загорела, не поскупилось солнышко. А то, что средняя часть фигуры осталась «неохваченной»  – сама виновата. Тут уж или плюй на комплексы и ходи в раздельном купальнике, как Света, или довольствуйся малым.
  Наскоро промокнув волосы и накинув лёгкую тунику, Олеся занялась плетистыми розами. Толстые резиновые перчатки помогали мало, и руки были основательно исколоты. Но зато розовые кусты, тщательно расправленные по шпалерам, радовали глаз и сулили в будущем райские уголки. Шипастые побеги живописно извивались на фоне белеющей парусины, защищающей веранду от стихий.
Она полюбовалась плодами собственного труда и поняла, что это хорошо.
Участок принимал цивилизованный вид, вот только один кусочек земли Олесю не устраивал. Она принесла тяпку и совок и убрала истерзанные люпины подчистую. Затем разровняла землю и подготовила лунки. Внезапно поднялся страшный ветер, небо затянулось тонкой серой плёнкой. Под первыми каплями дождя Олеся откопала несколько лилий и пересадила их на новое место. Она выбрала самые крупные и стройные экземпляры, и теперь на месте корявого пятачка красовался аккуратный цветник. Утрамбовав почву вокруг переселенцев, Олеся потянулась к лейке: «Теперь – полить». Дождик её не смущал, потревоженным растениям лишняя влага не повредит.
  Так же внезапно ливень кончился, выглянуло солнце. «Давай, давай, теперь твоя очередь», - обратилась Олеся к светилу. Она стряхнула с листьев капли дождя, чтобы не было солнечных ожогов, и пошла переодеваться в сухое.
9.
  В начале пятого Олеся управилась с обедом, а тут и едоки подтянулись. Петру улыбнулось рыбацкое счастье, и он сиял, как новенький пятак. С десяток крупных подлещиков, вываленных в эмалированный таз, уплывали в сонную даль, а Светик с хищной улыбкой распаковывала походную коптильню.
Друзья завидовали Олесиному загару и, кажется, не замечали изъянов на её лице. И лишь Петрович продолжал называть супругу Пандой. Борис радостно сообщил, что все дела с куплей-продажей улажены, и теперь они полноправные хозяева фазенды.
- А фотографию не забыли отдать? – вспомнила Олеся.
- Отдали, - улыбнулась Света.- Они так обрадовались – и Роза Петровна, и Лиля. Лиля – это дочка Розы Петровны, обе такие чудные. Вот есть же люди! Слушай, Леся, а что ты мне утром хотела рассказать?
Олеся, стараясь не упускать подробности, выложила историю о неразговорчивом госте, рассказала и о ночных стуках. Пётр подтвердил её слова. «Ничего себе, - покрутил головой Борис, - какие страсти-мордасти! А молчала как рыба об лёд». И над столом повисла тишина.
- А ты уверена, что на снимке был тот же человек?- встрепенулась Светлана.
- Конечно. У меня, видишь ли, фотографическая память. Я даже детсадовских друзей узнаю через много лет.
- Я свидетель, - вставил Пётр, - она как-то в сорокалетнем дядьке признала товарища по пионерлагерю.
- Даа-а, интересная история, - задумалась Светлана.
- Да ну, девочки, вы что же, верите в привидения? – усмехнулся Борис.
- Я верю! – энергично закивала Света.
Олеся, приложив руки к пылающим щекам, поднялась из-за стола:
- Тут хочешь-не хочешь – поверишь. С психикой у меня никогда проблем не было.
- Точно-точно! Я как медик могу это подтвердить, психика у Олеськи железная, - вступилась Светлана. - Но зачем же он приходил, не из-за фотки же?
Ян и Пётр, разливая по кружкам «Сибирскую Корону», делали друг другу страшные глаза.
- Кстати, - Олеся повернулась к подруге, - я тут небольшую перестановку сделала. На место люпинов посадила лилии. Посмотришь?
  Светлана светилась от счастья. Плетистые розы, расправив побеги, готовились к новому сезону; пионы и лилии, очищенные от сорняков, дружными группами разбрелись по участку. Крепкие кустики чайно-гибридных роз, слегка покачивая тёмными глянцевыми листьями, то тут, то там топорщились остриями многочисленных бутонов. Из последних сил доцветали  тюльпаны, в агонии выворачивая наизнанку свои чашечки.
 Олеся сходила в дом за  своим планом. Она аккуратно вписала в кружочек букву «Л» -лилии. Пометила на плане портулак и астильбы, пробившиеся из земли рядом с пионами и стайкой анемонов.  Светлана с любопытством заглядывала ей через плечо. Вдруг она ухватила подругу за руку:
- Ну-ка, ну-ка! Смотри, что получается: пионы и портулак – это «П»; анемоны и астильбы – «А»; войлочная вишня – «В»; ель – «Е»; лилии или люпины – «Л».  «П а в е л»! Он специально так растения посадил.
- Да ну, мне кажется, это совпадение.
- Какое же совпадение? Вот он и приходил, когда я люпины выдрала. Беспокоился, что я нарушила его задумку.
- До тебя ещё приходил. Хотя да, первая-то Роза Петровна на них ополчилась. Что же он только своё имечко так запечатлел? А где жена, дочка? – Олеся принялась выискивать закономерности в посадках.
Светлана горячилась, наступая подруге на пятки:
- А зачем? Ты посмотри, тут кругом одни розы да лилии. Других-то цветов и нет почти. Зачем ему ребусы составлять, когда открытым текстом сказать можно. Смотри: розы такие, розы сякие и лилии – везде. Правильно, жена – Роза, дочь – Лилия. А своё имя он из скромности зашифровал, чтобы в глаза не бросалось. Классный мужик! Был.
- Здорово! – улыбнулась Олеся. – Какая ты умница! А я тоже розы и лилии люблю. У меня их много.
- И пионы, и астильбы у тебя растут тоже – а вот это уже совпадение.
Подруги обогнули дом и ещё раз прошлись вдоль загадочных посадок.
Вдруг Олеся остановилась:
- Ты смотри, сон-то мой про сауну вещим оказался. Там ведь тоже нужно было с востока на запад двигаться. Как у Павла Ивановича.
- Это не у Павла Ивановича, это у природы. Солнце встаёт на востоке и садится на западе. Знаешь же, оно по кругу ходит, Панда, - рассмеялась  Света.
  Нужно ли говорить, что отныне Олесю никто не беспокоил – ни днём, ни ночью. Ну, разве что изредка наведывались страдальцы за сигареткой.
Хотите – верьте, хотите – нет.