Сто тысяч

Тогда тоже была осень, а у меня случился подлейший абсцесс: врач скорой, спасая меня от передозировки, забыл, видимо, помыть руки перед тем, как сделать укол. Сначала я ничего не чувствовал, а потом зад стало дёргать и появилось общее недомогание.
Заподозрив неладное, посмотрелся задницей в зеркало, а когда увидел - как же она распухла, измерил температуру. "Лучше бы я сдох от передоза" - сетовал я, готовясь к операции.
Проанестезировавшись, прокипятил инструмент: скальпель, ножницы, пинцет. Установил трюмо, настроил лампу, надел белую сорочку и косынку. И тут зазвонил телефон:

- Здравствуйте, я от Романа по поводу Роллана. Меняете? Помимо Роллана, есть ещё Ремарк с Чонкиным. Могу подъехать?

- Сейчас не совсем удобно, у меня через пять минут операция.

- Если вы доктор, могу подождать, а если пациент, то настаиваю на встрече до того. Пригодится вам Роллан после или нет – только богу известно, но то, что в городе есть и здоровые букинисты – это наверняка.

- Хорошо, подъезжайте. Пишите адрес. Во что вы одеты? Клетчатые брюки, клетчатая восьмиуголка, коричневый саламандер, пакет "мальборо"… Достаточно. Ровно в шесть встаньте у беседки во дворе и замрите лицом к фасаду дома номер пять, ориентируясь на третьи этажи. Я вас рассмотрю и, если не увижу ничего подозрительного, дам знак.

Помню, как несколько минут с завистью изучал крепкую спину Роллана в бинокль - меня-то самого к тому времени тяготы бытия согнули в тощий крючок, затем коротко свистнул три раза. Он оглянулся. "Сообразительный" - подумал я и поманил:

- Поднимайтесь на второй, в четвёртую.

- Здравствуйте, я от Романа, простите, что не вовремя… - с порога оправдывался гость.

Но мне было не до этикетов:

- Бросьте, я не знаю никакого Романа. Показывайте.

Он разложил принесённое на кухонном столе, но меня было не так-то просто удивить:

- Шесть ролланов - шесть модильяни. И не говорите, что где-то дают больше. А это что? Издеваетесь? Вы бы ещё мурзилку принесли… А Ремарк где? Ну, вот когда будет, тогда и поговорим! - отрезал я, потирая зад.

- Минуточку. Роман мне сказал, что у вас один к полтора. Альфред подтвердит, если вы мне не верите. Может, договоримся? Чонкин тогда - в подарок.

- Альфред – это я, до свидания. Итак задница разламывается, ещё вы мне тут… - уже не скрывал своего раздражения, я всхлипнул: - Врачам никакого доверия, понимаете? Посмотрите, что они со мной сделали. Неужели они думают, что после такого я прибегу к ним?!

- Вах-вах, - зацокал Роллан: - Может, вам ассистент нужен, вам самому не с руки будет. Готов помочь, если достигнем консенсуса: один к двум, Чонкин в подарок, и анестезия ассистенту за счёт заведения.

- Экий вы хитрец! - постепенно я проникался доверием к гостю - было в нём что-то располагающее, интеллигентное: - Что ж, тогда, приступим.

Выдал новому знакомцу комплект стерильной одежды: голубую сорочку и косынку, потом сделал ему анестезию, а себе, как пациенту, выписал повторно.
Перед операцией решили выпить чаю. Оказалось, что чай пить не с чем. Стало неловко. Пришлось сбегать в булошную. Выпили чаю с баранками, закурили. Завязалась непринуждённая беседа.

- Не слишком ли вы серьёзно относитесь к своему здоровью, Альфред? - осмелев от героина и чая, сокращал дистанцию Роллан: - Что даст вам эта операция, даже если она пройдёт успешно? Я, например, знаю, что умру очень скоро, но не собираюсь ничего менять, - и, округлив рот, выпустил одно тонкое аккуратное кольцо, затем второе и продолжил: - Кажется, я уже прожил всю свою жизнь – вот здесь, понимаете? – он постучал по темечку: - Смысл жить дольше?

- Коллега, - парировал я, - фатализм чужд мне по природе своей. Не знаю, кто вам ближе – Юнг или Ницше, но лично я отвергаю всякое влияние неосознанного и бессознательного: вижу приятие этих иллюзий за догмы, как трусливый уход от ответственности за самоё себя. Вы молоды, импульсивны и неустойчивы, а я – старый материалист, знающий наизусть первую главу Das Kapital. Вы ещё желаете со мной полемизировать, друг мой? - я выпустил пять колечек, а, выпустив шестое, добавил: - Но моё неверие в судьбу не отрицает существование бога.

- Коллега, при всём уважении к вашему почтенному возрасту, а на вскидку вам за тридцать, а мне всего двадцать два; хочу выразить сомнения на предмет вашей уверенности и задать вам вопрос в лоб: неужели вы думаете, что вам удастся изменить свою жизнь настолько, что вы никогда с горечью не вспомните о сегодняшнем разговоре?

- Мой юный друг, - я откровенно наслаждался своим преимуществом: - в мире нет ничего завершённого и предрешённого, человек же - всего лишь форма бытия, обусловленная индивидуальностью сознания. Если сознание настроено на поражение перед абстрактным лицом некого фатума, то так тому и быть. В противном же случае, сознание в нужный момент, благодаря животному инстинкту самосохранения, трансформирует форму в ещё более жизнеспособную.

- Другими словами, Альфред, вы хотите сказать, что предшествующая абсцессу передозировка, это не первый знак из тех трех неизбежных, что так любит создатель, а напротив, его предупреждение о возможности возникновения третьего, рокового, в случае пренебрежения первыми двумя?

- Ха-ха-ха, коллега… Готов поспорить немедленно, что после операции, а успешный исход её вне всяких сомнений, я не просто смогу поменять свой образ жизни, но добьюсь высоких жизненных показателей в жестоком и, чуждом моей душевной организации, социуме.

- Вы смелый человек, Альфред, делая такие громкие заявления, вы рискуете пополнить ряды тех смельчаков, что бросали вызов судьбе и проиграли, - тут он азартно подмигнул: - На что спорим?

- На сто тысяч. Но, вы же сказали, что скоро умрёте, тогда как же вы удостоверитесь в достигнутом мной результате, и как я получу свой выигрыш?

- Дорогой Альфред, если вы окажетесь победителем, вы получите свой выигрыш, клянусь вам. А если проиграете, то принесёте эти деньги на мою могилу. Клянётесь?

Мы ударили по рукам и приступили к вскрытию абсцесса. Ввиду глубокой анестезии всех участников действа - пациента, хирурга и ассистента, операция длилась около шести часов.

- Осталось только заштопать, - выдохнул Роллан, вытирая потный лоб косынкой - Может, догонимся?

Дырку на заднице я штопал уже без ассистента - Роллан скончался от передозировки неотвратимо и скоропостижно, успев прохрипеть только одно слово: "Клятва!"

Я всплакнул, заштопал дырку, принял успокоительное, вытащил несчастного к беседке и позвонил в скорую из автомата. Через полтора часа, проводил усопшего в последний путь - до труповозки, прячась за кухонной шторкой.

Два дня читал Чонкина, не вставая с кровати, время от времени принимая анестезию, а на третий день вспомнил о клятве и сказал: "Хватит!"

Утром отправился в лечебницу.
Когда абстинентный синдром схлынул, чуткими врачами была обнаружена гангрена ягодицы: оказывается, кто-то - я или ассистент, забыл в абсцессе кусок целлофана. Перевели в хирургию, где я потерял половину задницы и приобрёл хромоту.
Но, памятуя о споре, выйдя из клиники, я собрал всю волю в кулак, и двинулся навстречу новой, счастливой жизни.

И я зажил. Занимался всем, что было интересно и доходно в то время: углём, гробами, цветами, машинами, свадьбами, водкой и сигаретами.
Через пять лет я слыл успешным человеком, имел своё дело, машину, дом, и даже занялся благотворительностью. Влюбился, наконец, по самые уши и женился. Когда родилась дочь, почувствовал себя по-настоящему счастливым. И в тот же день, у ворот дома нашёл пакет "мальборо" со ста тысячами.

Три дня пробыл в запое, но не от радости отцовства, а от, парализующего мозг, ужаса, в который вверг меня выигрыш победителя. Пакет я отнёс в ячейку банка, не взяв оттуда ни купюры, а меня самого с той минуты , словно подменили. Каждую ночь снился смеющийся Роллан в голубой сорочке: он грозил скальпелем и выведывал: «Альфред, ты счастлив?», тогда я просыпался и плакал.
А на утро, брал себя в руки и продолжал быть счастливым, но чем больше я старался, тем скучнее виделась мне жизнь: какое бы новое дело я ни начинал, куда бы я ни поехал, с кем бы ни знакомился – меня не покидало ощущение дежавю.

Я и не заметил, как дела пошли абы как, и жена как-то незаметно ушла к другому, а сознание моё впало в глубокое, унылое созерцание истощающейся формы.

Что я только не делал для того, чтоб вернуть себя в прежнее состояние духа. Полгода посещал секту Иеговы, но радости моей душе это не прибавило. Ещё полгода жил ашраме с буддистами – хромать перестал, но счастья от этого не почувствовал. Потом были баптисты, кошатники, православный монастырь... С новой силой ударился в благотворительность, только выигрышные сто тысяч оставались неприкосновенными. И ничего. Врач психиатрической клиники пояснил диагноз:

- Человек, не получающий радости от жизни – шизофреник.

Лечение результатов не принесло, но я научился изображать радость. Через два месяца мне выдали справку "здоров" и выписали.

Кинулся было разыскать могилу Роллана через ЗАГС, но быстро сообразил, что, не зная ни имени ни фамилии это нереально.
Так до вчерашнего дня я мотался по кладбищам, в надежде, что сердце подскажет – где захоронен человек, с кем повязана клятвой моя судьба.

А вот сегодня, перед тем, как попасть в аварию, я подобрал девушку на шоссе. До того, как она вышла из машины, я успел рассказать эту историю. Она, конечно, выслушала. И с большим интересом. Помолчала, а потом всё же усмехнулась:

- Придумываете вы всё. Клятвы какие-то… Выиграть сто тысяч и жаловаться на судьбу? Глупости. Я точно знаю, чего хочу от жизни и уверена, что моя судьба зависит только от меня самой. Заработаю ещё немного денег, поступлю в институт и смогу начать новую жизнь. Спорим?

Мы ударили по рукам.