Васькина могила

         Васькина могила.
    -Слыхал анекдот? Сидят Сталин, Рузвельт и Черчиль и решают, чтобы такое после войны с Гитлером сделать за грехи его тяжкие. Черчиль предлагает одно, Рузвельт – другое, а Сталин свое твердит: «Отдайте его мне, мужики. Я женю его на татарке, без права на развод. Лучше любого концлагеря».
    Так то!
    Беда России не в том, что в любом русском мужике, порывшись, можно найти татарина. Беда в том, что любая русская баба на проверку оказывается ... вредной татаркой!
    На улице рядом с ларьком стоит пьяненький Юрка и пытается читать мне мораль, что может даже показаться забавным, если не обращать внимания на жалкий вид Юркиного рубища, рано поседевшие волосы и синяки по всему лицу.
    -Так уж и любая? – возражаю я, пытаясь улыбнуться. Но улыбки у меня не получается, она сходит на нет: так жалок Юрка, стоящий в своем нищенском облачении на холодном осеннем ветру.
    -Слушай, друг. Займи червонец, а? Мне опохмелиться, - вдруг ни с того ни с сего просит Юрка, протягивая мне трясущуюся руку с давно почерневшими ногтями.
    -Нет, - твердо отвечаю, - если поесть что – давай куплю. А так – нет. Не хочу я, чтобы ты спился, понимаешь? Ты ведь в Германии служил, сам рассказывал!
    -Служил! - гордо выгибаясь, подтверждает Юрка.
    -А сейчас? Ты глянь на себя, на кого ты похож?
    -Так ведь не я же в том виноват! Жизнь виноватит! Судьба у меня такая. Женился я неудачно. Понимаешь?
    -Начинается! Ты когда развелся? Уж сколько лет прошло? Можно было тысячу раз жизнь пережить!
    -Нельзя! Потому как жена она мне! А другая мне женой не будет! Грех это!
    По поводу последних Юркиных слов я выражаю свой скептицизм кривой улыбкой, ясно дающей понять, что в Юркино благочестие я не верю.
    -Хорошо… Допустим, я рвань и пьянь и правильно моя Наташка сделала, что бросила меня… Но ведь Васька то пьянью не был! А его тоже бросили! Отсюда мораль: пей – не пей, а с нашими бабами все одно, дураком помрешь!
    Тут я начинаю просить Юрку рассказать мне о Василии.
    -Я не могу, - говорит, - Я обещал.
    Это обычный ответ Юрки, когда речь заходит о его якобы покойном друге, существе скорее мифическом, нежели историческом, несмотря на то, что рядом с нашим кладбищем, но за его пределами, находится вполне реальная, осязаемая, так сказать, могила этого самого Василия.
    Дело все в том, что Юрка не просто пьяница, а пьяница, так сказать, с приветом. Пару лет назад рядом с кладбищем появилась импровизированная могила, которую соорудил Юрка. Юрка утверждает, что могила самая что ни есть настоящая и что в ней покоится его лучший друг Василий, который якобы несколько лет назад наложил на себя руки из-за неразделенной любви.
    В конце концов, мне удается уговорить Юрку раскрыть его тайну за бутылку водки, пару банок консервированной салаки, килограмм пельменей и булку хлеба. Все это я покупаю в ларьке и иду за Юркой в его хибару, расположенную на окраине нашего села.
    Эту загадочную историю, которая давно стала чем-то вроде местной легенды, я уже не однажды слышал. Мне рассказывали ее наши местные мужики. Но одно дело услышать пересказ пересказа. Совсем другое дело – насладится, так сказать, первоисточником, оригиналом "из первых уст".
    В Юркиной избе сыро и холодно. Воняет кошками и плесенью. Но Юрка этого не замечает. Он давно свыкся со своим положением и уже не обижается, когда жена его брата прилюдно спрашивает его, Юрку, когда же он, наконец, сдохнет. Своим существованием Юрка мешает брату вступить во владение участком и хибарой. У Юрки нет никого, кроме богатого брата, которому он завещал все свое имущество и который теперь с Юркой не разговаривает, делая вид, что на что-то обиделся, а на самом деле просто не желая помогать брату деньгами.
    -Итак, начнемте-с! О чем это я? Ах, да, о Ваське! Ну, так вот, милейший. Васька, он, в отличие от меня, праведник. А какая разница? Получается никакой!
    -Не знаю. А вдруг рай и ад существуют? Тогда, даже очень большая разница.
    Сидя за своим грубо сколоченным столом Юрка осушает уже вторую стопку, пытаясь начать рассказ. Я же начинаю нервничать, думая, что ничего путного я сегодня так и не услышу. Но тут Юрка успокаивает меня, переключаясь с выпивки на закуску.
    -Вдруг? Хе-хе! Да… Васька всю жизнь мечтал о доме, полном ребятишек и о покладистой женушке. Вряд ли райские кущи будут милее ему его несбывшейся мечты. Да и в рай самоубийц, я слыхал, не пускают.
    И как, спрашивается, монахи думают в рай попасть?  Ведь они те же самоубийцы, получается. Семья и дети – это дар! Добровольный отказ от дара – это не просто безумие, это преступление.
    Самых сильных в солдаты. Самых умных – в монахи. Вот вам и деградация народа. Потому и не люблю я православие. Сколько раз я Василию об этом говорил, а он так меня и не послушал.
    «При чем здесь монахи и православие?», - думаю я, с недоумением глядя на Юрку.
    -Я тебе честно скажу, я гулял. До свадьбы со своей Наташкой я, по полной используя свои скромные возможности, спал со всем, что шевелится, прости меня грешного, Господи, и уже тогда пил все, что горит. Да и свадьбы, в религиозном понимании этого слова, у нас не было. Так, после нескольких лет совместной жизни сходили в загс, расписались.
    Васька – не так. Венчали их с Ленкой в православном храме. По тому, как трепетно Василий относился к своей женитьбе, можно было сразу понять, что женщин до свадьбы у него не было. За это я могу поручиться.
    Все чин чинарем. Священник опять же. Проповедь прочел. Мол, любите друг друга и Бога радуйте. Все! Живи да радуйся!
    Так нет же! Ленка Василия вон чего удумала: и то ей не так и это не эдак. Я достойна лучшей участи, говорит. Рожать, мол, не буду. Для такого бедняка рожать – вообще грех. Даже аборт делать настроилась.
    Ну, тут  Василий не выдержал и скандал ей устроил, для острастки. А она взяла да и уехала к матери в соседнее село.
    Что тут делать? Васька больно религиозным был. Мучался страшно. Бывает, придет ко мне и все о ней говорит, говорит, говорит…. Любил он ее. По настоящему любил.
    Да и другая беда, опять же, тут как тут. Хотя Василий в ней и не признавался до самого конца. Здоровый мужик. Трудно одному, а гулять нельзя - грех. Это желание можно водкой перебить или там травой какой. Коноплю, говорят, сушат, а потом курят. Говорят, так хорошо, что и баба не нужна. Да ты об этом знаешь!
    Впрочем, отвлекся я… Да, но ведь и это тоже грех!
    Начал Васька уговаривать ее вернуться. А она ни в какую! Тогда он взял да и пошел к священнику, что венчал их. Пошел вместе с Ленкой. Он то думал, что батюшка их помирит! Ага! Куда там! Держи карман шире!
    Священник еще тот жук оказался. Сам вдов. И как я понял ситуацию, приглянулась ему Ленка. Сильно приглянулась.
    Васька, конечно, за эти мысли вольтерьянские сильно на меня обиделся, но я что хочу, то и думаю, а что думаю, то и говорю…. Что думаю, то и говорю! Вот!
    Я начинаю громко смеяться. Ай да Юрка! Простота хуже воровства, честное слово! Юрка смотрит на меня сердито, очевидно не понимая причины моего веселья, и выпивает очередную стопку водки. Затем, как ни в чем не бывало, он продолжает:
    -А что тут можно еще подумать? Когда они к священнику пришли, тот издалека начал и рассказал одну интереснейшею историю.
    Оказывается, первым царем Израиля был царь Саул. А когда Саул царствовал, будущий царь Давид от него часто прятался.
    Роль Давида в то время чем-то походила на роль Робин Гуда или какого-нибудь современного нам опального олигарха. Короче, с дружиной ребятишек шмон  в Иудее и окрестностях наводил.
    В это время где-то там жил один богатый мужик. Звали его Навал. Овец держал, верблюдов разных. И вот однажды приходит вестник к Навалу от Давида и говорит: «я крышевал твоих пастухов и твоих баранов, ничего за это время у тебя не пропало»……
    Не выдержав, перебиваю Юрку:
    -Не так все было! – говорю, - что ж ты Библию-то так бессовестно перевираешь?
    -Вот и Васька покойный меня все время на этом самом месте перебивал, когда я при нем жизнь царя Давида описывал, - отвечает на мой выпад Юрка и хихикает, а затем опять мрачнеет. Алкоголь дает о себе знать и я решаю не спорить, ибо бесполезно.
    -Короче, - продолжает Юрка - Давид просит умеренную плату за оказанную услугу, на что Навал в грубой форме отвечает отказом. Получив ответ, Давид собирает своих ребятишек, чтобы отомстить за оскорбление.
     И тут на мизансцене появляется жена Навала, разумная красавица Авигея. Она узнает обо всем и посылает слуг навстречу Давиду с подарками и нижайшей просьбой простить ее неразумного мужа. Давид, получив подарки и, видимо, по достоинству оценив их, прощает. Узнав обо всем, Навал умирает от сердечного приступа. Давид же женится на богатой вдовушке.
    -Не понимаю, какая здесь мораль для случая Василия и Елены? – удивленно спрашиваю я.
    -А мораль такая! Священник Ленке видишь, что говорит: «ты, мол, красавица, погоди, не разводись, не бери грех на душу. Господь сам твоего Василия накажет, он помрет, а мы тебе видного вдовца всегда найдем».
    Вот так-то!
    Удивленный, я не могу произнести ни слова.
    -Ошарашен? Представь теперь, каково Василию было слышать такое от священника, на которого он надеялся, как на примирителя в конфликте со своей Ленкой?
    В конце концов, они развелись и я специально ухаживаю за могилкой, чтобы она, стерва такая, знала и помнила, какого мужика в монастырь отправила! Не мужик был – золото!
    Если честно, мне начинает казаться что, либо у меня крыша едет, либо крыша едет у моего собеседника. Ведь Васька умер, не так ли? Или все-таки не умер, а в монастырь ушел?
    По Юркиному виду можно понять, что он уже мало что соображает и я, заинтригованный, решаюсь на отчаянную попытку докопаться-таки до истины:
    -А в какой монастырь ушел Василий? – тихо спрашиваю своего собеседника, моля небеса о том, чтобы Юрка, не приходя в себя, проговорился.
    -Не скажу! Я обещал! – говорит Юрка и роняет на стол свою голову. Через мгновение я слышу громкий храп, ясно свидетельствующий о том, что мой собеседник уснул.
    Да, молодец Юрка. Крепко держит обещание.