Палата номер шесть

Палата номер шесть

(рассказ)

Так уж получилось, что в прошлом году у меня, как в известном рассказе Антона Павловича Чехова, оказалась палата номер шесть. Куда перед самым Новым годом я угодил в ЦГБ с инсультом. В палате было пять коек. Когда меня на каталке привезли туда из палаты реанимации, в палате было только два человека, остальные, как сказали они, на аппаратных обследованиях.
Среди коек прохаживался смуглый азербайджанец, разминая левую, поражённую недугом ногу. Моя койка оказалась у окна. Едва меня нянечка с каталки перекантовала на неё, подошёл поздороваться за руку и сказал, что его зовут Рафиком.
Второй, сидя на койке во втором ряду, назвался Валерием. Если Рафик был ещё молодым, лет сорока, то Валерию было за шестьдесят и у него были, так же как и у меня, с сединой виски. Когда я сказал, что живу на Советской улице и из третьей больницы, Валерий воскликнул:
- О! Да ты мой сосед! Я живу в девятиэтажке рядом с твоим домом на Зелёном клину! - и, тут же спросил. - Может, видел из своих окон в конце нашей девятиэтажки, на детской площадке, столик со скамейками? Где каждый вечер собираются мужики поиграть в карты, постучать в домино и шашки. Это наш, так называемый, клуб, - предложил. - Когда выпишешься, приходи, примем тебя в члены клуба.
- Да нет... В карты я не играю, - сразу отказался от его предложения я.
- А чем занимаешься в свободное время? - теряя интерес ко мне, Валерий отвернулся, задавая этот вопрос.
- Я творческий, люблю поэзию и прозу, и сам немного пишу, - ответил я.
- Сейчас мы тебя проверим, какой ты поэт! - вмешался вдруг в разговор Рафик. - Если ты поэт, то сочини хотя бы пару строк про меня!
- Пожалуйста! - не моргнув глазом, согласился с его предложением я, и тотчас выдал первое, что пришло на ум:

Жил был Рафик,
Послал всех нафик...

Оба моих собеседника расхохотались. Я понял, что испытание выдержал и принят в палате выздоравливающих, как равный среди равных.
Через некоторое время, нянечки привезли на каталках и остальных обитателей палаты номер шесть. Троих, тоже моложе меня мужчин. На койке, что была напротив моей, мужик сказал, что он Анатолий. У него была поражена инсультом вся левая часть тела, плохо и вяло двигались рука и нога. Нянечка с каталки на койку перекантовало его как бревно, и покатила каталку из палаты.
На следующей койке, во втором ряду, за Анатолием, был средних лет худощавый и с обветренным лицом Борис - шофер-дальнобойщик. Едва его привезли на каталке, шустро сам встал и, дождавшись, когда нянечка выкатила в коридор каталку, достал из тумбочки маленький автомобильный телевизор. Поставил его на тумбочку Анатолия, чтоб было всем видно, включил в розетку. На экране пел Басков.
Третий, только что прибывший на каталке, хозяин кровати у самых дверей. Тучный и с большим животом.
Которого Борис назвал, когда он въехал в палату:
- Вот и Петрович!
Петрович, едва перевалившись с каталки, проворчал:
- Опять этот Басков. Орёт, как петух с утра на заборе.
- Что вам не нравится, как он поёт? - спросил я.
- Да он каждой бочке затычка! - поморщился обладатель большого живота и тонкого, как у женщины, голоса. - Выйдет, как петух на шпорах, прогорланит. За что деньги гребёт лопатой, а мне в столовой, среди котлов, приходится целыми днями потеть за гроши.
- Ну, ты, я вижу, исхудал так на этих грошах! - съязвил Валерий. - Не хочешь слушать Баскова, переключи канал.
А я добавил, что работа у певцов тоже не из легких.
Через несколько минут вошла рослая рыжеватая медсестра, внесла в палату крестовину с капельницей, и поставила её возле Анатолия. Вынула шприц из системы и стала, путём ощупывания, искать у него на руке вену, перетянув её резиновым жгутом. Три раза уколола иглой, но так и не попала в вену. Анатолий громко стонал и кряхтел.
И вдруг спросил:
- А почему все медсёстры, прежде чем уколоть, просят поработать кулачком, а вы нет?
 Грубоватая и бойкая на язык медсестра, у которой в разговорной речи, нередко, присутствовал мат, коротко ответила: "Хреновничают".
Мы всей палатой переглянулись, едва сдерживая смех. А медсестра разнервничалась, бросила шприц на шланге рядом с Анатолием, позвала вторую медсестру.
Та пришла, быстренько уколола, сразу попав в вену. Капельница заработала и обе пошли уже за крестовинами для нас всех.
Я, не выдержав, сказал то, о чём все думали:
- Оно и видно, кто "хреновничает".
В палате грохнул такой хохот, что стали прибегать ходячие больные из соседних палат. А я только что с грустью думавший о том, что вот наступает Новый год. Дома будут все праздновать, а я в больнице.
После разрядки смехом, подумал:
- Значит не так всё плохо. Если смеёмся, значит выздоравливаем.
 И у меня чуточку полегчало на душе.
И я, вместе с другими, расхохотался до слёз, когда через минут десять, освободившись от капельницы, вдруг заорал Анатолий:
- Няня! Нянечка! Я, кажется, памперс обмарал!
И Валерий вновь прокомментировал:
- Не удивительно... Я видел, ты утром три вот таких котлетины умял! - и, подняв с пола, показал тапочек сорок третьего размера.
После капельниц в больнице был час посещения и свиданий с родственниками. К Рафику пришла чуть не вся диаспора Азербайджан. Братья, друзья и сестры. Жена и даже была маленькая, лет трёх дочка, похожая на куклу Барби, только чёрненькая. Нанесли ему столько продуктов и фруктов, что у него не вместилось в тумбочке, и он стал ими одаривать всех нянечек и медсестёр. Пытался одарить и врачей.
К Валерию пришли с одеждой два сына. Одеваясь, он обошёл всех, пожимая руки.
А возле меня махнул рукой:
- Ну, мы с тобой на "Зелёнке" ещё встретимся.
Пришла и ко мне жена.
После её ухода к нам в палату заглянула наряженная, для предстоящего бал-маскарада. Мне казалось, я видел её впервые. Но приглядевшись, узнал в ней девицу из соседнего дома на "Зелёнке", с девятиэтажки, как у Валерия, только с другой стороны от моего дома. Пришла она показаться Рафику, самому молодому из нас. Над глазами её нависала вся в кудряшках чёлка, а на голове, прямо из волос, возле лба, торчали коровьи рога.
Увидев меня, она удивилась и воскликнула:
- Рыбкин! – и, уже у обоих нас спросила. - Ну, как вам мой наряд?
- Да ты и без рогов, как корова! - хохмил Рафик. - Вон у тебя вымя, какое торчит из-под халата!
Я тоже подтвердил, что наряд у неё получился классный.
И, не удержался от юмора:
- Желаю тебе на бал-маскараде найти хорошего бычка!
- Да ну вас! - рассмеялась наряженная и, вильнув, как хвостом, полой халата, вышла из палаты.
Новый год мы встречали, выпивая на ночь таблетки перед телевизором. Смотрели новогоднюю передачу и только до одиннадцати часов. Потом был отбой, но мы ещё часа два вспоминали, соревнуясь друг перед другом, смешные истории и анекдоты. Затем уснули.
Второго числа выписался Рафик. За ним приехали всё те же его родные и друзья. Но без жены и дочки. Он, видимо, рассказал им, как я про него сочинил стих. Издалека улыбаясь, по очереди подходили ко мне и пожимали руку.
Рафик, попрощавшись со всеми мужиками, подошёл ко мне и сказал:
- Ну, Эдуард Сергеевич, до свидания.
- Нет, шалишь брат... Новые свидания в больнице, я думаю, нам всем ни к чему, - задумчиво проговорил я, и, посоветовал. - Лучше скажи, прощай, или на крайний случай, как в стихотворении, пошли нас всех нафик.
- Правильно! - неожиданно поддержал меня Петрович. - Нашёл, тоже мне, где свидания назначать!
- Пошли тогда вы все нафик! - махнул перед собой рукой Рафик и, захохотав, вышел.
После его ухода пришла к нам с обходом врач, она же, заведующая неврологическим отделением. Обошла всех, смерила давление, записала у кого какие жалобы. К последнему подошла ко мне.
И видя, как я свободно двигаю руками и ногами, похвалила:
- Ну, вы у меня совсем молодец. Мне уже сказали, с первого дня сами себя обслуживаете. А ещё сказали, вы, большой талант. Наши продвинутые медсёстры говорят, в интернете отыскали сто двадцать семь ваших произведений. Прочитала кое-что и я. Очень понравился мне ваш фельетон про улицу Яминскую. Где вы раскритиковали нашего мэра, - и, помолчав, спросила. - А нас, нашу ЦГБ, вы тоже будете критиковать?
- Да ни в жизнь! Критиковать своих ангелов-хранителей, что вытащили меня с того света" - воскликнул я, и, тотчас заверил. - Я, наоборот, решил написать о ЦГБ хорошее стихотворение. Вот даже конец стихотворения придумал, и продекламировал:

Мы не только лекарством лечимся
И магически порошком,
Но и ласкою вашей сердечною
И душевным вашим теплом...

- Браво! - захлопала в ладоши врач.
Разулыбалась довольная и удовлетворённая моим ответом. Попрощавшись со всеми, ушла.
- Ну и фрукты вы с Рафиком, - возмутился после её ухода Анатолий. - Тот подарками всех сестёр и врачей задарил, ты стихами!
- Кто чем может... - пробурчал Борис.
Меня выписали шестого числа. Совпавшим с номером палаты.
Я подумал:
- Совпадения, видимо, не случайны и предопределены моей судьбой.
За мной приехала на такси жена. И сразу пошла к заведующей, выше этажом.
- А кто он вам? - встретила её та вопросом, едва жена попросила выдать мою личную карточку и выписку, и, не дожидаясь ответа, польстила жене. - Хороший у вас муж, - и добавила. - Очень приятный мужчина!
Жена, выйдя от неё, почему-то недовольно пробурчала:
- Похоже, ты тут уже всех обаял. И медсестёр и врачей! Бог мой, старый, а бес ещё в ребро!
Я расхохотался и оглянулся уже на улице на весь больничный комплекс.
"Прощай ЦГБ. Ни в коем случае не до свидания, хотя и встретил здесь добрых людей, отзывчивых медсестер и врачей. Всё равно, пошла ты к черту!".