Часть вторая. Глава 6

     «Без шпаги похожи на черт знает что!»
     Арамису оставалось только бессильно злиться – собираясь на встречу в монастырь, он, естественно, оделся соответственно и не брал шпаги. Однако появление Пютанжа направило мысли Арамиса в другое русло – если придворный уже здесь, значит, совсем скоро появится герцогиня?
     Арамис подхватил полы сутаны и поспешил к ратушной площади. Чем ближе он подходил, тем больше народу толпилось на улицах. Пробираться было все сложнее, Арамиса толкали, осыпали бранью и оттесняли в сторону. В одном из закоулков он окончательно застрял – его зажали у стены дома, в проеме между каменной скамьей и статуей какого-то святого, вытесанной прямо в стене. Толпа все прибывала, становилась плотнее, и Арамис уже не думал о том, как добраться до площади, теперь он мечтал хотя бы выбраться живым.
Было очевидной ошибкой пробираться сюда. Арамис не обладал силой и статью Портоса, и сейчас весьма об этом сожалел. К тому же, даже если бы он позаботился прийти заранее, что могла подумать герцогиня, увидев его в толпе мещан, ремесленников, слуг, нищих и всякого рода зевак? Он только напрасно потерял время, получил немало тумаков, измял платье и вспотел.
     Когда толпа устоялась, Арамис мало-помалу выбрался из «западни». Самое разумное было вернуться в дом паломников, привести свою внешность в порядок и отправиться к Пютанжу, чтобы узнать, где остановится мадам де Шеврез, и когда можно будет нанести ей визит. Именно так должен был поступить светский кавалер, вместо того, чтобы тесниться в толпе горожан.
     В доме паломников не держали куафера и не подавали теплую воду по первому требованию постояльцев, так что Арамису пришлось приложить немало сил, терпения и выдумки, чтоб придать себе достойный вид. Молодой человек очень старался, но его возможности были ограничены, и оставалось только вздыхать, вспоминая расфранченного Пютанжа. К тому же, Арамису никак не удавалось окончательно избавиться от манер, приобретенных за одиннадцать лет обучения в семинарии. Все его повадки (как ни старался Арамис держаться независимо) и даже платье (несмотря на кружева) неуловимо наводили на мысль о церкви. Оставалось рассчитывать на свою красоту, обаяние и, конечно, шпагу.
     Улица Аббатов, куда направился Арамис, была застроена красивыми особняками, что придавало ей вид важный и респектабельный. Здесь не кичились богатством, но и не скрывали его. На улице было оживленно, а возле одного из домов стояла карета. На гербах были знаки епископского достоинства, а из самой кареты медленно и с трудом выбирался тучный господин. Арамис не раз видел епископа дю Менда во время подготовки свадебной церемонии и после, уже на самой церемонии, так что сразу узнал толстяка. Бедняга утирался двумя платками сразу и раздраженно толкал локтями всех, кто помогал ему вылезти из кареты.
     Вокруг суетились слуги, споро таскавшие багаж по широкой лестнице особняка, кучер готовился отогнать экипаж в каретный сарай, конюхи поджидали лошадей – словом, была обычная кутерьма, сопровождающая приезд важной особы.
Пютанж не потрудился уточнить, где именно его искать, и Арамис решил спросить у слуг. Эти-то всегда знают, кто у них в соседях!
     Тем временем, утомленный дорогой епископ расшумелся на прислугу. Увидев поодаль Арамиса, дю Менд властно бросил в его адрес:
    - Подойдите сюда, юноша!
     Привычка повиноваться высшему духовному лицу сработала раньше, чем Арамис успел осознать, что делает.
    - Ваше преосвященство?
    - Подайте мне руку. Хоть одно приличное лицо в этом Содоме! 
     Епископ брезгливо оттолкнул слугу,  и всей тушей навалился на плечо Арамиса.
    – Помогите мне подняться по лестнице. Не обессудьте, я что-то неважно себя чувствую. Путешествие это, конечно, познавательно, но для разнообразия я бы хотел покоя. Varietas delectat*, знаете ли.
     Арамис невольно улыбнулся. Епископ, заметив эту улыбку, пожаловался:
    - Не могу в карете, там совсем задыхаюсь. Жарко сегодня. В горле пересохло, пить хочется, оттого сил нет. Поистине, in aqua sanitas.**
     Слуга, раньше отогнанный епископом, услужливо кинулся к лестнице, на ходу выкрикивая:
    - Принесите вина! Вина Его преосвященству!
    - Не вина! – взъярился не успевший остыть дю Менд.
    - Воды! – подсказал растерянному слуге Арамис. – Подайте простой воды! In vino veritas, in aqua sanitas, Ваше преосвященство?
    - Истинно так. Suum cuique,*** –  тяжело дыша, кивнул епископ. - Да, in aqua sanitas. Приятно иметь дело с человеком, который тебя понимает.
     Он внимательнее поглядел на Арамиса.
     Тот опустил глаза:
    - Ваше преосвященство очень добры.
     Епископ прищурился:
    - А Вы – привычны к послушанию, не так ли?
     Арамис, глядя в землю, кивнул.
    - Да, вокруг слишком много тех, кто считает, что in vino veritas, и если бы только это! – назидательно заметил дю Менд.
    - Trahit sua quemque voluptas,**** -  тихо сказал Арамис.
    - Страсти! Вот именно – страсти! Не всегда высокое положение занимают люди того достойные, – снова начал распаляться епископ. – Эти англичане! Иногда остается удивляться, каким удивительным случайностям обязаны некоторые своим успехом, в то время как люди куда более достойные находятся в тени!
     Одолев половину лестницы, дю Менд остановился передохнуть, но не смог остановиться в разговоре, продолжая выплескивать недовольство, накопившееся за время путешествия. Англичане слишком самодовольны, нахальны, непочтительны и вообще разряжены до неприличия! Французам должно быть стыдно, что иностранцы вовсю пускают пыль в глаза, а никто не может указать им их место.
    - Можно подумать, среди придворных совсем перевелись люди с достоинствами! При дворе, где должно быть наилучшим! – бурлил возмущением епископ. – А ведь таких случается встретить даже там, где поначалу не ждешь ничего особенного.  Вот помню, был я как-то на обеде у одного господина. Впрочем, нет нужды скрытничать, это был капитан мушкетеров де Тревиль. Общество, как обычно у него, довольно приличное... Но, удивительное дело, больше всего выделялся как раз самый скромный из гостей! Все эти блестящие господа... он был среди них как король, да простит мне эти слова Его Величество. Истинное достоинство – без блеска и мишуры. Откуда только это у простого мушкетера?
     Арамис вздрогнул:
    - Мушкетер? Вы уверены?
     Епископ пожал плечами:
    - Так его представили. Но, право слово… простой мушкетер… не знаю. С такой внешностью и манерами! Эдакая величавость… Граф, как его… де Шалю? Он ему просто в рот заглядывал. Соколиная охота! Я при дворе Его Величества не слышал столько о соколах, как на том обеде от этого якобы простого мушкетера! Удивительно… Вот уж поистине – не на своем месте. Вот такой любого англичанина осадил бы! Резок. Даже слишком... Правда, он думал, что я не услышу.
     Епископ насупился:
    - Vina bibunt homines, animalia cetera fontes.***** Если человек так считает, пожалуй, ему и в самом деле место в тени. Может, пьют и homines, а вот злоупотребляют – animalia. А таких, увы, и без него с избытком.
    - Он не животное!
     Епископ вытаращил глаза на молодого человека.
    - Вы это что же? С ума спятили?
    - Он очень достойный человек, – Арамис с трудом заставил себя дышать ровнее. – Простите мою вспышку, Ваше преосвященство.
    - Это Ваш знакомый?
    - Друг.
    - Хм, друг… – недовольно пробурчал епископ. – И что с того? Ведите себя прилично! Понабрались манер! Чего тогда ждать от иностранцев? Безобразие!
     Епископ чувствовал злость и негодование. Что себе позволяет этот нахал! А еще бывший семинарист!
     Дю Менду не составило труда об этом догадаться – свободная латынь, то, как молодой человек невольно прикасался к кресту на шее и сразу опускал глаза долу – семинарская привычка!
     И чего взбесился? Из-за друга?
     Епископ нахмурился.
     Из-за друга… а уж друг там!
Перед глазами возникло лицо с правильными чертами. Выразительные глаза, великолепно передававшие все оттенки настроения, пока безупречно очерченные губы говорили положенные любезности. Утонченная дерзость речи, ставившая на место любого.
     Епископ поежился, вспоминая холодный взгляд прозрачных, словно морские воды, глаз и подумал, что ТОТ бы его точно проткнул шпагой, даже не изменившись в лице.
Да, этот мушкетер явно не на своем месте и те, кто рядом с ним, похоже, понятия не имеют, кто он на самом деле.
     Раздосадованный воспоминанием дю Менд откашлялся и придал своему лицу суровое выражение:
    - Вы вели себя просто возмутительно, Вы понимаете это?
     Арамис сжал кулаки, стараясь сохранить спокойствие.
    - Ваше преосвященство…
    - Вы позволили себе невозможные вещи! Пусть Вы защищали друга, но не таким же образом! Он хоть того стоит? Да уж вижу, стоит – вон как глаза заблестели. И давно вы знакомы?
    - Первый раз я увидел его около двух лет назад.
    - И все это время он был в мушкетерах?
    - Да.
    - Он не похож на простого солдата.
    - Я знаю его только как мушкетера полка Его Величества.
    - Только? Ну, может быть, может быть…
     Епископ недоверчиво прищурился: «А ведь врет. Знает больше. Но не скажет, не выдаст друга. Такого – не выдаст».
     На верхней ступени лестницы появился замученный и замороченный секретарь дю Менда. Он успел переделать все дела, связанные с приездом и поселением, кроме одного – встретить самого епископа.
     Расплата последовала немедленно. Громогласное негодование обрушилось на голову несчастного секретаря, на вытянутой физиономии которого отразилась привычная унылая покорность.
     Арамис воспользовался моментом, чтоб отойти в сторону. Пока епископ бушевал, целиком поглощенный своим раздражением, Арамис подозвал первого попавшегося слугу и спросил о Пютанже. Расчет оказался верен – привратник дома, где остановился придворный, оказался приятелем слуги, и Арамис получил самые точные сведения.
     Епископ к этому времени уже удалился в дом, раздраженно отвернувшись от молодого человека так же, как чуть раньше от слуги. А вот Арамису отмахнуться от пренебрежения епископа было сложнее. Всю дорогу до жилища Пютанжа дворянин ругал семинариста за покорность, за смирение, за терпение, за молчаливое признание чужого превосходства. Да, дю Менд – епископ, но ведь даже с епископом можно говорить на равных, при этом не опускаясь до оскорблений, но и не теряя достоинства! Вон как Атос одной фразой поставил на место это толстое преосвященство! Наверняка бросил мимоходом и уже давно забыл об этом, а дю Менда все грызет обида, что не сумел ответить.
     Арамис знал, что открытая дерзость совсем не в его характере, но с тем большим упорством он заставлял себя держаться вызывающе. Подражая молодым придворным, он  высоко задрал подбородок и шел, бросая вокруг надменные взгляды, демонстративно похлопывая рукой по эфесу шпаги, так что к Пютанжу уже явился человек с напряженными до предела нервами и готовый сорваться в любой момент. 
     Пютанж валялся на кушетке и меланхолично разглядывал потолок. Слишком долго приходилось держаться молодцом, и сейчас придворный чувствовал себя совершенно разбитым. Наскоро разобравшись с неотложными делами, он решил, что теперь имеет полное право бездельничать, и лежал, обдумывая важный вопрос – хочет ли он есть настолько, чтобы садиться за стол, или позвать слугу, чтоб принес чего-нибудь, что можно пожевать и так. На звук открываемой двери он даже не повернул голову, а только вяло сказал:
    - Годо? Кстати…
    - Это я, шевалье.
    - А… – Пютанж вздохнул, – пришли.
    - Вы не предложите мне сесть?
    - Ну, сядьте где-нибудь.
    - А Вы так и будете лежать? Знаете, мне неудобно разговаривать с лежащим человеком.
    - Не разговаривайте, – апатично отозвался Пютанж.
    - Это не слишком вежливо, Вы не находите?
     Пютанж нахмурился и приподнялся на кушетке.
    - Сударь, я по природе своей терпелив и не склонен к ссорам, и только поэтому вместо того, чтоб выставить Вас вон, я лишь напоминаю, что Вы у МЕНЯ дома. И это Вы, а не я, пришли сюда, потому что нуждались и нуждаетесь в моей помощи.
     Арамис почувствовал давление в висках, но не стал привычно сдерживать раздражение. Его голос прозвучал весьма высокомерно:
    - Поверьте, я благодарен Вам за все. Но я был бы не менее благодарен, если бы Вы потрудились объясниться – по какому праву в разговоре со мной Вы берете такой тон!
     Пютанж сел, уперев руки в бедра, и, слегка откинув голову назад, посмотрел на Арамиса.
    - Годо!
     Появившемуся слуге Пютанж изящным жестом указал на молодого человека:
    - Проводи нашего гостя. Шевалье, – придворный встал и кивком головы изобразил подобие поклона, – вынужден попрощаться. К сожалению, у меня больше нет для Вас времени. Я, как Вам известно, конюший Ее величества. Много чести, но и немало обязанностей. Меня ждут. Прощайте.
     Через мгновение Арамис оказался на улице, а Пютанж снова повалился на кушетку и пробурчал:
    - Черт знает что! Всегда знал, что у этих священников ужасные манеры! Чего доброго, еще затеет скандал в гостиной у герцогини. Приведи такого, потом хлопот не оберешься. Годо! Бездельник, дай уже чего-нибудь поесть!




*  Разнообразие доставляет удовольствие (лат.)
** В воде здоровье (лат.)
*** Каждому свое (лат.)
****Каждого влечет своя страсть (лат.)
***** Вино пьют люди, прочие животные ключевую воду (лат.)




Художник - Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.