Хрю - хрю

Владимир Васильевич, в свои не очень уже юные уже годы слыл мастером каратэ, имел чёрный пояс по фехтованию на катанах - самурайских мечах, спортивный разряд по фехтованию на шпагах, гонял кроссы на шипастом спортивном мотоцикле, бывал в альпинистских походах, летал на дельтаплане и прыгал с парашютом.
 
Но лихость его не была бесшабашностью, а твёрдость характера – упёртостью. Он тщательно продумывал и готовил свои «подвиги», стараясь лишний раз не рисковать жизнью.
 
Жизнь – это дар Божий. Бог приводит нас в этот мир, и только Он может решить, когда и кому пора оставить его. И не надо самовольно приближать неизбежное. Грех это.

Но и избегать радостей жизни, становиться монахом-затворником в ожидании лучшей, загробной жизни, не следует. Не следует противиться воле Божьей. Ведь зачем-то Он даровал нам  жизнь?

Может быть для того, чтобы набралась опыта душа наша, изведала все стороны жизни земной, для жизни вечной.
 
Примерно такая простая и жизнерадостная философия исповедовалась Владимиром Васильевичем, позволяя ему оставаться вполне православным человеком и, в тоже время, быть постоянно на острие жизни.

Ко всем прочим своим увлечениям, Владимир Васильевич был ещё и страстным охотником.

Первоё ружьё, двустволку двенадцатого калибра, получил в подарок от первого своего тестя, непревзойдённого зайчатника.

С тех пор сменилось в жизни нашего героя два тестя. Страсть к охоте осталась неизменной.

Правда, до некоторых пор он довольствовался зайцами, утками, перепелами и иной некрупной дичью наших полей и лесов. Вернее того, что от этой дичи осталось.

Атаманское степное лесничество было образовано на территории Войска Донского для того, чтобы выращивать оглобли, колёсные обода, хомутные клещи и прочие деревянные штуки для гужевого транспорта.
 
Случились это давно, во времена незапамятные. В ещё более незапамятные времена, на Дону произрастали леса. 

Они полностью были сведены на разные хозяйственные нужды. Ещё туркам Азовской крепости продавали некогда дрова казаки. Опять же Петру Первому подсобили флот построить.
      
Да и на дома, казармы для царского воинства, на прочие хозяйственные постройки лес требовался. Так, постепенно, степь стала начинаться прямо от берегов Дона.

А древесина требовалась. Организовали лесничество.

Лес в степи – дело непростое и долгое. Обычная ясеневая оглобля растёт четыре года.

Потому и охраняли лес с особым тщанием. После дождя не разрешалось даже на телеге по лесным дорогам ездить.

Но времена шли, менялись атаманы, произошла революция.

Как не уничтожили большевики общий, а значит, ничейный лес, Бог ведает. Со временем новая власть предъявила на лес свои права.

Образовали «Ленинский лесхоз». Почему Ленинский, никто из старожилов не припомнит. Но Ленин точно не бывал в этих краях. Это доподлинно известно.

Путём некоторых географическо-политических манипуляций, Земля Войска Донского претерпела ряд переназваний и превратилась, наконец, в Ростовскую и Волгоградскую области Российской Федерации.

Ввиду того, что рядом с лесом располагалось большое село Александровка, некоторое время бывшее районным центром, лес стал именоваться Александровским. 

То, что многие и многие Александровки в России и на её окраинах, назывались так в честь российских Императоров, среди которых Александров было аж три, как-то ускользнуло от внимания политического руководства.

Так бы и остался лес Александровским, не начнись перестройка и переделка страны.

Новый, демократически назначенный директор лесхоза, казак и любитель истории, много сил и времени потратил, чтобы вернуть лесничеству первоначальное название.

Это ему удалось. Хотя статус лесничества лес утерял, название вернулось.
 
Пока происходили все эти метаморфозы, завезли в лес благородных оленей, европейских ланей, диких кабанов. Организовали охотничье хозяйство.

Хозяйство получилось хорошее. Возили сюда поохотиться первых и всяких других секретарей партии, генералов и даже маршалов.
 
После перестройки и раздела страны, стали возить президентов, министров, крупных бизнесменов.
 
Забугорные охотники за честь почитали пострелять в знаменитом лесу. За ихние денежки, разумеется. Слава леса росла.

Вот в это-то элитное охотхозяйство и пригласили Владимира Васильевича поохотиться на кабана его старинные друзья, выбившиеся в люди.

На копытных, тем более на кабана, Владимир Васильевич охотился впервые. Поэтому со вниманием слушал рассказы бывалых охотников.

Особенно внимателен был к поучениям егеря Дмитрича, приставленного к их группе в качестве руководителя охоты.

Проверив охотбилеты и разрешения на оружие, записав всех присутствующих в толстую, синюю, разлинованную шариковой ручкой тетрадь, Дмитрич начал инструктаж.
 
«В чём главная цель любой коллективной охоты? И к какому результату должны стремиться все, без исключения, охотники?» - спросил егерь, хитро прищурившись.

Ответы были разные. Ни одного правильного, по мнению Дмитрича.

Он, как пророк, поднял прокуренный жёлтый палец к небу. Как непререкаемую истину произнёс: «Главное на охоте – это не перестрелять друг друга!»
 
Затем последовал собственно инструктаж: где стоять, куда и чем стрелять, с места не сходить, следить за ушами убитого зверя.

Особенно запомнились уши.
Оказывается, если у убитого кабана уши прижаты к голове, он не очень убит, он притворяется.

И может нанести ощутимый вред, вплоть до лишения жизни, неосторожно подошедшему охотнику. Если же уши висят как лопухи – всё в порядке – охотник победил!

Прослушав инструктаж, поехали.
 
Погрузившись в бортовой УАЗик, уселись на деревянные скамейки, идущие вдоль бортов. Расчехлили ружья.
 
Дмитрич сразу же и безошибочно выделил двух новичков. Владимир Васильевич и не спорил. В охоте на копытных он действительно был новичком.

Вторым новичком был молодой парень, щегольски, «по европейски», одетый в дорогое охотничье обмундирование.

Он недавно побывал в Чехии на фазаньей охоте и очень гордился этим. Звали его Юра.

Владимир Васильевич основательно подготовился к охоте на кабана.

Почитав соответствующие книжки и просмотрев пару видеофильмов, он понял, какое это серьёзное мероприятие. Поэтому постарался соответствовать.

В охотничьем магазине купил новый, разрисованный вполне реалистичными осенними листьями, маскировочный костюм.

Купил лёгкие, но тёплые и удобные зелёные пластиковые сапоги. На голову приобрёл тёплую вязаную шапочку.

Совсем такую, как у спецназа – с прорезями для глаз и носа, только «охотничьей» расцветки..

Купил он и термобельё. Удобная штука – тонкое, лёгкое, хорошо впитывает пот и не даёт замёрзнуть.

Ну и патронташ на двадцать патронов


Опытные охотники утверждают, что на кабаньей охоте вряд ли понадобится больше десятка патронов.

Владимир Васильевич и купил поначалу пачку пулевых. Но дома, уже перед самой охотой, его стали терзать сомнения – хватит ли?

Порылся он в своём охотничьем сейфе, нашёл несколько стреляных папковых бумажных  гильз. Там же обнаружились и пули.

Как достаточно опытный охотник, Владимир Васильевич умел перезаряжать патроны. Правда, до этого ему приходилось снаряжать патроны только на утку да зайца. Да какая разница?
 
Он немного,  совсем чуть-чуть, увеличил навеску пороха и зарядил десяток уже однажды стреляных гильз, новыми пулями.

Получилось очень даже неплохо.   Вставил самодельные патроны в патронташ в дополнение к фабричным, пластмассовым.
 
На широкий ремень повесил большой охотничий нож, подаренный некогда братом на день рождения.
 
Дмитрич совсем не был похож на серьёзного охотника. Какой-то потрёпанный бушлат, армейские пятнистые, не первой свежести, штаны, резиновые сапоги.

Шапка непонятного цвета и курковое ружьё шестнадцатого калибра. Даже ножа и патронташа нет.

Первый загон решено было сделать на краю леса, в большой камышовой балке.

Ехали долго, травили анекдоты, рассказывали охотничьи байки.
Дмитрич тоже участвовал в разговоре. Он рассказывал о кабанах.

Cо слов его выходило, что страшнее чем раненный кабан, зверя в природе не существует. 

Якобы какие-то, то ли американские, то ли японские учёные вычислили, что даже при встрече с тигром или разъярённым медведем у человека есть шанс остаться в живых. Только раненый   кабан не оставляет никаких шансов.

Из восемнадцати егерей, работающих в охотхозяйстве, ни  один не избежал счастья быть атакованным кабаном.

Бросались на людей не только кабаны, но и раненые свиньи и даже поросята.

Не без гордости демонстрировал егерь длинный рваный шрам на собственном предплечье.

Дмитрич утверждал, что только взаимная выручка охотников и егерей может спасти от гибели человека, оказавшегося на пути свирепого вепря. Бывалые охотники это знали.

Известны случаи, что иные из них, увидев близко вышедшего из зарослей кабана, предпочитали не стрелять, остаться незамеченными, пропускали мимо себя зверя.
 
На вопрос новичка-«европейца», что же делать, если на тебя бросился кабан, Дмитрич посоветовал бросить ружьё и немедленно залезть на дерево.

«А если дерева поблизости нет?» - спросил Юра-европеец. «Когда на тебя бросится кабан, дерево обязательно найдётся!» - философски ответил егерь.

Владимир Васильевич трусом не был, но осторожным человеком был. Для себя он решил, что, в крайнем случае, не станет стрелять, пропустит кабана мимо, пусть живёт, зверюга.
 
Опять же природу беречь надо. В конце концов, это его первая охота на кабана. Может он изучить все тонкости её, посмотреть, как действуют другие охотники, набраться опыта?

Так, за разговорами и  размышлениями, приехали на место.

Вопреки обычной практике, когда вначале высаживается «загон», а потом выставляется «застрел», егерь решил сначала выставил охотников на номера по краю леса.

Так, чтобы загонщики видели, где будут стоять их товарищи. Потом велел водителю ехать к началу балки.
 
Тактика такая неудобна, потому что машина вынуждена ездить туда-сюда-обратно. Оправдывалась она предполагаемой неопытностью  охотников.
 
А движущейся машины зверь не боится. Чай здесь не тайга какая ни будь, попривыкли звери.
 
Могут голодной зимой даже выйти на шум работающего мотора, думая, что это егеря очередную порцию подкормки привезли.

Оставшиеся в кузове загонщики приехали на место. Егерь ещё раз объяснил правила безопасности.
По правилам, в загоне стрелять не принято. Но ружьё должно быть заряжено. Мало ли что может приключиться  в охоте по кабану.

Это «мало ли что» приключилось с Владимиром Васильевичем в следующем же загоне. А пока он, как и другие охотники-загонщики, выбрался из кузова автомобиля.
 
Дмитрич новичкам-охотникам пообещал помочь понять, что такое настоящая охота.

Поставив двух загонщиков по краям балки, он велел Владимиру Васильевичу и «европейцу» двигаться посередине, камышами, выпугивая затаившихся кабанов.

Камыш густой, высокий, в палец толщиной. Проламываться через него было неимоверно трудно. Пот заливал глаза, ноги скользили по кочкам.
 
Примерно через полчаса Владимир Васильевич почти выдохся. Он решил, что пусть кабаны отдыхают, как хотят.  А он в эти дебри больше не полезет.

Выйдя на тропинку, протоптанную, вероятно, теми же кабанами по краю балки, охотник встретил улыбающегося Дмитрича.

Тот прислушался к тому, как свирепо продирается сквозь заросли камыша Юра-европеец, взглянул на взмокшего, тяжело дышащего Владимира Васильевича.

 Промолвил: «Ну вот! Один уже понял, что такое настоящая охота. На охоте отдыхать надо, а не бесполезно трудиться в поте лица!»

Пошли рядышком по осенней спутанной травке. Разговорились. Вернее, говорил Дмитрич, а Владимир Васильевич внимательно слушал.

Как оказалось, с треском и неимоверным шумом ломиться через камыши совсем не обязательно. У кабана неважное зрение, но великолепный слух.

Он услышит малейший шум, самый лёгкий шорох и уйдёт. Если захочет уйти.
 
В загоне достаточно чуть подшумливать. Например, негромко разговаривать или постукивать-пошлёпывать ладонью руки по прикладу ружья. Тогда зверь спокойно будет уходить в сторону стрелков.

 
При сильном же шуме кабан бросится скачками прочь. И совсем не факт, что в нужную сторону. Кабаны могут уйти вбок и даже пойти навстречу цепи загонщиков.

Раненый же ранее зверь, может, затаившись, лежать, пока на него не наступишь. А там уж - кому повезёт!

Улыбаясь в усы, Дмитрич поведал, что кабаны обладают острым нюхом.

Могут по ветру учуять, например, ежели незадачливый охотник станет «пущать газы». И придёт посмотреть, что это там так вкусно пахнет?

Поэтому  до охоты желательно оправиться. В смысле, сходить в туалет.

Владимиру Васильевичу вдруг почти захотелось «по-большому». Но он решил потерпеть.

Постепенно подошли к краю леса, встретились со стрелками.  Кабана не было.

Взмокший и смертельно усталый европеец-Юра, весь в мусоре и шелухе, последним вывалился из камышей.

Решили ехать дальше. По рации егерь вызвал машину. В ожидании её, опять стали травить байки, вспоминать случаи на охоте.
 
Подошла машина. Погрузились. Поехали. В следующем загоне Владимиру Васильевичу предстояло «стоять на номере». Впервые в жизни. 

«Номер» ему достался неплохой. Впереди хороший обзор, негустые деревья, сзади - поросшая невысоким редким камышом лесная балочка.

Ещё раз выслушав наставления егеря, охотники встали на номера, затаились и стали ждать. Ждать пришлось долго.
 
Сначала новоиспечённый кабанятник внимал звукам леса всеми фибрами своей души. Потом стал откровенно скучать. Затекли ноги.

Только-только Владимир Васильевич присел на корточки, как сзади, в камышах, послышалось негромкое, но внятное: «Хрю-хрю».

Охотник вскочил и обернулся. Никого. Успокоившись, присел. Снова негромкое «хрю-хрю». Осторожно встал. Опять «хрю-хрю».

Стараясь разглядеть что-либо в камышах, присел. Снова «хрю-хрю».
Наконец, сообразил, что звуки издаёт его собственный новенький охотничий костюм и резиновые сапоги.

Когда он приседает или встаёт, они трутся о невысокий камыш и траву, издавая пугающие звуки.

Сердце перестало колотиться, но тревога осталась.

Кабанов не было, но вышли олени. Грациозно неся корону рогов, показался самец, отец семейства.

За ним осторожно ступила на прогалину самка-оленуха. За ней ещё одна, размером поменьше.

Между взрослыми оленями показалась совсем небольшая оленушка, видимо, приплод этого года.

Взрослые олени старались держать её в середине, как бы прикрывая своими телами оленьего детёныша.
 
Лицензии на отстрел оленя не было, поэтому оставалось только провожать взглядом грациозных животных. 

Да даже ежели и была бы лицензия, Владимир Васильевич ни за что в жизни не стал бы стрелять в такую красоту.

Полюбовавшись оленями, так и не заметившими его, стал вновь ожидать кабана. Кабана было не жалко, свинья – она и есть свинья.

Прокричал невдалеке ворон, перепорхнула с ветки на ветку сойка, насторожив и немного испугав охотника.
 
Треснула ветка, и на поляну вышел один из загонщиков. Постепенно подтянулись и остальные. Стали довольно шумно обсуждать, кто что видел, кто чего не видел.
 
Не было только Дмитрича, он что-то замешкался. Опять стали травить анекдоты, вспоминать случаи на охоте. Смеялись.

 Владимир Васильевич, тем временем, решил сходить в кусты. Вроде как «приспичило».

 Он определил направление ветра и удалился в заросли так, чтобы его не было видно и слышно. И чтобы возможный запах не достиг носов охотников.
 Выбрав небольшую подходящую полянку, прислонил ружьё к дереву и начал рассупониваться. Это было довольно сложно. Мешал патронташ, широкий ремень, новые застёжки на брюках, термобельё.
 
Не без некоторого труда управившись со всем этим, Владимир Васильевич присел под кустик. Удачно закончив процесс, собрался было вставать.

И вдруг почувствовал, что голая нежная часть тела его, соприкоснулась с чем-то мокрым и холодным.
 
Это мокрое и холодное поддело его слегка снизу. Одновременно послышалось негромкое носовое: «Хрю!».

От неожиданности высоко подпрыгнув, незадачливый охотник попытался в воздухе развернуться, стараясь разглядеть любопытного кабана, одновременно соображая, где он оставил ружьё, и заряжено ли оно.

Сзади стоял улыбающийся во все зубы Дмитрич с опущенной к земле двустволкой. Это её холодные стволы Владимир Васильевич принял за пятачок кабана.

Владимир Васильевич не любил материться, но умел. На этот раз его мат был особенно искусен.

Это ж надо быть таким циником! Сначала рассказать про непревзойдённый нюх кабана, про его любопытство, а затем выследить отошедшего по нужде охотника и перепугать до смерти!
 
Немного успокоившись и застегнувшись, жертва шутки, вместе с егерем и остальными охотниками стал смеяться.

Ситуация то и впрямь комическая. Охотник со спущенными штанами и любопытный кабан. Прямо как в анекдоте.

В следующем загоне Владимиру Васильевичу пришлось идти  почти рядом с Дмитричем.  Они неспешно передвигались по негустому лесу, время от времени покрикивая и постукивая палками по стволам деревьев и валежнику.

Снова вышли олени. На этот раз олени были напуганы, пронеслись мимо,  мелькая белыми пятнами «зеркал» и скрылись в лесу.

Уже подходя к линии стрелков, Владимир Васильевич услышал выстрел, затем ещё один, потом пальба слилась в целую очередь.
Крик: «Кабаны влево!» раздался почти рядом. Владимир Васильевич предусмотрительно вложил в патронники своей двустволки два пулевых патрона.

Подсознательно, в целях экономии, он зарядил не новенькие фабричные пластмассовые патроны, а снаряженные им лично папковые. В них и пороху было побольше.

Свинья выскочила неожиданно. Это была именно свинья, огромная чёрная самка.

Она явно была ранена и прихрамывала на левую заднюю ногу. Охотник приложился и выстрелил сразу из двух стволов, дуплетом.

Свинья заверещала и упала. Тут же она вскочила на передние ноги. Задние она волочила по земле. Владимир Васильевич, видимо, перебил их, не взяв упреждения.

Свинья орала как резаная и гребла передними ногами в сторону обидчика.
 
А он стоял как вкопанный и пытался перезарядить ружьё. Дрожащими руками совал в патронники новые патроны, а они не лезли.
 
Дело в том, что ружьё его, не очень новое, но надёжное ИЖ-26 «Е», было оснащено эжекторами.

Это такие приспособления, которые не просто выдвигают стреляные гильзы из патронников, а с силой их выбрасывают при помощи подпружиненных рычагов.

Эжектора сработали исправно. Но в стволах были уже стреляные один раз папковые гильзы.

После выстрела усиленным зарядом пороха бумажные цилиндрики гильз не выдержали и лопнули.

Эжектора оторвали и выбросили латунные донца гильз, оставив на месте бумажные трубки.

Они-то и мешали вставить новые патроны.  Но всё это выяснилось потом.

А сейчас была разъярённая раненая огромная свинья, всё ближе и ближе подползавшая к охотнику, онемевшие ноги и непонятно почему не заряжавшееся ружьё.

Окровавленная пасть зверя была огромна. Казалось, Владимир Васильевич в ней поместится во весь рост. У крокодила меньше пасть, чем у этой страшной, оглушительно визжащей свиньи.

Незадачливый охотник был почти обречён. Он слышал уже, как хрустят его собственные кости, перемалываемые огромными клыками.

И не мог двинуться с места. Его заклинило, как и его двустволку.
 
Боковым зрением увидел Дмитрича. Егерь выскочил наперерез свинье, почти не целясь, выстрелил из обоих стволов. Свинья не остановилась ни на секунду.
 
Егерь ушёл с её пути, отскочив за дерево. Отскочил недалеко. Хладнокровно перезарядил ружьё и, когда свинья проползала мимо него, вставил стволы ей в ухо и выстрелил.

Такой тишины Владимир Васильевич не слышал никогда. Визг и рёв прекратились, грохот выстрелов тоже.

Подходили охотники. Они с удивлением рассматривали огромного монстра.
 
Это был кабан невиданных размеров. Но клыки у него были тонкие и длинные, общее телосложение, как у свиньи.

Один из охотников, врач по профессии, предположил, что зверь этот, в поросячьем детстве своём, травмировал каким-то образом половые органы.

Может, в драке с ровесниками, а может, просто на сучок напоролся. Всякое бывает в лесу.

Он оставался самцом, но тело его, лишённое необходимых гормонов, стало развиваться как тело самки.

Зверь набрал огромный вес, не тратя энергию на бои с соперниками во время гона и спаривания.

Эти теоретические предположения были совершенно не интересны Владимиру Васильевичу.
 
Он снова и снова переживал почти состоявщуюся смерть свою в страшной пасти разъярённого вепря.
 
Подходили охотники, поздравляли. Говорили, что новичкам везёт. Он не очень понимал, с чем его поздравляют, и в чём ему повезло.

 Подошёл Дмитрич. Молча взял из рук Владимира Васильевича ружьё, заглянул в стволы. Понимающе хмыкнул.

Достал из кармана большой складной нож, открыл штопор и извлёк из патронников злополучные лопнувшие гильзы. Осмотрел их внимательно, бросил на землю.

Вынул из патронташа Владимира Васильевича снаряженные самостоятельно патроны. Фабричные не тронул.

Размахнувшись, выбросил самодельные патроны далеко в кусты. И всё это молча. О чём было говорить?  И так  всё понятно.

Дмитрич вызвал по рации вспомогательную машину в которую, не без труда, гуртом затащили тушу добытого зверя и отправил на охотбазу.

Загрузившись в кузов своего УАЗика, поехали на другую сторону пруда, расположенного посреди леса.

Владимиру Васильевичу опять выпало стоять на номере. Он старался соблюдать все инструкции, полученные перед охотой.
 
Расположился на небольшой просеке перед густым и раскидистым кустом неизвестного ему названия.

Стал думать, как бы ему не выстрелить случайно, если вдруг увидит зверя вдоль линии стрелков, тем самым подвергая опасности своих товарищей.

Вдруг пришла мысль: «А думают так же заботливо обо мне те, кто стоит на соседних номерах?»

Владимир Васильевич, стараясь не шуметь, осторожно зашёл за куст. Теперь точно в него не попадут!

Но из его укрытия практически ничего не было видно. Владимир Васильевич вышел из-за куста.

Перед ним открывалась широкая прогалина, видимость была отличной. Зверь, выйди он на охотника, был бы как на ладони.
 
Но вдруг он промахнётся? И в бегущего мимо кабана выстрелит охотник с соседнего номера?

Пуля, как известно - дура. Особенно, выпущенная из гладкоствольного ружья. Опять же рикошет может случиться.

Владимир Васильевич встал за куст. Опять ничего не видно! А если кабан, проскочив прогалину, не заметит охотника и ломанётся прямо через куст, за которым тот стоит? Владимир Васильевич вышел из-за куста.

Опять стали терзать сомнения. Он отошёл немного в сторону и встал за толстый ствол дуба. Вид открывался отличный. И  безопасно, и дерево рядом, если что.

Посмотрев вверх, Владимир Васильевич определил, что если немного подпрыгнуть, то можно ухватиться за нижний сук дуба, а там уж - дело техники и сноровки. Стало спокойней.

Кабаны не появлялись. Загонщики тоже. Успокоенный принятыми мерами безопасности, Владимир Васильевич даже несколько заскучал.

Разбудил звук выстрела. Стреляли довольно далеко и только один раз. «Кто-то из охотников, наверное, промахнулся», - подумал он.

Вышли загонщики. Подтянулись стрелки. Один  из них, тот самый «европейский охотник» Юра, над которым за его наряд всё время подтрунивали все остальные, признался, что стрелял он.
 
Но стрелял очень далеко, метров за сто. По всей вероятности - промазал. Потому что кабан показался только на мгновение в просвете между деревьями и тут же скрылся.

Дмитрич, опасаясь, что мог быть подранок, велел показать, откуда и куда тот стрелял. Последнее дело оставлять подранка.

Направились всей компанией посмотреть. Шли шумно, балагуря и пересмеиваясь.

Совершенно неожиданно набрели на довольно крупного подсвинка, лежащего смирно на краю просеки. Уши кабанчик развесил лопухами. Значит - был мёртв!

Было немного странным, что под кабаном не было крови. Входного и выходного отверстий тоже не нашли.

Но свин был ещё тёплым, сомнений не было, что именно по нему стрелял Юра.
Он и нашёл наконец-то место, куда попала пуля. Рана была точно посреди лба зверя.

Решили, что пуля осталась в голове,  так как расстояние было большое, и она была уже на излёте.
 
Общими усилиями забросили добычу в кузов. Расселись на скамейки вдоль бортов и поехали. Охота была окончена, двигались на базу.
 
Дмитрич сел, на этот раз, в кабину. Все устали, но были довольны – двух кабанов взяли!

Особенно доволен был «европеец», зря над ним, оказывается, подтрунивали. Вон, с какого расстояния, он завалил зверя! Кабанчик лежал у ног охотников рылом к кабине.

Радуясь своему успеху, удачливый Юра, со словами: «У-у, сволочь!» со всей силы пнул обутой в высокий шнурованный ботинок ногой, кабана в живот.

«Хрю!» - сказал кабан и вскочил на ноги.

Путаясь в ружьях, чужих и своих ногах, охотники с нечленораздельными звуками посыпались через задний борт. Через боковые прыгать не могли, мешал брезентовый тент. Но пытались.

Через две секунды в грузовике никого не осталось. Кроме кабана и Владимира Васильевича.
 
Он сидел в самом углу кузова, у кабины. И не успел понять, что происходит. Когда понял, было уже поздно.

Вжавшись в передний борт машины так, что металлическая холодная стойка тента впилась в позвоночник, побелевшими пальцами сжимая разряженное и потому не очень полезное ружьё, Владимир Васильевич круглыми от ужаса глазами смотрел на кабана.

А тот смотрел на него.  И не видел. У кабанов вообще неважное зрение, неподвижного охотника он просто не заметил.
 
«Хрю!» - сказал ещё раз страшный кабан, присел на задние лапы, волчком развернулся и сиганул из машины.

Ударившись о землю, он перевернулся через голову, вскочил на ноги и бросился в лес.
Водитель, почувствовав неладное, остановился. Из кабины выбрался Дмитрич.

По просеке, прихрамывая и матюкаясь, подтягивались охотники. Никто серьёзно не пострадал.

Машину покидали в спешке и панике, но она ехала медленно по лесной ухабистой дороге. Да и земля была мягкая после недавнего дождя.

Последним прибыл «европейский охотник». От него попахивало. Владимир Васильевич молча сидел в углу, прилипнув к деревянной скамейке.

Громко и шумно стали обсуждать происшествие. Много и нервно смеялись, непроизвольно поглядывая в густые кусты и деревья, смыкавшие свои кроны над просекой.

Дмитрич предложил свою версию возможного развития событий. С ним согласились.

Решили, что тяжёлая пуля, выпущенная из гладкоствольного ружья двенадцатого калибра с предельного расстояния, попала кабану прямо в лоб.

Так как она была уже на излёте, то не смогла пробить толстую и покатую кость кабаньего черепа, отрикошетила, отскочила от неё.

Но энергии пули хватило, чтобы оглушить зверя. Он лёг аки мёртвый. Таким его нашли охотники и загрузили в кузов машины.
 
Через время, от болтанки автомобиля и удара в живот, зверь очнулся.
 
Ни одному кабану в дурном сне не приснится, оказаться вдруг в кузове машины в компании хохочущих охотников. Вот он и ошалел.
 
Это дало возможность охотникам в спешке удалиться.   Они тоже не ожидали такого от убитого, было, кабана.

Владимир Васильевич в обсуждении участия не принимал. Он сидел молча, уставившись в пол.

Его почитали главным героем. Ведь только он остался в кузове. Один на один с вепрем. И выжил. Второй раз за день.

Но только он знал, чем пахнет его героизм.

Приехали на базу, выгрузились. Владимир Васильевич посидел ещё немного и отлип от скамейки. Осторожно и медленно вылез из кузова. Очень медленно и задумчиво побрёл к своему автомобилю, шаркая ногами.

Открыл багажник, уложил в него ружьё. Достал большой, в крупную синюю клетку плед и расстелил его на водительском сидении. Уселся за руль и выехал за ворота базы.

Дележа мяса дожидаться не стал. Ему хватило впечатлений.

Преодолев изрядный путь в город, поставил машину в гараж.  Шаркающей усталой походкой добрался до лифта, своим ключом открыл дверь квартиры. Жена и дети спали.

Сбросив в прихожей сапоги и куртку, направился в ванную. Снял тёплые штаны, свитер. Термобельё отправилось в барабан стиральной машины.

Стоя под тёплыми струями душа, смывавшего усталость и впечатления, решил, что с него хватит.

Хватит ему и зайцев. Ну их, к лешему, этих кабанов. Он не желает больше слышать это противное: «Хрю-хрю».

Недавно Дмитрич встретил Владимира Васильевича в охотничьем магазине.

Тот выбирал карабин.