Кисловодск. Ч. 1

               
                Лечение с приключениями. 2005 и 2008 г.г.

Некоторое время назад Кисловодск был моим самым любимым городом в России. Он казался мне исполином, тянущимся к небу. Меня, как магнит, манил к себе его и прекрасный парк, раскинувшийся в долине речки Ольховки, и, конечно же, горный массив, окружавший город-курорт.

Впервые я отдыхала в Кисловодске в 2005 году в санатории “Виктория”. Мне так хотелось чистого воздуха и покоя, а оказалась я в бывшей гостинице, расположенной в центре города и возвышающейся над прилегающими к ней улицами, по которым неслись автомобили. Воздух там был хуже, чем в нашем районе Кунцево, в Москве. Ветер разносил по улицам пыль, бумагу и прошлогодние листья. По площади зелёная территория вокруг бывшей гостиницы была, можно сказать, символической в отличие от других санаториев. Да и идти до парка было довольно далеко,  плюс ко всему под окнами номера, в котором я проживала, находился гараж.

Ранее гостиница “Виктория” была предназначена для платных развлечений: здесь имелся боулинг, сауна и оказывались другие платные услуги. Даже танцы здесь были преимущественно платными. Мне казалось, что людям, которым был необходим свежий воздух, не следовало лечиться в этой гостинице, которую назвали возвышенным именем “Виктория”.
 
Многоэтажное здание санатория меня тоже глубоко разочаровало, поскольку необходимость пользоваться лифтом постоянно вызывала у меня нервный стресс. Перед лифтами всегда в нетерпении стояли толпы людей, которые были готовы любой ценой втиснуться в кабину лифта, угрожая перегрузить его. Кроме того, в номере нас было трое, и я едва выдерживала прессинг со стороны моих соседок по номеру, каждый раз дававших мне понять, что они приютили меня на “своей” территории.

В итоге я не выдержала и уговорила администратора санатория перевести меня на второй этаж, где находились дети и где было грязно и шумно. Но я была несказанно рада возможности избавиться от лифта, и поэтому новых неудобств практически не замечала. К тому же почти половину срока я прожила в номере одна. И лишь за десять дней до окончания срока лечения ко мне подселили очень крупную девушку, которая в санатории закрутила роман с молодым человеком, и я стала поверенной в её сердечных делах.

В то время я проявляла большой интерес к игре в шахматы, и мы, любители этой замечательной игры, после обеда или ужина садились за единственный в санатории шахматный столик. Вернее, сначала никакого столика и не было вовсе, но все мы жаждали играть. Тогда моя бывшая соседка по номеру, которую звали  Виктория, как и сам санаторий, потребовала от главного врача санатория (в другой манере она и говорить не умела, но в данном случае эта её способность помогла решению вопроса), чтобы в фойе установили столик и выдали нам хотя бы один на всех комплект шахматных фигур.

Желающих играть было достаточно много, человек двадцать, поэтому была установлена очередность. Мужчинам я проигрывала без сожаления, но когда подошла моя очередь играть с Викторией, я решила ни в коем случае не расслабляться, играть внимательно и не горячиться.  Наша первая партия закончилась вничью. Возможно, Виктория удивилась такому результату и теперь намеревалась сломить меня полностью. Однако я собрала всю свою волю и вторую партию у Виктории выиграла. Сказать, что Виктория была раздосадована, значит не сказать ничего. Она обозлилась на меня и с желчностью в голосе произнесла: “Не понимаю, как такое могло случиться? Я же хорошо играю и выигрываю у многих мужчин!” Я не стала пускаться в объяснения с ней и молча удалилась.

Другой моей отрадой были прогулки по парку, я любовалась Долиной роз, поднималась на гору “Красное солнышко”. Но была у меня мечта – покорить гору Большое седло. Я могла осуществить свой план только в воскресный день, когда в санатории не было никаких лечебных процедур. Я начала искать попутчиков, которые могли бы составить мне компанию, но желающих совершить восхождение так и не нашлось. Тогда на покорение вершины я отправилась одна. Накрапывал мелкий дождик, но это не могло меня остановить. Я надела кроссовки и куртку и, таким образом, была достаточно надёжно защищена от непогоды.

Дойдя до “Красного солнышка”, я направилась к верхней станции подвесной канатной дороги и увидела шедшую мне навстречу женщину. Она как-то сразу понравилась мне, и я пригласила её пойти вместе со мной на Большое седло. Сначала женщина отказалась, сказав, что она уже идёт обратно с Малого седла, да и одета она была не по погоде. Действительно, на её ногах были только босоножки, а вместо куртки или плаща кофта. Но потом, немного поколебавшись, она всё-таки согласилась составить мне компанию, и мы двинулись в путь уже вместе.
 
По дороге мы разговорились друг с другом. Мою новую знакомую звали Анна, и с тех пор я звала её не иначе, как Аннушка. Всю жизнь она прожила в Омске, где работала заведующей гримёрно-пастижёрным цехом сначала в ТЮЗе, а потом в драматическом театре “Галёрка”. У неё был муж и двое взрослых сыновей. Два года назад она купила квартиру в Кисловодске, чтобы быть поближе к старшему сыну, жившему в этом городе. Аннушку любили в обоих театрах, которым она преданно служила, и работники обоих коллективов с большим сожалением прощались в ней, когда она решила переехать в тёплые края.

Мы дошли с моей спутницей до цели. Сфотографировались и на Малом, и на Большом седле возле триангуляционного знака. Я была счастлива. Мы обе были перепачканы, особенно Аннушка, которая ко всему прочему ещё и промокла. Когда после восхождения я шла в свой номер мимо игравших шахматистов, все они с недоумением смотрели на меня, а Виктория спросила: “Откуда это ты явилась в таком виде?” Я ответила, что с Большого седла. По-видимому, никто мне не поверил, а Виктория мне вслед даже бросила реплику: “Да ладно тебе!” Видимо, она имела в виду “шутить”.
 
После этого восхождения мы с Аннушкой стали большими друзьями, гуляли вместе по парку, фотографировались, пили нарзан в питьевой галерее. Жаль только, что нам не довелось вместе послушать симфоническую музыку. Филармонию я посещала одна.

Через три года, в 2008 году, я снова получила путёвку в Кисловодск, но на этот раз в санаторий “Нарзан”, выигравший в этом году тендер на лечение глухонемых людей, а также людей с пониженным слухом. Я попала туда после неоднократных настойчивых требований предоставить мне путёвку. Мне даже пришлось пригрозить, что я буду жаловаться в вышестоящую инстанцию. Это подействовало. Вскоре раздался телефонный звонок, и мужской голос предложил мне путёвку в санаторий по профилю тугоухости. Владелец голоса на том конце провода предполагал, что я немедленно откажусь от такой путёвки, но, к его удивлению, а, может быть, и досаде я с радостью согласилась, поскольку я действительно плохо слышала левым ухом.

Санаторий “Нарзан” находился рядом со знаменитой питьевой нарзанной галереей, в самом начале парка. Бело-жёлтое четырёхэтажное здание санатория, являющееся памятником архитектуры, и его местоположение мне очень понравились. В санатории не было культурной программы, однако каждую субботу и воскресенье я по-прежнему слушала симфонические и инструментальные концерты или выступления вокалистов в филармонии. Здесь я неоднократно встречалась со своей давней знакомой Лерой, уже много лет живущей в Кисловодске.

Рядом с санаторием, в парке, мужчины играли в шахматы, и я часто наблюдала за ходом их баталий. Среди шахматистов было много отставных военных, ранее зачастую служивших в отдалённых районах и теперь купивших жилплощадь в Кисловодске. Все они, как один, были недовольны своим нынешним бедственным материальным положением и отчаянно ругали Путина. Кое-кто из них говорил, что вина за положение дел в стране и с военными, в частности, целиком лежит на Путине, которого они считали евреем и поэтому клеймили особенно жёстко. В то время я ещё не разделяла такие радикальные взгляды и слегка ёжилась от их словесных атак. Но услышав о еврейском происхождении Путина, я не выдержала и, как могла, старалась опровергнуть вымыслы возбуждённых игроков. Сейчас военным подняли зарплату и пенсию, так что, полагаю, бунтари-шахматисты, наконец-то,  успокоились.

Сначала за столом в санатории мы сидели втроём: две глухонемые женщины и я. Та, что помоложе, немного слышала и была “переводчиком” между официантками,  другим обслуживающим персоналом санатория и своими неслышащими друзьями. Женщина постарше, которую звали Таня, была необычайно хороша собой: белокожая блондинка с синими глазами. Но и этой женщине изменил муж, тоже глухонемой, и в итоге они расстались.
Таня потеряла слух в раннем детстве, когда ей, ещё грудному ребёнку, делая укол, ввели чрезмерно большую дозу антибиотиков. И таких случаев в санатории было предостаточно. Таня могла издавать какие-то звуки, и по её артикуляции с большим трудом я могла догадаться, что она хочет сказать или спросить.

В столовой царила почти мёртвая тишина, хотя за всеми столиками люди оживлённо переговаривались, отчаянно жестикулируя. Я выучила на языке жестов первые пять букв алфавита и из них составляла слова и целые фразы, потешавшие моих соседок по столу.
Практически все отдыхавшие в санатории, в том числе и я, получали специализированное лечение в Центре слуха и речи “Верботон-М+”. Здесь у пациентов снимали аудиограмму слуха, а затем проводили его восстановление. Нас подключали к аппарату, издававшему звуки, которые пациент в той или иной степени всё же слышал, и потом с помощью того же аппарата тренировали слух, понижая высоту звука и постепенно расширяя диапазон слышимых частот. Это был совершенно новый для меня метод лечения. В городских поликлиниках отоларингологи проблемами улучшения слуха вообще не занимаются, а здесь времени для лечения было явно недостаточно. Если бы курс лечения в этом центре, да и само пребывание в санатории было более продолжительным, то, полагаю, в моём случае можно было бы добиться значительного большего  улучшения слуха.

 В центре проводили также кохлеарную имплантацию, то есть электродное протезирование слуха, а также слухоречевую реабилитацию глухих детей и взрослых путём  с использованием верботонального метода, который в 1950 году разработал хорватский профессор Петар Губерина. Раньше построение всех методик исходило из того, что если поражено слуховое восприятие, то восстановить его невозможно. Поэтому за основу при обучении и реабилитации людей с нарушенным слухом брали не слух как таковой, а зрение, тактильное восприятие, жесты. В методе же профессора использовался весь комплекс восприятий, благодаря чему глухие дети могли даже научиться говорить.

Находясь в Кисловодске, я решила ещё воспользоваться недорогими услугами косметолога Светланы Олеговны, работавшей в салоне-парикмахерской “Чинара”. Во время очередного сеанса массажа Светлана сообщила рассказала мне, что она может ставить пиявки больным с варикозным расширением вен, и назвала вполне приемлемую для меня цену. Я с радостью ухватилась за её предложение, поскольку делать операцию по удалению вен я не решалась, а внешний вид моих голеней оставлял желать лучшего.

В назначенное время я пришла на процедуру в парикмахерскую, однако здесь ставить пиявки Светлана не стала, а отвезла меня на машине в другое место, где, по-видимому, официально разрешалось проводить подобные процедуры. По окончании сеанса Светлана поинтересовалась, купила ли я эластичные бинты, чтобы забинтовать мои ноги. Однако, поскольку я не осознавала всей важности этого вопроса, я проявила скупость – мне было жаль тратить деньги на эластичные бинты, поскольку у меня в Москве их очень много. Светлана также не предупредила меня о том, что пиявки  разжижают кровь, а я про это забыла, хотя и знала раньше. Словом, на вопрос Светланы я ответила отрицательно и сказала, что надену гольфы с компрессией, за что и поплатилась.

Ни секунды не полежав после процедуры, поскольку я не получила на это ни указания, ни рекомендации, мы с Аннушкой направились на прогулку в парк. Мы гуляли уже почти час, когда подруга случайно оглянулась и в ужасе воскликнула: “Ой, смотри, за тобой тянется кровавая дорожка!” Я тоже оглянулась и увидела тянувшийся за мной след - длинную цепочку красных пятен. А я и не заметила, что мои гольфы намокли от крови. Аннушка испугалась больше меня и потребовала, чтобы я немедленно обратилась к дежурной сестре санатория. Но, поскольку процедуру я принимала не в санатории, то подумала, что медсестра вполне может отказаться помочь мне.

Я решила, что сначала поужинаю, поскольку пора было идти в столовую, а потом займусь ногами. Уже в столовой я обнаружила, что вокруг моих кроссовок образовалась лужа крови. Тут от страха, что я потеряла большое количество крови, я сразу почувствовала слабость и заторопилась к медсестре, уже не задумываясь о последствиях встречи с ней. В это время Аннушка разговаривала с медсестрой, которая и в самом деле отказывалась принять меня, считая правильным направить меня туда, где мне ставили пиявки. Но Аннушка настаивала на осмотре, и медсестра сдалась. Как  я и ожидала, медсестра отругала меня, но, проявив милосердие, сделала мне перевязку. Больше к Светлане я не ходила.

 Уже в Москве мне пришлось обратиться в городскую поликлинику к хирургу, которая поставила диагноз дерматит и сообщила, что у меня аллергическая реакция на гирудин - вещество, мгновенно разжижающее кровь. Она же посоветовала мне больше никогда не ставить пиявки. Тем не менее, по совету знакомого врача натуропата и гомеопата, осенью 2012 года я обратилась к профессиональному гирудотерапевту, которая чётко объяснила мне, что именно нужно купить для проведения курса гирудотерапии. Во время сеансов она не сразу ставила мне пиявки на обе голени, как это делала Светлана, а в один день - на печень, через три дня - на область пупка, потом - на низ живота, почки и только потом на одну голень, а затем на вторую. Во время курса гирудотерапии я принимала противоаллергический препарат лорагексал и пользовалась мазью аллерген. Словом, гирудотерапия – дело нешуточное и требует серьёзного подхода. А тогда в Кисловодске я купилась на дешёвку и получила по заслугам. Несмотря на это омрачившее мой отдых событие, у меня остались самые тёплые воспоминания о Кисловодске и о санатории “Нарзан”.

Конечно, моей мечтой было вновь подняться на Большое седло с кем-либо из моих приятельниц – Аннушкой или Лерой. Однако на этот раз Аннушка идти в гору категорически отказалась, сказав, что у неё болят ноги. Неожиданно для меня согласилась Лера, и мы с ней на маршрутном такси поехали в санаторий имени Серго Орджоникидзе, чтобы оттуда начать восхождение. Без особых усилий мы добрались до горы “Малое седло”, где Лера предложила мне немного отдохнуть. После непродолжительного отдыха я была готова снова отправиться в путь, но Лера с удивлением спросила: “Это куда же ты, собственно, собралась?” “Как, куда, - опешила я, - на Большое седло!”

“А я думала, ты шутишь, - продолжала Лера. – Нет, я дальше не пойду. Дай мне денег на такси. Я возвращаюсь назад”. Я дала ей денег, но Лера всё сомневалась в том, что я твёрдо намерена идти на Большое седло. Я была огорчена отказом Леры продолжать путь, но сама была полна решимости продолжать восхождение, тем более, что от Малого до Большого седла по прямой всего три километра.

И тогда я пошла одна. Снова, как и в прошлый раз, накрапывал дождик, но я, не обращая на него внимания, шла по тропинке сначала вдоль подножия холмов, а потом по их гребню. Вокруг не было ни души. Я была совершенно спокойна. Лишь в какой-то момент я заколебалась: я не знала, какая из возвышающихся передо мной вершин является Большим седлом. Здесь весьма кстати я заметила шедших мне навстречу троих молодых людей. Увидев меня одну, уже далеко немолодую женщину, они были поражены. Это я отчётливо поняла, когда расстояние между нами сократилось, и я увидела их полные изумления глаза. Я спросила ребят, какая из гор является Большим седлом. Оказалось, что она находится как раз позади той, с которой они только что спустились.

Вскоре я достигла цели своего путешествия. Я снова доказала самой себе, что я ещё на кое-что способна, и от этого была счастлива. Чтобы убедить неверующих, что я всё-таки добралась до вершины, я сама себя сфотографировала на фоне триангуляционного знака. Этим восхождением я сделала себе подарок к своему большому юбилею.