По Совести...

          Не могу судить объективно и в полной мере, была или не была моя бабушка красавицей в современном значении этого слова. Если судить по немногим чёрно-белым старинным фотографиям, сохранившимся у моей мамы, то ничего особенного в бабушкиной внешности и не было. Простое, доброе и открытое лицо с немного печальными голубыми глазами, светло-русые волосы, заплетённые в тугие косы, и изящные в юности руки, с длинными пальцами, которые я уже запомнил с мозолями от непомерно тяжелого, далеко не женского труда. И по сию пору в небольших провинциальных российских и украинских городках встречаются женщины, очень похожие и внешне и по мироощущению. Умиротворённым спокойствием веет от их простых лиц. Но всё же я думаю, что она была очень привлекательной в молодости. Больше всего, наверное, об этом мог рассказать мне дедушка Иван. Но он как-то стеснялся рассказывать о своих сердечных делах, хоть и был человеком, не лишённым литературного дара, и таланта рассказчика.

          Впрочем, дед Иван был мне не родным дедом. И узнал я об этом уже довольно поздно. Уже когда мне было лет семь-восемь. Нужно было написать в школе какое-то изложение или сочинение к Восьмому марта, посвященное своей маме, и я с удивлением узнал, что у моей мамы отчество Федотовна, как и у её старшего брата. А у двух младших тёток, Веры и Валентины, отчество было Ивановна. Так мне объяснили, что дед нам не родной. Но это вовсе не помешало нам любить его так же, как любили его и родные внуки. А он, в свою очередь, никогда не делал разницы между нами. Для него мы все были родными и любимыми. Не могу припомнить ни одного случая, чтобы он отдал предпочтение кому-либо из внуков или несправедливо обошёлся с нами!

          Бабушка тоже не очень хотела распространяться о тонкостях своих отношений, но всё же мне удалось её как-то разговорить. Правда, это было уже гораздо позже, когда мне исполнилось лет шестнадцать. Видимо, она решила, что я уже созрел для полного понимания житейских проблем. А ведь и действительно, в детском возрасте трудно понять в полной мере и распутать тугие узлы человеческих взаимоотношений.

          Так случилось, что после войны она осталась одна. Это, правда, если не считать её четверых малолетних детей, самому старшему из которых, моему дяде Коле, было в ту пору всего пятнадцать лет. В таком возрасте он уже работал, помогая матери, но помощь эта не очень сказывалась на их достатке. Тогда в колхозах работали за палочки в тетрадке и люди натурально недоедали. С голоду, наверное, уже тогда никто не умирал, но, по его воспоминаниям, есть хотелось постоянно. Моя мама тоже часто вспоминала, как она носила ему в поле обеды, состоящие из трёх-четырёх драников или варёных картошек и небольшой крынки простокваши. Вот это и был основной рацион подростка, работавшего в поле на сеялке и на тракторе в женской тракторной бригаде. Мужиков ведь почти не было, вот и сажали за баранку и фрикционы хрупких женщин и неокрепших подростков. И как правдиво ни описывай и ни показывай в кино то время, а ведь всё равно мы не сможем полностью представить всё то, что пережили наши бабушки и дедушки. Задача стояла очень простая – просто выжить.

          А дед Иван вернулся с войны в сорок шестом году. Ему, наверное, очень повезло, ведь всю войну он прослужил на далёком острове Сахалин. Несколько раз писал заявления с просьбой отправить его на фронт, но всем писавшим наотрез отказали. В двадцати километрах от их застав стояла грозная и жестокая императорская японская армия, которая в любой момент могла перейти границу, защищавшуюся редкими и плохо кормленными ротами и взводами.

          Так и не удалось побывать ему в "настоящих" боях и на передовой, если не считать нескольких скоротечных стычек с быстро капитулировавшей Квантунской армией. Мне кажется, что он даже несколько стеснялся того, что не мог считать себя полноценным фронтовиком и вернулся домой всего лишь с двумя медалями. Но парнем он был бравым и поэтому сразу обратил на себя внимание всей незамужней части женского населения деревни. Ещё бы! Кто из девушек и женщин, истосковавшихся по мужскому вниманию, не мечтал о таком женихе? Высокий, почти двухметровый, широкоплечий красавец с военной выправкой и голубыми задумчивыми глазами. Может, женщины и не выстраивались в очередь, но вниманием он не был обделён, это точно.

          Когда и где он первый раз увидел мою бабушку, этого они оба уже и не могли точно вспомнить. Но с того самого момента все его думы были только о ней. Любовь ведь такая болезнь, разит всех, не спрашивая паспортных данных и справок о состоянии здоровья. Вот так дед Иван и стал вздыхать по моей бабушке Наталье. Долго ли, коротко ли, а, по её воспоминаниям, больше двух лет ходил он за ней следом и неуклюже, не умея этого делать и стесняясь, время от времени признавался ей в любви. Бабушка тоже была очень скромной. Другая на её месте быстренько захомутала бы такого перспективного жениха и взяла его под полный контроль. А бабушка Наталья зачем-то ещё и с укором уговаривала его:

          - Ну подумай ты сам, Бога ради, Иван. Ну зачем тебе такая невеста, как я, с четырьмя-то детями? Ты разуй глаза, посмотри вокруг, столько молодых вдов и девок. Вон они все какие красивые, соком так и брызжут. Любую пальцем только помани, и она побежит за тобой хоть на край света. Вон любая согласится с тобой и без венчания жить. Не хочу я, чтобы ты потом жалел и мучился. Да и мне потом как тяжело будет расставаться с тобой. Не хочу, чтобы снова сердце моё болело. Мне, видно, судьба такая выпала, доживать до края одной...

          Но дед только мотал головой и снова и снова рассказывал ей, что никто, кроме неё, ему уже не нужен. Что он никого красивее в жизни не видел, и никто его сердцу не мил. Вот такой настырный был у нас дедушка. Что поделать - упрямый сибирский хохол. А бабушка всё так же пыталась терпеливо обходить его стороной, не желая становиться на пути деревенских женщин, уже открыто пытавшихся завязать отношения с дедом. Но через два года и она сдалась. Наверное, надоело ей одной тащить этот непосильный воз жизни на своих хрупких плечах, да и молодая она ещё была, чтобы совсем наплевать на свою личную жизнь.

          Так они и сошлись жить вместе. И жили ещё на удивление долго, тихо и мирно. Я никогда не слышал, чтобы дедушка даже повысил голос, а не то что заругался на бабушку. Нарожали ещё и совместных четырёх детей. Вот и почему-то вспомнилось мне, что все рубашки, которые он носил, до самой смерти ему шила бабушка. Ну не любил он магазинных рубашек, не переносил твёрдых отложных воротников, а бабушка шила косоворотки, и он ещё долго удивлял всех, кто с ним встречался, этим забытым покроем. Эти рубашки, как он говорил, были самыми мягкими и тёплыми. И я помню, как сидели они вечерами вдвоём за чаем и что-то рассказывали друг другу, что-то обсуждали, что-то решали совместно. И была во всём этом такая идиллия, которой я давным-давно не видел в отношениях между супругами. Но при этом бабушка всегда называла деда строго - Иван, а дедушка называл её ласково - Наташа... И непонятен мне до сих пор секрет их бесконечной любви и взаимоуважения.

          Пытался я разгадать этот секрет, общаясь со своим двоюродным братом Русланом, старшим сыном моей тётки Валентины. В Руслане наш дедушка проявился в самой полной мере. Поражало явное внешнее сходство внука с дедом. Если сравнивать их фотографии в молодости, то легко можно спутать их внешне. И ростом, и лицом, и фигурой они очень похожи. И даже по пристрастиям к женщинам, с небольшими нюансами, они совпали. Руслан первый раз влюбился в тринадцать лет. В девушку старше себя на добрый десяток. И держал в душе этот бутон любви много лет. Девушка за это время уже дважды успела побывать замужем, родить двоих детей. Да и Руслан уже успел жениться и развестись. А вот встретились они и больше не смогли расстаться. Так и живут до сих пор, озадачивая меня тайной женских чар, которые могут так покорить сердце и душу, что никакими подручными средствами от них не избавиться... А может, это просто особенности дедушкиной души, которые так явно передались внуку...?

          Не часто я теперь бываю в родной деревне, но когда бываю, то обязательно прихожу на могилку дедушки Ивана Ефимовича, пусть он и не был мне родным по крови, но он был родным мне по совести...