Мы прошли уже версту-две... Клюква

Мы уже прошли версту- две пути, обогнули реденькие хвойники, но ничего из высокой меры – о чём можно было бы судить о красоте я не усмотрел, попеременно озираясь по обе стороны от себя , но тщетно- кругом было тоже , что раньше – болото…
Тогда я стал волей неволей прислушиваться к Василю, стараться вникнуть в то, что он мне рассказывал о прошлой зиме; селянах, разбросанных по хуторам, показывавшимся из всей этой сырости немногочисленными островками; и прочее подобное этому. Нужно сказать слушать я старался внимательно, но от чего-то мне доставались лишь гулкие , съеденные от говора окончания и отголоски и, понимая, что возразить на это мне нечего, я что-то подобное многозначительно оглашал Ведуну, стараясь не отступать от него больше чем на пять-шесть шагов , запоминая в движениях осторожность и старательно перенося их на себя. 
«Стало время дух перевести!- наконец произнёс мой проводник - поворачиваясь ко мне . Я согласно кивнул головой. И тут с неподдельным интересом мои глаза столкнулись с его  морщинистым посечённым лицом - и так как доселе они не находили возможным подобное наблюдение, то теперь были этого совершенно не лишены.
Мы расположились на крохотном островке , всего в два шага, освободились от поклажи, и у Василя вновь затянулся дымок из трубки.
Находя силы в непродолжительном отдыхе, я не удержался и занял по новой разговор о болотных красотах, стараясь в своём неведении отыскать место более здравому суждению, чем всё это в округе…
Ведун нахмурил слегка брови, - « мол , что тут непонятного»,- и с тем всё же решился уважить меня , как гостя.
-Ты не серчай на меня ,Григорий Михайлович! Божиться тут уже не к чему- другой красоты и не будет! Тут она вся! Просто бывает занято сердце иным чем- тягостным и внимания ей мы  милостиво не жалуем.
Я бы тут и осердился, да в чём?- если так всё случилось… и Троповедец  до глубины моей душной добрался, найдя ходы. Примолк я. Приостыл.
Был я чужой местам этим - совершенно. Да и в жизни людской - такой какой видел её здесь - смысла не находил. Убаюканный  лишь свежим воздухом, несущимся мне в лицо ветром рисовал дальнейшее с изюминкой, но где-то во мне всё же поджидало незатейливое чувство разочарования, что сорвался я вот так мгновенно с мест своего благополучия и совершенно не зачем. Делиться с Василем , умудрённым самой жизнью- я нашёл бы сейчас слабостью, но если не находить слабостей – то  никогда не суметь их пересилить… И я чуть-чуть горестно выбрасывал из себя грязь собственных недоразумений, как волочился всю жизнь за благом, как  благодетельствовал, да лгал , что счастливец…а на самом деле знал, что был полнейшим неудачником при всём своём солидном состоянии .
Единственное родственное дыхание позвало меня в эти края забыться тем, что возвратить не возможно. Вспомнить как по осени девки с поселений  , тащась с корзинами и коробушками убирали клюкву, которую на хранение, а которую оставляли до снегов- морозить… Как тогда она походила на кровь  в рассыпчатом сахарном покрывале, занималась рассветом и на руках оставалась, что ври не ври , где был, а клюквой баловал…
Как она собранная раньше , чем положено - была кисла, но манящими прекрасными бусинами  становилась во взорах до такой степени, как и глаза усталые сомкни- а она перед тобою…
Вся любовь моя была похожа на эту клюкву - не спелая; убитая ревностью  и нашими руками на целые жизни…
Моё повествование и не думало кончаться…так Василь прибрав кладь и не мешкая , без лишних слов , давая понять , что надо  идти- старательно нёс груз моих пережитых  заимок . Тропу за тропой, миновали мы и очередное моё  то славословие, то жалобу… Ведун не тревожил меня своей невнимательностью,  но и не обрывал наотмашь  …
Как скоро мы уже  вторили колейную дорогу и оказались меж лесочка- я за собой  не заметил … по левую сторону  разлилась пущая вода  ,  впереди- однажды прерванным знаком- я понял - нас ждал ночлег.