Тени прошлого 13

Финляндия. Местечко Огльбю.
10 марта 1907 года

     Встреча произошла на явке в заштатном городишке, который вряд ли насчитывал больше десяти тысяч жителей. Ленин, бодрый, жизнерадостный встретил Лейбу Бронштейна с распростертыми объятиями.
 
     - Исхудал, батенька! – воскликнул Владимир Ильич, разглядывая гостя. – Исхудал! Как же удалось вам совершить побег из Сибири?! Ведь это же уму непостижимо!

     - Помогли, товарищ Ленин! – Троцкий, сдержанный и суровый после побега, лишь слегка тронул улыбкой губы. – Из Березова бежал, с места ссылки соратника Петра - светлейшего князя Алексашки Меньшикова!
 
     - Как же вы решились на столь отчаянное предприятие?! – Ленин прищурил глаза, что всегда делал в минуты сосредоточения на каком-либо вопросе. – Подвиг, батенька! Настоящий подвиг!

     - А что мне оставалось делать, Владимир Ильич? – пожал плечами Троцкий. – Меня ведь осудили на вечное поселение! Пришлось рисковать! Иначе, так бы и сгнил в Сибири. А я еще не все сделал для революции!

     - Ну-ка, ну-ка! – Ленин уселся на диван и сделал приглашающий жест. – Садитесь и рассказывайте! И не смейте уверять меня, что ваш побег – рядовой случай. Я ведь знаю, что побег вечнопоселенца карается каторжными работами. Так что, рисковали вы изрядно!

     - Да, ничего, собственно, героического. 10 января 1907 года глубокой ночью нас - партию осужденных на вечное поселение под крепкой охраной доставили на Николаевский вокзал. Затолкали в тюремный вагон, и лишь при посадке мы узнали конечный пункт нашего «путешествия» - сибирский городишко Обдорск, который находится далеко за полярным кругом. На тридцать пятый день пути наш обоз добрался до города Березова, где случилась у нас передышка. Вот во время этой передышки нас и догнала оказия, посланная товарищами из Питера. Мне передали пятьдесят золотых червонцев и кварту спирта. И только тогда я решился на побег. Я сговорился с местным крестьянином, который свел меня с зырянином - оленеводом,  запойным пьяницей, но отчаянным человеком. Мне пришлось отдать ему почти весь мой спирт, поскольку за червонцы он рисковать не соглашался ни в какую! С этим зырянином Иваном мы по лютому февральскому морозу проехали на оленях за неделю свыше семисот верст и добрались, наконец, до Урала. Ну, а там я сел на поезд и вскоре оказался в Петербурге. В общем, через одиннадцать дней после побега я был уже в Питере. Эта стремительность и привела к успеху безнадежного, казалось бы, предприятия.
 
     Лейба Бронштейн умолчал о том, что золото и спирт ему доставили отнюдь не товарищи по революции, а специально снаряженная экспедиция, отправленная по следу обоза полковником Хаусом. И если бы не остановка обоза в Березове, членам экспедиции пришлось бы следовать за Бронштейном в конечный пункт назначения и организовывать побег из Обдорска. А вот оттуда добраться до Петербурга было бы весьма и весьма проблематично! Судьба сыграла в этот раз на руку пламенного революционера…
 
     - Как же вас взяли? Ведь не было, вроде никаких предпосылок?! – Ленин вновь прищурился. – Все было легально: я имею в виду деятельность Петербургского Совета рабочих депутатов, председателем коего вы были избраны.

     - Да, Владимир Ильич, жизнь кипела! Но до поры, до времени! Пятьдесят два дня существования первого Совета были насыщены работой до отказа, как мы в этом водовороте жили, мне самому неясно. Но царское правительство, видимо, осознало всю губительность нашей деятельности для самодержавия, и 3-го декабря прямо на заседании весь исполком Совета во главе со мною был арестован. И для меня настали мрачные времена: мой второй "тюремный цикл". До отправки в Сибирь я провел в заключении пятьдесят семь недель! Хотя, справедливости ради, надо сказать, что режим в тюрьме был щадящий: камеры днем не запирались, я имел возможность встречаться с женой, с товарищами по борьбе. Я много писал, как вы знаете, для "Начала" и "Известий", а мои адвокаты выносили рукописи в своих портфелях и отправляли вам. Многое обдумал и осознал. Могу с полной ответственностью заявить, что в моей личной жизни произошел коренной перелом в связи с заключением в тюрьме. Перелом в сторону зрелости. Так что, я не считаю время, проведенное в тюрьме, потерянным временем.

     - Рад, батенька! – Ленин вскочил и заходил по комнате быстрыми шагами. – Весьма рад тому факту, что вы не сломлены! Что смело глядите вперед! Нас ждут великие дела, в которых вам, товарищ, Бронштейн…

     - Троцкий! – перебил Ленина собеседник.

     - Что? – Ленин остановился от неожиданности.

     - Троцкий! – повторил Бронштейн. – Я теперь Лев Давидович Троцкий!

     - Ах, да! Извините, Лев Давидович. Да! Так вот, я хотел сказать, что вам предстоят великие дела в России. Пройдет еще несколько лет и, из искры, зажженной нами в 1905 году, возгорится пламя великой революции. А победив в России, мы перекинем этот пожар на весь мир! Такая вот перспектива рисуется мне в очень скором будущем!

     Бронштейн с сомнением покачал головой.

     - Самодержавие все еще сильно в России! – промолвил он. – И победить его можно только уничтожив все царское племя! Всех Романовых – под корень! Вот тогда можно будет с уверенностью сказать, что царизм побежден!

     - Экий вы кровожадный, батенька! – глаза Ленина хитро блеснули. – А между тем, в ваших мыслях есть резон! Есть! Действительно, пока жив хоть один Романов, у определенных кругов, в частности, монархических всегда будет повод сражаться за восстановление самодержавия, пусть даже и свергнутого народом! А нет претендента на царский престол, нет и поводов для борьбы за него. Вынужден согласиться с вашим суждением по этому поводу, товарищ Троцкий!

     - Я не зря вернулся в Россию в самый разгар октябрьской стачки, - сказал Троцкий, - и с головой ушел в революцию! Я много встречался с представителями самых разных слоев общества. И убедился, насколько сильна в народе вера в «доброго» царя. А это весьма опасно для нашего дела, ибо пока народ не осознает, что при живом царе реставрация царизма неизбежна в России, революция всегда будет в опасности! Как вы верно изволили заметить, Владимир Ильич, «нет претендента на царский престол, нет и поводов для борьбы за него». Мы пришли с вами к взаимопониманию в этом непростом вопросе, и это не может не радовать. Поскольку те товарищи, с которыми я пытался обсуждать его ранее, как правило, встречали мои суждения в штыки!

     - Так надо, чтобы мы пришли к взаимопониманию и в другом вопросе! – воскликнул Ленин, лукаво прищурив глаз. – О который уже столько копий сломано!
 
     - Вы это о большинстве в партии?

     - Вот! – палец Ленина обличающе уперся в грудь Троцкого. – Вот, в чем ваша ошибка, как и многих других членов РСДРП! Вы говорите и видите только большинство в партии! А нужно смотреть на этот вопрос ш и р е! Гораздо шире! Нам нужна полная и безраздельная власть большинства! А она может и должна устанавливаться через систему голосования, систему выборности. Посредством введения всеобщего равного избирательного права в России будет со временем установлено безраздельное господство большинства, то бишь, наше с вами господство. Неужели это так сложно понять?!

     - Владимир Ильич, - Троцкий умоляюще сложил руки перед грудью. – Вы же знаете мою позицию и наверняка помните,  что на II съезде РСДРП моя кандидатура в редколлегию нашей газеты была в ультимативной форме отвергнута господином Плехановым. И вы тут же предложили новый состав: Плеханов, Ленин, Мартов… И исключили из редколлегии Аксельрода и Засулич. Естественно, что я принял сторону обиженного меньшинства и выступил с критическими замечаниями в отношении ваших организационных планов. Словом, дайте мне время вникнуть в революционные процессы здесь, за рубежами России, и уж потом принимать чью-то сторону в партии.

     - Конечно, Лев Давидович! – Ленин пристально посмотрел на соратника, который немало нервов попортил ему на предыдущем съезде. – Конечно, отдыхайте, набирайтесь сил. Кстати, чтобы несколько отвлечься от революции и России, не хотите ли вы написать книгу о своем побеге из ссылки? Эта книга будет иметь здесь успех, уверяю вас!

     - Знаете, мне и самому приходила в голову эта мысль. Я, пожалуй, попробую, Владимир Ильич!

     Они тепло распрощались, но после ухода Троцкого Ленин долго смотрел ему вослед в окошко, изукрашенное узорчатой деревянной рамой. Но видеть саркастическую улыбку на сухих губах Троцкого, широко шагающего по тротуару, он не мог…

Продолжение следует -