Последняя реликвия

       

     П О С Л Е Д Н Я Я  Р Е Л И К В И Я.

     Мотор в машине работал ровно. В свете фар весело искрились сугробы, они как бы чувствовали приближение Нового года.
Легкий утренний морозец и тихая безветренная по-года. Для охоты лучше не надо. На день обещали поте-пление, так что все складывается хорошо. Последняя охота в этом году, через три дня Новый год.
   Андрей Топорков решил сегодня сходить по зайцу с подхода. Хотя и конец сезона, но погода мягкая, может будет возможность подойти к косому на выстрел.
Собаку Андрей с собой не взял. Снегу много, собака плывет. К обеду из сил выбьется и надо будет воз-вращаться. А без собаки Топорков планировал походить весь день.
   Выехал Андрей пораньше. Во первых, район куда он поехал находится далеко. Но главное не в этом. Дорога идущая по лесу узкая. С обоих сторон вплотную к дороге подступают огромные сосны и хотя дорога про-гребена бульдозерами разъехаться со встречной машиной проблема.
   На дороге сделаны "карманы", по ширине две легко-вушки разъедутся. Но если попадется лесовоз, тут уж...
   Сегодня выходной. Конец месяца и конец года. А это значит, что у лесорубов может быть как всегда аврал для выполнения плана. Сейчас, пока нет лесовозов, можно спокойно проскочить и вечером после пяти, точно так же вернуться без проблем.
   Топорков любил ходить на охоту на весь день. Рассвет встречать в лесу и закат тоже в лесу. Такой принцип был у него с молодости. Лишь много позже он прочитал у Тургенева правила настоящего охотника. Где одним из пунктов это и значилось. Рассвет, а охотник уже на тропе. Закат, а он еще в лесу.
   Как объяснить, да и стоит ли? Что самое интересное и продуктивное время на охоте, это ранние утренние часы и вечерние часы перед сумерками. Это самое активное время для дичи, с точки зрения охоты и самое поэтическое время для восприятия красоты природы.
    Сколько интересного и неожиданно можно увидеть в это время. Как говорил напарник Топоркова, открой пошире уши и не закрывай глаза. Смотри и слушай. Рассвет в лесу, это дано видеть не каждому.
    За поворотом далеко впереди, в свете фар, Андрей увидел фигуру человека, идущего по дороге. Что в та-кую рань делать здесь человеку? Охотник? Непохоже, одет не так и без ружья. Хотя от жилья ушел уже далеко. По фигуре и походке вроде пожилой.
   Подъехав поближе, Топорков выключил скорость и когда машина поравнялась с путником, тот вопреки ожиданиям не махнул и не обернулся. А лишь бросил быстрый взгляд через плечо и продолжил свой путь.
   Упрямый. На старости лет наверно все такие -усмехнулся Андрей, вспомнив как соседка пенсионерка жалуется на своего мужа - "Даже на автобусе ездить не хочет, все сам, все своими ногами."
   Остановившись, Топорков распахнул дверь.
   - Раннему путнику посох в руки и сапоги скороходы - улыбаясь громко сказал он - Садись, подвезу. - Настроение было хорошее, впереди полный охотничий день , можно подвести человека и немного поговорить.
Путник подошел, поздоровавшись, медленно и неумело забрался на сиденье и с силой захлопнул дверь.
   - Здравствуйте. Куда в такую рань путь держите? - обратился увидев возраст человека уже на Вы, Топорков.
   - Да вот в Реж надо сбегать - тихим старческим голосом сказал путник, снимая рукавицы. Был он одет в старое пальто с каракулевым воротником. На голове шапка серого каракуля, на ногах белые фетровые бурки, обшитые красной кожей. Таких Андрей не видел уже лет двадцать. Раньше такую одежду любили носить партийные работники.
    "Наверно ровесник Хрущева" - улыбнулся про себя Топорков. Точно в такой же форме, видел он на фотографии бывшего генсека.
   - Далеко собрались. Наверно дело важное? -поинтересовался Андрей.
   - Постричься надо - не в тему, как показалось Топоркову ответил путник.
   - В парикмахерскую что ли?
   - Да - и видимо поняв, что своим ответом вызвал недоумение (за сорок километров идти в другой город подстригаться?!) добавил - мастер там у меня, под бобрика стригет.
    - Так в городе сейчас под кого хочешь подстригут. Только деньги давай.
    - Нет, под бобрика не стригут. Это современные, под ершика стригут.
    - А в чем разница?
    - А ты что на охоту? - поинтересовался путник, явно желая сменить тему разговора.
    - Да, перед Новым годом, хорошо бы зайчишку взять.
    - Хорошее дело. А куда пойдешь?
    - За скважину, за двадцать вторую. Знаете? - ко-нечно Топорков был уверен что попутчик не знал, ни скважин ни лесных дорог. Но каково было удивление когда тот ответил.
    - Вдоль речки или к Островистому болоту?
    - О! - удивился Андрей - да Вы и места хорошо знаете.
    - И я с ружьишком побегивал - согласился путник - все леса насквозь прошел. Мяса домой бывало мешками носил. А то на лошади... - он оборвался на полуслове, затем продолжил - а что там сохатые? Есть, нет?
   - Нет, не стало. Все выбили. Сейчас карабины на руках, так что бьют почем зря.
   - Да-а... - неопределенно протянул незнакомец - А что без собаки?
   - Так снегу вон сколько. Собака еле идет. А я на лыжах, сам как гончая. С лежки не возьму, ну что поделать...
   - С подхода значит - уточнил путник - интересная охота, но не простая, не все умеют. Терпение надо и ноги.
   - Ну что ж побегаем - согласился Топорков - самое главное, что б зайцы были. А за нами дело не станет.
   - Там в болоте всегда были и вдоль по Кайгородке тоже бывали зайцы. А слева, там где речка Бобровка, болото небольшое было, Круглое его раньше звали, знаешь?
   - Конечно, там еще по краю листвянки стоят.
   - Во,во - радостно согласился путник - там клюквы всегда много было.
   - Да, брал я там клюкву. И с правой стороны в ельнике землянка была...
   - Ну и что, еще жива? - удивился незнакомец.
   - Есть, но осыпалась. Да и брошена. Давно видно ни кто не бывал.
   - Давно, давно... - тихо и взволнованно сказал путник - это ведь наша землянка. Моя. - Поправился он - Я копал. Еще наверно в сороковых. Да идет время. Гляди ко ж ты. - И он замолчал. Глядя вперед не-видящим взглядом, он видимо вспомнил что то.
    Поднявшись за Рефтом на бугор, Топорков добавил газу. Справа промелькнул заснеженный поворот.
    - Поворот то проехал - словно очнувшись тихо сказал путник.
    - Я Вас до кордона довезу, а там уж извиняйте...
    - И на том большое спасибо. Я думал лесовозы пойдут подбросят. А видно рано вышел.
    Доехав до кордона Андрей остановил машину.
    - Ну вот и приехали.
    - Большое спасибо. - Степенно сказал незнакомец -теперь тебе возвращаться придется. Спасибо еще раз - на прощанье произнес старик и тяжело зашагал по дороге.
    Андрей развернул машину и медленно поехал обратно. Глянув в зеркало заднего вида, он в темноте, не смог различить фигуру старика на дороге.
    Странный дед. Подстригаться за сорок километров, в другой город. Что поделать, на старости видно у всех причуды.

   Выйдя в темноте к машине, Андрей был доволен. Набегался вволю, в рюкзаке заяц. И хотя мороз усилился, настроение было отличное. Сложив рюкзак и лыжи, Топорков завел мотор.
   Медленно переваливаясь на ямах машина подъехала к повороту на основную дорогу. Вспомнился утренний по-путчик. Чудак все таки. В соседний город идти под-стригаться. А может придумал старый все? Улыбаясь и не отдавая себе отчета Андрей повернул направо.
   Город и дом были налево. Прибавив газу Топорков проехал до кордона, где утром высадил старика. Ни как не шел из головы утрешний путешественник. Пока бегал за зайцем о нем даже не вспоминал, а как только сел за руль сразу почему то вспомнился дед.
   Может проехать до Режа? - прикинул в уме Топорков. Глянув на датчик бензина решил эту идею оставить. Туда и обратно бензина должно хватить, но в обрез. А если где кончится? Ночью в лесу стрельнуть не у кого, а денег с собой, что б заправиться в Реже нет. Правда в багажнике две бутылки водки.
   Доехав до кордона, Топорков решил вернуться. Раз-вернувшись, поехал обратно. В машине уже тепло, все стекла чистые, даже пришлось расстегнуться.
   Ехал Андрей не спеша, с удовольствием, спокойно объезжая выбоины на снежной дороге, выхватывая из темноты ночи дальним светом фар силуэты заснеженных сосен.
   Выходя из очередного поворота Андрей заложил вираж и добавил газу. Выскочив на прямую боковым зрением заметил на обочине темный предмет.
   Вроде утром не было - засомневался Топорков вни-мательно вглядываясь в зеркало заднего вида. Но после контраста освещенного пространства в свете фар и темноты сзади автомобиля, ни чего не увидел.
   Остановившись, включил заднюю скорость и сдал на-зад. Проехав до поворота, увидел впереди справа в сугробе, скрюченную человеческую фигуру. По белым фетровым буркам опознал утрешнего путешественника.
   Дед сидел в сугробе в скрюченном положении, засунув руки в карманы и уронив голову на грудь. Поднятый воротник и глубоко надвинутая шапка создавали впе-чатление замерзшего человека.
   Остановившись Топорков вышел из машины и нагнулся над сидящим:
   - Дед ты живой? - В ответ ни звука. Взяв путника за плечо Андрей легонько его тряхнул и попытался за-глянуть в лицо старика, но увидел только полузакрытые глаза. - Дед слышишь меня? - старик слабо застонал и чуть пошевелил головой.
   - Эх, что же ты старый? - приподняв деда под мышки Андрей подтащил его к машине. Открыв дверцу усадил на сиденье и поставил ватные ноги в салон.
   - Что ж ты по ночам то ходишь ? Годы то у тебя какие?
   Усевшись в машину Топорков захлопнул дверцу и потрогал лоб старика. И лоб и нос были ледяными. С трудом вытащив из кармана руки старика Андрей сдернул вязанные варежки и потрогал руки. Пальцы как ледышки.
   - Э, дед, да ты замерз совсем - Андрей достал бутылку водки, плеснул в ладошку и растер старику руки, затем таким же способом растер лицо. В салоне повис густой водочный запах.
  - Давай ка дед глотни немного. - Андрей поднес бутылку к губам деда и немного влил в полуоткрытый рот. Старик закашлялся и мотнул головой. - Вот, живой значит.
   Давай еще грамм двадцать - и Андрей вновь наклонил бутылку. Глотнув старик вновь закашлялся, но теперь уже зашевелился сам.
  - Вот и хорошо. А теперь поехали. - Топорков включил печку на полную мощность и через пару минут, в салоне стало жарко. На ходу расстегнул деду пальто. Снял шарф и шапку и начал с ним разговаривать.
  - Что ж ты по ночам то бродишь? Так ведь и замерзнуть не долго. И в сугроб сел. Да еще на поворо-те, чуть не проехал. Знаешь ведь сидеть нельзя, сам говорил, на охоту раньше бегал. Тем более смотри как подморозило. Почувствовал как к вечеру то прижало? - разговаривая Топорков поглядывал на старика. Тот сидя в кресле мотался в такт поворотам, но взгляд его стал уже осмысленным.
  - Ну что подстригся? - глядя на коротко стриженные волосы Андрей старался разговорить деда.
   - Остановись ка - еле слышно попросил дед, Андрей притормозил и повернулся к деду.
   - Что случилось?
   - Водочка у тебя где то была - сказал старик хри-пло -налей грамм пятьдесят, промерз я до костей. Ду-мал уж все - дед отрешенно уставился на панель машины - не увижу и старухи своей.
   Андрей достал из-за сиденья початую бутылку.
   - Подержи. Сейчас стакан найдем.
   - Не надо. Я так - и дед сделал из горла пару глотков. Вернув бутылку, он вытер губы и глубоко вздохнул. - Вот спасибо то тебе, спас ты меня, спас.
   - Ну что поехали? -спросил Андрей. Дед молча кив-нул головой. До самого города Андрей пытался разго-ворить деда. Самое главное, что б не уснул - думал Андрей - до города еще минут тридцать, если ехать спокойно. А там в скорую его или в больницу.
   - Где живете? - спросил Андрей подъезжая к городу.
   - Я в поселке живу, на Малышева, около магазина по Зеленой улице. Знаешь?
   - Нет.
   - Тогда до магазина, что за дворцом культуры, а там налево.
   - Может в скорую заедем? Мало ли что.
   - Да ты что - испугался дед - домой, только домой. Там меня бабка ждет. - Все это старик говорил медленно и как бы автоматически. Мысли его были где то далеко далеко.
   Остановившись у небольшого деревянного дома, ко-торый показал старик, Топорков вопросительно посмотрел на деда.
   - Вот я и дома - голос деда окреп и сам он как бы очнулся от своих тяжелых раздумий. Но вылезти из машины самостоятельно не смог.
   Андрей выскочил из машины и помог путнику вылезти. Поддерживая старика, зашел в ограду и помог ему подняться на крыльцо. После громкого топота и окриков внутри что то загремело и послышался женский голос:
   - Кто там ?
   - Да я это - сказал старик. Хотел произнести громким голосом, а вышло совсем тихо.
Открыв двери старушка запричитала и быстро прошла в дом. Усадив старика на диван, Топорков помог его раздеть и собрался уже уходить.
   - Подожди не уходи. Посиди немного. Выпьем.
   - Нет нет, я же за рулем.
   - Ну тогда чаю попьем, поговорим. Не уходи. Ты же меня спас. - Глаза деда лихорадочно блестели и сам он стал каким то энергичным и весь как сгусток энергии. -Давай поговорим, посиди. День у меня сегодня особенный. Ты даже не представляешь, какой у меня сегодня день. - Дед говорил быстро, боясь что Топор-ков его перебьет и было в его голосе столько силы, внутреннего ожидания, робости и какой то нерешитель-ной просьбы, что Андрей не смог отказаться.
   Через полчаса они сидели в светлой комнате со старомодным абажуром над столом и с удовольствием “наворачивали» наваристый борщ.
Дед пропустил рюмочку и рассказывал своей жене о том как чуть не замерз в сугробе и вот Андрей его спас и утром подбросил до кордона.
   - Господи! Да как же это - причитала бабка суетясь вокруг стола - говорила тебе не ходи, нет понесло тебя. И что удумал старый, за сорок верст к собутыльнику пошел. Это ж подумать надо...
   - Молчать! - неожиданно громко скомандовал дед и стукнул ложкой по столу - Молчать! - Бабка не ожидала такого поворота и от неожиданности даже остановилась. Дед опустив глаза в стол с минуту о чем то думал и ни на кого не глядя изменившимся голосом сказал:
   - Садись Мария Ивановна - бабка опешила видимо дед раньше к ней так не обращался. - Видно пришло время грехи свои тяжкие на свет выпускать - дед тяжело встал и медленно ушел в другую комнату. Появившись обратно, он держал в руках ружье с длинными белыми стволами.
    Ружье было курковое и на первый взгляд казалось, что стволы покрыты сплошь гравировкой. Но присмот-ревшись Андрей понял, что стволы изготовлены из да-масской букетной стали.
    Приклад необычной формы. Скорее всего это было корневище какого то дерева, которому природа заложила форму приклада и искусные руки мастера лишь обла-городили изящные формы изогнутых линий.
   - Вот. Это все, что осталось от моей прошлой жизни - тихо сказал дед, положив ружье на стол. Жена недоуменно смотрела на него.
   - А сегодня я ходил в Реж, к единственному своему старинному другу, красному командиру, орденоносцу Евсею Загребневу. - Старик опустил голову - Ходил прощаться - тихо добавил он. - Все, остались Евсею дни, на пальцах сосчитать. Постриг он меня. Выпили мы с ним и простились.
   - Дед замолчал.
   - Какой еще Евсей? Ты же говорил к Федьке Быкову пошел.
   - Не Федька он Быков. - повысил голос Петр Семенович, - и вовсе не парикмахер он. И я, не какой не Машаров и имя вовсе не Петр. А Телегин я, Иван Алек-сандрович. Командир эскадрона второй конной армии. Член партии с двадцатого года. Бывший - тихо добавил он.
   - Ты что это старый заговариваться стал? - изумленно смотрела на него старушка.
   - Помолчи. Вышли все сроки, да и не нужны мы теперь ни кому. Горбачев перестройку объявил, демокра-тию, будь она не ладна. Теперь все можно. А Евсею то дни остались, да и я поди, к весне, а может и раньше на погост попаду. Так, что молчи мать.
    Видно пришло время душе правду сказать. Как вот замерзал седни в сугробе, все вновь перед глазами промелькнуло. Вот думаю помру здесь у дороги и правды ни кто не узнает.
    Дед замолчал и сосредоточенно смотрел на ружье. Андрей внимательно слушал несвязанные речи старика, забыв положить ложку.
    - Ружье, вот это, моего отца. А ему от деда дос-талось. Мы его называли просто - бельгийкой. Купил его дед еще в прошлом веке, как только казнозарядные ружья пошли. В молодости оказалось оно у меня, как последняя реликвия и память о моей семье.
    Время было лихое. Гуляли в то время на Дону и Кубани банды и конные отряды не известно каких ко-мандиров. Нас молодежь мобилизовали защищать Совет-скую власть. И стал я кавалеристом третьего эскадрона Таращенского полка. Книга даже есть такая: "Повесть о полках Богунском и Таращенском." Верой и правдой стал защищать Советскую власть.
    Времена были смутные. Постоянные бои, лихие ата-ки, жестокие рубки. Люди менялись ежедневно. Кто ра-нен, кто убит. Наиболее смелых выдвигали. Вот и я, через год с небольшим, стал командиром эскадрона.
Сколько пришлось провести в седле, об этом лучше не вспоминать. Где только не пришлось побывать. По каким фронтам не носило. Кем не пришлось послужить.
    А начинал я свою службу с Евсеем Загребневым. Из одного хутора мы с ним. С детства друзьями были. В один эскадрон попали, но потом разошлись наши дороги.
    После ранения он остался в Екатеринодаре, а дальше следы его я потерял. И снова встретились слу-чайно и как встретились...
    В тридцатых, я к тому времени уже семьей обза-велся. Были у меня сыновья, двое вихрастых пацанов. Жена черноокая красавица Богуслава. Казачка с хутора Ясного, что на Кубани. я уже был командиром эскадро-на, боевым командиром. Имел орден, наградное оружие, усы как у Буденного.
    Прибыл вестовой. Как сейчас помню в субботу. Срочно вызвали меня на заседание парткомиссии. Прибыл я как и положено в парадной форме с орденами на груди, с наградным оружием и в лихо заломленной ку-банке.
    В приемной таких уже человек восемь. Пришел, за-писался у секретарши. Сижу, ожидаю. Открывается дверь из кабинета выходит Евсей. Он как потом выяснилось, работал здесь.
    Увидел я его, соскочил, обнялись. Он спрашивает ты что здесь? На прием говорю. Вызвали. Он меня за портупею и с улыбкой на лице в коридор. Пошли гово-рит, покурим. Я и рот открыть не успел, как он меня вытолкал.
   Из коридора в его кабинет. Он на ходу говорит - беги. Всех кого вызвали, арестуют. Мы уже слышали, что начались аресты. Домой говорит не ходи, там уже чекисты.
Я сначала на дыбы. Да я, командир Красной Армии, орденоносец. Он меня матом. За пятнадцать минут убе-дил. Вышел я от него на коня и...
   Дед замолчал. Сидел глядя в одну точку на столе, потом очнулся, провел по лицу ладонью.
   На Урал бежал. Попал на строительство Магнитки. Там работал. Другие документы достал. Еще на двух стройках поработал и перед войной вот сюда забился, как таракан в щель.
   К тому времени я уже в торговле работал, благодаря магазину, да браге на фронт не попал. Всех поил кормил, да одевал. Сколько подхалимничал, унижался, а от фронта открутился.
    После войны пригласили меня работать в поселок. Рудник рос развивался, приезжали молодые рабочие, народу становилось больше. Я к тому времени уже за-ведующим был. Дружбу водил со многими и все большие начальники меня знали.
    На охоту вместе ходили, по выходным пикники уст-раивали. Мода потом пошла, трудовым коллективом на охоту, на рыбалку, на отдых, за грибами. На полутор-ках, в кузове с песнями... помнишь мать - обратился он к Марье Ивановне.
   Женщина сидела за столом и глядела широко откры-тыми глазами. Глядя на нее, трудно было понять, ве-рила она или была поражена только что услышанным. Она молча сидела за столом и глядела на мужа.
   - Вот на охоту и стали мы побегивать. Дичи в тайге много было, да и особых развлечений тогда не было. Кино по выходным, да танцы. В городе до войны то театр свой был. А после войны его так и не восстановили. Завод там эвакуированный работал, так и про-должил до шестидесятых годов.
   Так вот, на охоту бегал. Лесу много, дичи мешками носи. Косачей было... как ворон на свалке. Вот лося мало было. Зато козлов, пруд пруди...
   Вот так на охоте, однажды нос к носу столкнулся я  на кромке у Островистого болота с охотником. И кто бы ты думал? Евсей!
   Только теперь он стал Федором Быковым. Вот ведь судьба. Ему тоже бежать пришлось и как его Господь спас не знаю. Тоже скитался по стране как и я же. И осел здесь же на Урале. Не даром говорят, живут здесь одни каторжники да беглые.
   Жил он в Реже и работал парикмахером. До войны то много было и парикмахеров и продавцов мужчин. Это уж после войны бабы везде стали, а раньше... - Петр Се-менович махнул рукой - не то - Он перевел дыхание и вновь начал быстро рассказывать.
   Встретились мы с Евсеем, сидим у костра и нагово-риться не можем. Остались ночевать. Через неделю вновь встретились там же, в лесу. Снова у костра проговорили сутки на пролет. Ну, выпили конечно и хорошо выпили. Вспомнили былое, друзей, товарищей. Он ведь тоже от семьи сбежал. А куда мои сгинули, он так узнать и не смог.
   Договорились мы с ним, как связь держать и где встречаться. В гости друг к другу решили не ходить, а на склоне у болота, на высоком берегу Кайгородки, решили отрыть землянку. Выкопали, замаскировали и договорились, когда встречаться будем.
   И вот в один прекрасный день встречаемся. Достает Евсей из мешка вот это ружье и старый драный чехол. Меня как молнией шибануло.
   Смотрю и не верю. Ружье наше, еще деда моего. Откуда? Что? Как? Ведь оно осталось там, много лет на-зад, еще в той жизни.
   Евсей то и рассказал. После войны, в Свердловске много трофейных ружей продавали. На Малышева магазин был комиссионный, все ружьями заставлено. Вот и зашел туда как то раз Евсей. Просмотреть, прицениться. И тут на тебе, увидел это ружье.
   Узнал он его, в лицо узнал. Вот эта отметина на скобе, еще дедом получена. Пытались его зарубить на охоте, но он ружьем защитился, а потом сам пальнул. Об этом у нас в семье часто рассказывали. И я Евсею в детстве сколько раз говорил.
Вот он в магазине то наше ружье и узнал. Тут же купил его и хранил. А как со мной встретился, мне его и вернул. Вот оно! - Петр Семенович прикоснулся к ружью сгорбленной ссохшейся ладонью. И тихо как бы в раздумье сказал:
   - Единственное, что осталось от той жизни и на-верно единственное, что останется от меня.
Долго еще Петр Семенович рассказывал. Голос его тихо звучал в комнате, казалось ему и не надо было, что б его слушали. За долгие годы накипело в душе, хотелось выговориться. А может, сил уже не осталось носить в себе тяжкий груз воспоминаний.
   Петр Семенович замолчал и как бы очнувшись, посмотрел на жену и Андрея.
   - Прости Марья Ивановна, что правды тебе сказать не мог. Время, сама знаешь, какое было. Да и сейчас бы наверно не сказал, ни к чему это. Да вот... - он на мгновенье задумался - замерзал когда в сугробе, чего только перед глазами не прошло. Я уж думал все.
   Перед смертью говорят, вся жизнь промелькнет. Вот и у меня все это промелькнуло. Я даже пожалел. Вот за-мерзну и ни кто не узнает, кто ты был на самом деле.
    А теперь вот вроде как и в грехах покаялся. Легче мне стало как рассказал. Под старость то видишь и в Господа поверишь, лишь бы еще пожить немного. - Петр Семенович замолчал и думал о чем то о своем. Притихшая жена сидела на стуле, сложив на коленях морщинистые натруженные руки. Смотрела она на мужа тихим безутешным взглядом, а в глазах стояли слезы.
    Во дворе громко залаяла собака. Петр Семенович вздрогнул. Он поднял глаза и обвел комнату взглядом.
    - Вот так всегда. Сколько лет прошло, а собака залает, и мне кажется за мной пришли. А сейчас вот рассказал вам и как камень с души. Пусть приходят. - Он замолчал - Не кому видно за мной приходить, да и поздно. Ни тех, ни этих в живых не осталось, да и нас скоро не будет - Петр Семенович замолчал. Долго глядя в стену отсутствующим взглядом, он наконец заговорил снова.
   - А вот это ружье я решил подарить тебе. И не спорь -поднял он руку увидев как Андрей хотел возра-зить. - Я уже старый свое отходил, мне осталось со-всем немного. Только одно условие у меня. Если дарить его или продавать кому будешь, расскажи пожалуйста о судьбе его. Это не только его судьба и моя тоже. Да наверно и всего нашего народа.
    А это ружье мой дед еще в девятнадцатом веке по-купал. Это бельгийское ружье известной фирмы Фран-котт. Стволы из букетного Дамаска, а ложе из корне-вища европейского ореха. Дерево называется лигара. Ружье старое, если будешь стрелять, заряды небольшие делай, чтоб стволы не разорвало. А еще лучше дымным порохом стреляй. Раньше ружья то ведь под черный порох делали, потом уж изобрели бездымный.
   Так, что аккуратней. Я из него последний раз стрелял году в восьмидесятом. На уток помню, на торфяник ходил. Знаешь, там у Монетки торфяник есть, небольшой. Там на канавах утки. По лесу бегать то уж не могу, так вот и решил сходить по уткам...
   Петр Семенович долго рассказывал, как он подкрадывался и как стрелял. Не смотря на годы, душа у него была молодой, а в мыслях он был, все еще там, в лесу, на тропе. Пережитые страсти и эмоции теперь вставали в его глазах новыми оттенками. И эти воспоминания приятно волновали душу и сердце старого охотника.
К одиннадцати часам вечера Андрей покинул дом Петра Семеновича с подаренным ружьем в руках. Старик сам разобрал ружье и аккуратно положил его в футляр, тщательно застегнул кожаные ремни и завернул все это в чистую льняную тряпку.
   - Это тебе на память, от нас с Евсеем - Петр Се-менович передал сверток в руки Андрея и поклонился земным поклоном. - Прощай. Будет время, зайди, на-вести стариков. Нет - на все воля Божья.
   Мария Ивановна проводила Топоркова до ворот и ко-гда он садился в машину, перекрестила его троекратным крестным знаменьем.
Летом заехал Топорков к Петру Семеновичу. Но в доме жили уже посторонние люди. С их слов узнал Анд-рей, что весной дед успокоил душу свою на местном кладбище, а жену его забрали к себе дети.
   Теперь иногда Топорков достает старинное бельгий-ское ружье, протирает его, чистит и смазывает. Собрав, ложит на колени и рассматривает старинную гравировку на боковинах механизма.
   И вспоминается ему старый Петр Семенович, идущий в темноте по зимней дороге. Друг его Евсей, которого ни разу не видел. А в голове звучат слова из песни:

         ... От героев былых времен
         Не осталось порой имен...