Галопом по Европам - 2

                А всё-таки жаль, что кончилось лето!...
                (Юрий Кукин)
                ГАЛОПОМ ПО ЕВРОПАМ - 2

          Конец Ноября. Серое небо уже напрочь забыло о том, что есть такой  цвет – голубой. Во всей природе  – промозглая  стынь.
       Но ведь лето – оно было?  Ведь правда, было? Попробуем вспомнить…
 
        На этот раз мы провели почти месяц в  Будве, Черногория. (В силу разнообразных «физических» ограничений, о которых писать скучно, автобусные туры в Монтенегро и Хорватию с помощью фирмы – весь диапазон наших морских устремлений). Если бы спрашивали на это разрешения у врачей, они дружно направили бы нас к психиатру, поэтому обращались не к ним, а к св. Николаю, которого традиционно считают своим заступником и покровителем воры и моряки, и вообще все путешественники и авантюристы.
 
         Программа тура – из 12 дней трое суток дороги в каждую сторону.  Сквозь Польшу, Австрию, Венгрию, Чехию, Словению, Македонию, Хорватию.  И это при ИНЕТ-запросе «по метке» называется – «пляжный  отдых»? Nonsens! Поэтому мы взяли два тура,  с одним – туда,  с другим – обратно, и в промежутке ещё получилась дополнительная неделя проживания в том же отеле, (за отдельную плату),  и плавания в чистой и тёплой Адриатике.  Правда, справедливости ради следует заметить, что сама по себе дорога живописна необычайно, особенно  – в горной её части. И «серпантин», которого многие опасаются, лишь прибавляет ей прелести.
       Ещё замечу кстати, что весь вояж, включая «дорожные расходы» и расширенную страховку, обошёлся дешевле, чем  «отдых» такой же длительности в пансионате в нашем городе. 

            Св. Николай к нам благоволил,  и  мы рискнули.  Отчаянно. Однако, вроде бы, там всё обошлось, хотя риск, например, инсульта в чужой Загранице, несмотря на все оплаченные страховки, должен бы нас остановить.
           А что  будет дальше – вскрытие покажет.

      Природа там роскошная:  с трёх сторон – горы, ближние зелёные и дальние синие, по утрам – словно умытые, к вечеру – украшенные бело-серо-розовыми облаками, а с четвёртой – вода бухты,  прикрытой от штормов островом св. Николы, и носящей неофициальное название «Будванская  Ривьера».
     «Волны морского цвета», как говорила одна маленькая девочка, причём цвета, ярчайшего до ненатуральности, с постоянно снующими моторками и скутерами, и парусниками ближе к горизонту; с белыми, зелёными и красными «медузами» парашютов, влекомых  белыми, зелёными и красными катерами; на берегу – бочкообразные и «мачтовые» пальмы, кедры и кипарисы, древовидные магнолии и фантастические цветы; гранаты, мандарины и лимоны  на своих ветках  тянутся  прямо на балкон нашего номера;  мохнатые шары киви висят гроздьями на лианах, покрывающих веранды вместо крыш.
        Вода в море  +26, (под конец +23), дно видно метров на 5; я плавал и нырял в комплекте №1, любуясь подводным ландшафтом, кормил хлебными крошками рыб, и они толпились перед самой моей маской, подобно воробьям на суше, иногда ярко просверкивая серебром, когда какая-нибудь рыбка в стае поворачивалась боком к солнечным лучам, пронизывающим воду.
         Курортный сервис, конечно, предлагал больше – ближние и дальние экскурсии,  аренду авто и яхт, полёт на парашюте, катер с рыбалкой, школы дайвинга и серфинга, массаж всех видов, не отходя от пляжа, рестораны  и   гриль-бары, – только плати евры!  И немалые! А также прыжки с «тарзанки» – наклонной вышки  с электрическим лифтом. Когда изредка объявлялся чудак, пожелавший  болтаться на талях вниз головой, привязанным за ноги,  вокруг вышки собиралась группка любопытных, снимавших это ревю на свои телефоны  и видеокамеры.

     Парад роскошных плавучих дворцов у причалов и на рейде – реквизит фильма из жизни инопланетян. Однажды на горизонте появились  два паруса.  Когда они приблизились, оказалось – большие, «каютные»  катамараны.  Я разглядел  в бинокль:  порт приписки – Лондон. 
       "... Ты же так хорошо это море знаешь,
                Песни  про эту пропасть поешь, поёшь,
            Что ж ты за горизонтом не исчезаешь,
                Что ж ты за пароходами не плывёшь…"
                (Новелла Матвеева).
     В частоколе мачт судов, стоящих у «стенки», заманчиво маячили три особенно высокие, да ещё с реями. При ближайшем рассмотрении всё это оказались бутафорией – реи никогда  не крепятся «намертво». Я был возмущён эдакой профанацией до самой глубины моей морской души: плавучий кабак  вместо  чайного клипера.   Фи!
    Правда, возможно, что когда-то, до "реконструкции", , «заведение» это и было настоящим кораблём, который  вспарывал гордым форштевнем целину морей и океанов. Наверное, так оно и было.  Се ля ви!

    Ни на какие экскурсии не ездили: ведь целью всей авантюры была «талассотерапия» для  жены.  Да и мне не хотелось даже на день отрываться от этого моря. Так что пришлось ограничиться кормлением рыб.
"Поддался" я только на рафтинг по реке Таре: давно мечтал попробовать этот "вид транспорта", и  понимал, что другого случая не представится.   Был "отпущен" с обещанием вернуться. Описывать не буду, поскольку повествование и так получается слишком длинным.   
  Отмечу только одну «деталь». Чтобы к реке спуститься, надо было сперва подняться,  и перевалить через горный хребет.  Узкий  «серпантин», по которому  ехал наш автобус,  выделывал  такие  крутые   петли, чуть  ли не в узлы завязываюсь, что вполне оправдывал  сходство с  серпентами (змеями).  И вот, имея справа скальную стену вверх,  а слева – такую же стену вниз,  мы услышали из-за поворота звук  мотора.   Другой автобус шёл навстречу, возвращая группу таких же, как мы, «авантуристов»  на  «твёрдую землю».  И тогда наш пилот, (иначе не назову), начал сдавать назад, и по этому немыслимому  пути ехал задним ходом метров триста, пока не достиг «пятачка», на котором   и удалось разминуться со  встречным.
      Нередко приходится узнавать об   авариях с туристическом транспортом  на «равнинах» –  в Турции,  в Египте,… но  ни разу не слышал о таком – в Черногории.



    Но всё же мы побывали вдвоём на литургии в горном монастыре, «Подостроге», до которого сорок минут пешком, довольно круто вверх. Вначале по городу, прижимаясь  к стенам, чтобы пропустить машину, (такие там улицы), потом по горной дороге, вокруг которой растут те же мандарины, гранаты и инжир, (не считая сосен и кипарисов), а по обочинам – лаванда. Набрали  и насушили немного «на сувенир».  (Дома зашил в маленькую подушечку, вместе с сухими листьями мяты,  белой полыни, цветами жасмина и донника, собранными «на родине».  Дышу перед сном. Запахи – хорошие генераторы ассоциативной памяти).

        Храм  небольшой,  очень уютный, если можно так сказать о храме. Электричества нет. Висит большое паникадило  со свечами. Их не зажигали: достаточно света попадало через широко открытую большую дверь. Да ещё было маленькое круглое окошко высоко в куполе, и сквозь него тоже бил яркий луч, который, благодаря поднимавшемся клубам дыма от каждения, напоминал о прожекторе.   Служба там на сербском, а «канонические» тексты  –  на церковнославянском, который я с трудом «расшифровывал» только местами, как,  впрочем, и в России.  По всему пространству храма –  скамьи, как  у католиков, кто хотел – сидел. И молодые – также. Скамьи потом убирают, но остаются складные кресла, "стасидии", вдоль всех стен. «Лучше сидеть и думать о Боге, чем стоять и думать  о ногах» (С)
 Женщины  располагаются на левой  половине, мужчины – на правой.   Но к причастию подходят без разбору.
      И  ещё я любовался  устройством «подсвечников»:  ниша в стене, вроде пещеры, на дне – песок, куда втыкают свечи, а поверх – слой воды. Огоньки свечей отражаются в водной глади, блики играют на своде «пещеры». Новые, «молодые» свечи стоят высоко и прямо;  внизу остатки фитильков  в  плоских островках оплавленного воска догорают, но всё не хотят гаснуть. Сказочно красиво –  и печально.    Се ля ви!...
     Поразила необыкновенно тёплая, «домашняя» атмосфера – «мирские» и монахи, протискиваясь по проходу между стоящими людьми, не раз  обнимались, а то и целовались  со знакомыми, а однажды, по ходу службы, на какой-то возглас, произнесённый священником по-сербски, все положили руки друг другу на плечи. Я не решился, хотя, полагаю, никто бы не возразил. А ещё – это было бы непросто для меня, поскольку мужчины там необыкновенно статные и рослые. Красивый народ! 
      На неширокой площади перед храмом стоял длинный стол, на котором по окончании Службы появилось угощение-фуршет для всех:  сок, вкусный кофе, вазочки с «игрушечными» крекерами, а потом принесли поднос с маленькими стеклянными чарочками крепкой ракии.  Вероятно, и то, и другое – монастырского производства.
     Не знаю, каждая ли литургия обставляется там подобным образом, – то был праздник Рождества Богородицы, престольный праздник этого храма. Нам повезло.

     «Домашняя» атмосфера,  насколько я мог судить,  вообще характеризует  страну Черногорию, что выгодно  отличает её от  соседней Хорватии, где мы побывали в прошлом году.  Та, богаче обустроенная,  мне показалась более  сухой и чопорной.    
     К слову: на этот раз  пришлось, среди прочей Европы, дважды проезжать и сквозь Хорватию. Ни на одной таможне нас не мурыжили так, как  на  хорватской,  и «туда», и «обратно».
  А «стрельба из пистолета» по-сербски будет: «Пуканье из  пистоля».(Pucanje iz pistolja - реклама тира).   В городе полно надписей на русском, в том числе – ПРОДАЖА КВАРТИР. 

   В конце нашего пребывания уже заметно ощущался конец сезона.
«Потом опустели террасы, и с пляжа кабинки снесли…». (А.Вертинский)
Закрывались будочки и бары, на пляжах стало меньше зонтов и  лежаков, обсыхали и скучали вытащенные на берег водные велосипеды. «Сдулись» и пропали огромные, яркие детские надувные горки. Цены на сувениры –   скидки вдвое. Но  ещё заполнен  променад  разномастными гуляющими, в бикини, шортах и вечерних туалетах вперемешку, ещё группы  дисциплинированных японцев  ходят   по приморским аллеям  извивающейся цепочкой, напоминающей ощетиненную фотоаппаратами  огромную гусеницу,  ещё кишат в бухте  катера  всех  видов и размеров.
     Мы облюбовали место на узкой полоске берега под стенкой, подпирающей крутой откос, слева от небольшого пирса.  Там из воды торчали скалы, у которых интересно плавать с маской, (и, по причине тех же скал, было почти безлюдно, что  определило наш выбор), а справа, за пирсом, начинался цивилизованно обустроенный пляж – с мелкой галькой, по которой комфортно входить, (или вползать) в море, будочкой раздевалки с дырявой до кружев клеёнчатой «дверкой», пресным холодным душем, а также всё ещё  многочисленными народными массами на суше и в воде. 
    Замечу, что мелкая галька – самое лучшее «пляжное покрытие». Что хорошего в песке, который прилипает к телу, проникает повсюду, и  долго ещё приходится вытряхивать его из обуви и складок одежды!
   В Будванской Ривьере на пляже  –   много серых и белых камешков из вспененной, вероятно, вулканом, а потом обкатанной морем горной породы. (Этна и Везувий на итальянской стороне Адриатики  –  совсем рядом). Многие "пузырьки" – насквозь. Так что «куриные боги»  – не редкость. Счастья хватит на всех.
 
   С пирса ловили рыбу спиннингисты, прыгали в воду подростки, иногда  подходили моторки,  привозили и сгружали всякую всячину, вплоть до газовых  баллонов, брали и высаживали пассажиров, уходили к острову или к дальнему  мысу, за которым было какое-то поселение. Одним словом, рутинная жизнь бухты,  которую  я лениво наблюдал.
 
         Был наш последний «полный» день – назавтра сборы к отъезду. Вечерело, было около шести. Вдруг  в море из-за мыса появилось нечто, совершенно особенное, доселе невиданное, и абсолютно чуждое здешнему моторному миру: – гребная лодка! Издали, на светлом фоне моря, она напоминала  мотылька с мелькающими вокруг  тела чёрненькими крылышками.   Я схватил бинокль.  И вскоре убрал его, поскольку увидел, что лодка, (она оказалась надувной), поворачивает  к нам, и в ней сидит и гребёт  женщина лет тридцати,  в купальнике.  Когда она оказалась совсем близко,  направляясь прямо к нашим скалам, я показал рукой за пирс, и сказал по-русски, что там – лучше, (знаю, что на камнях велик риск порвать тонкую, туго натянутую шкурку надувнушки). И неожиданно услышал спокойный ответ, тоже по-русски: –  «Не в первый  раз!»
.   Она пристала  к берегу шагах в пяти от нас, выбросила на гальку  вёсла и непромокаемый  мешок, сошла в воду и  вытащила свою лодку.  Мне почему-то неловко было разглядывать её «в упор», и я лишь искоса наблюдал за тем, что она делает. Она выпустила из лодки воздух, вынула из мешка  платьё  и оделась, потом достала расчёску и зеркальце, расчесала волосы и навела макияж, причём проделала всё это так неторопливо и обстоятельно, будто находилась в своих апартаментах.   
      В этом её появлении и поведении было нечто, вызвавшее в памяти образ  Фрези Грант, – фантастическое,  тревожащее, загадочное.
     Откуда она пригребла, совсем одна, ведь расстояние от мыса немалое для вёсельного «двигателя» мощностью в одну женскую силу?  Что делала там, (из мешка торчала трубка от дайвинг-комлекта:  ныряла?), что будет делать потом,  куда направится, куда денет лодку и прочее «имущество», – унесёт с собой? Мне знаком  этот тип лодок: вес – не меньше 5 кг, да и «упаковка» довольно объёмистая. Спрячет? Да ведь негде прятать! Встречает ли её кто-нибудь, или она и дальше будет  решать свою неизвестную задачу в одиночестве? Да ещё – «Не в первый раз!»  Сплошные вопросы...
     Потерпеть  совсем недолго,  и – вот она, простая отгадка!  А почему не заговорить  с незнакомкой, – я бы нашёл нужные слова, чтобы не быть понятым превратно.  Но какая-то неведомая, упрямая сила заставила меня  собраться и уйти, не дожидаясь развязки.  Возможно, ради того лишь, чтобы сохранилось очарование тайны.
 
       Однако ситуация эта, «гриновское» её настроение  меня не отпускало, и  всё звучали в воображении  те самые слова.  Я проигрывал про себя, как эпизод какого-то фильма,  нереальную уже возможность прийти на  «наше» место, также к вечеру, и ...

      Назавтра, около  полудня,  мы пришли туда, чтобы попрощаться с этим морем, этим берегом, этой Черногорией,  и с этой, так радостно прожитой нами частью жизни. И я увидел:  далеко  в море, на полпути к мысу, мелькают чёрные крылышки удаляющегося мотылька…        Се ля ви!

* * *
     И снова «плановая» остановка в Вене, и снова –  галопом, и опять  моё сожаление по поводу невозможности просто погулять по ней не спеша, вместо погони за экскурсоводом. Хотя экскурсовод – всё та же девушка Лена, что и в прошлый раз, рассказывала ново и интересно. Теперь им запрещено пользоваться микрофонами с усилителем, так что нам за 2 евро раздали приёмнички с одноухим наушником,  и я не пропустил ни слова. Однако поток информации был насыщен настолько плотно, что запомнилось немного.  Опять чего-то про челюсть Габсбургов, опять чего-то про детство Моцарта…
     Вот, в одном месте она обратила наше внимание на брусчатку мостовой, не из булыжников, а из деревянных плах, поставленных торцом. Это – чтобы тише стучали лошадиные копыта, меньше докучая жителям окружающих домов. По-видимому, не самым малоимущим из венчан. (Прим. авт.)
       Ещё – «дорожный знак», запрещающий мужчинам и женщинам не только целоваться на улице, но даже идти, взявшись за руки. Запрет ввела королева Мария-Терезия (?) в 18-м веке, но штраф за нарушение могут реально содрать и сегодня, и в силу уважения к традиции, и в пользу городской казны. К счастью, зона действия знака ограничена, дальше снова можно публично целоваться без опаски.
     А ещё – она повелела переделать скульптуры, украшающие городской фонтан, и одеть полуобнажённых нимф. Потом её убил  псих-анархист. Да только вот – не за это.
      Если мой рассказ здесь в чём-то погрешил  против строгой исторической достоверности - каюсь, но считаю, что для данного повествования это не столь важно.
       В туристическом центре Вены к услугам снобов и пижонов множество конных экипажей. У лошадей – подгузники, так что навоз по мостовым не валяется, угрозы для пешеходов нет. Однако писить эти прилады лошадям не препятствуют, посему местами специфический запах смешивается с ароматом кофе из уличных бистро. Три-четыре столика прямо на тротуаре, обтекаемые толпой, с невозмутимо сидящими за чашкой кофе или бокалом клиентами – характерная, очень симпатичная для меня деталь в духе этого города.
 
       И, наконец, – самое, пожалуй, значимое.
       В Вене тоже есть бомжи. Но тоже – особенные. Хотя бы тем, что у них есть своя газета. Называется «Августин». (Ударение на «А»). Тот самый «Майне либен Августин», мотивчик  которого  играют на губных гармошках  все немцы во всех советских фильмах про немцев на войне.
     Итак, почему Августин? А вот: в 1679 г. в Австрии разразилась страшная чума. («Памятник Чуме» в Вене –  самый большой в Европе, его фото есть в ИНЕТе. На мой взгляд, весьма неуклюжий, хотя и впрямь, –  высокий, и весь сияет золотом). Трупы валялись на улицах, вечером их собирала спец. команда, увозила в могильники, которые  не успевали закапывать. И жил тогда бомж по имени Августин. Как и надлежит бомжу, валялся он на улице, пьяный. И его отвезли в могильник вместе с трупами. А он возьми, да и встань среди этих трупов, живёхонек.  С тех пор он для австрийцев – символ оптимистического мироощущения. В том числе, особенно, – для бомжей. 
     Но и для нас, грешных.
  Майне либен Августин, Августин, Августин,… на этой бравурной ноте заканчиваю.            
     Се ля ви!...
На фото -  так растёт (растут) киви.