Вдова повесть в монологах

Монолог первый, Фаины Иосифовны ( Ф.И.)
 Тёмная комната, наполненная дымом. Я с трудом продвигаюсь в ней, не чувствуя своего тела. Дым застилает глаза, но не ест их. В неясном беспокойстве  нащупываю стенку. Знаю, что прикоснулась к стене, но не ощущаю сопротивления камня. Лихорадочно ищу выключатель. Свет. Скорее  включить свет: в комнате слышно дыхание. - Кто здесь?  Где Вы?
В дверь стучат. Бросаюсь, но вместо броска происходит трудное вращение, и я, не касаясь ногами пола, плыву к двери, медленно, хотя тороплюсь, поворачиваю её ручку, и вдруг слышу голос: Фаня!  От неожиданности вздрагиваю и просыпаюсь.
Во сне голос прозвучал настолько чётко, что я была уверенна: меня будят, меня позвали наяву. Обычно я  ещё в сонном состоянии осознаю, что сплю, но последние месяцы зовущие во сне голоса звучат слишком реально. Я  пробуждаюсь.
И  голоса зовут,
И снятся сны.
Где явь, где сон?
Где быть или не быть?
И не разнять их, и не разрубить.
 
О тени милые,
На оклик  отзываясь,
Бреду в тумане сна,
Кричу и спотыкаюсь,
Но вас не нахожу. 

 В комнате действительно темно, но сквозь жалюзи пробивается солнечный свет, а в коридоре слышны старческие голоса. Утро. Вставать надо. Надо вставать. Зачем? Для кого? Холодно. Холодно под одеялом. Рядом нет родного дыхания и тепла человеческого тела. Не у кого спросить, сколько времени. Некого будить. Не для кого готовить кофе и некому его подать. Не надо думать, что приготовить на завтрак. Свобода. О, чёрт побери, зачем она?  Мрак в комнате, в душе, в жизни. Встать придётся. Не встану - начнут стучать, беспокоиться: вдруг старушка  дуба дала; 74 года – не шутка. Тут такое  не редкость. Что вы хотите?- Хостель. Открою – начнут проявлять сочувствие, справляться о здоровье, бодренькими фальцетами  восклицать, как прекрасна жизнь. Буду что-то бормотать, успокаивать, попытаюсь улыбнуться. О господи! Уж лучше встать во избежание тягостных объяснений.
А может, это к лучшему, что за стенами комнаты много людей, снующих по коридору? Их присутствие обязывает  выглядеть более-менее прилично: умытой, причесанной, опрятно одетой. Не будь их, я бы, вероятно, не вставала, так бы и гнила на постели, пока не нашли бы тело. Брр, какая  мерзкая картина. Не хотелось бы мне быть обнаруженной в таком виде. Смешно: какая мне разница в тот момент, как я выгляжу. Мёртвые ни стыда, ни страху  не имут. А сейчас,  поди ж ты, противно. Чего уж лукавить: не суждено мне сгнить на кровати в этой комнате. Игорь не позволит. Заботливый. Каждый день звонит. Беспокоится. Интересуется. Спрашивает, как я себя чувствую. Каждый день один и тот же вопрос. Как я могу себя чувствовать? – Плохо, плохо я себя чувствую. Это он, молодой человек, женатый, отец 2-х прелестных детей, инженер- программист, целыми днями занятый на работе, потеряв отца, со дня смерти которого не прошло и года, и погоревав  немного, может продолжать жить, смеяться и веселиться. Я понимаю: всё естественно, жизнь продолжается. Он хороший мальчик с развитым чувством долга. Проявляет чуткость, как и положено любящему сыну и как он её понимает. А как он её понимает? Чуткость – способность чувствовать боль другого, чувствовать, а не рассудочно знать. Он понимает, знает, что мне плохо, но не чувствует, и думаю, не хочет чувствовать  всю глубину этого «плохо». Собственно, знаю ли я сама, чего хочу от него? В состоянии ли сорокалетний мужчина  ощутить внутри себя чёрную пустоту, осознать, что тебя лишили всего, что составляло твою жизнь почти полвека? Риторический вопрос.
Телефон звонит. Это, вероятно, он.
- Да, Игорь, как всегда. Приду, часа в три. Нет, обедать не буду.

  Монолог второй, Инны Израилевны(И.И.)
Благодать - то какая! Можно ещё немного поваляться, торопиться некуда: суббота. У меня выходной. Утро замечательное: солнышко, птички, жары нет. Такая во всём теле, как говорит Машуня, расслабуха. Потянулись, не спеша, встали. Ноги в тапочки, шлёп, шлёп в душик. О, уже тёпленькая идёт. Красота! Теперь кофеёк.  Взбодрились. За дверями  движение, шарканье ног. Ну и пусть шаркают, а я понаслаждаюсь ещё немного тишиной и одиночеством. Что ни говори, но отдых, уединение человеку необходимы.
Внук- это прекрасно. Я очень люблю его. Он – моя радость. Без него жизнь потеряла бы смысл. Слава богу, ещё  могу помочь Лене, охотно вожусь с Юрочкой. Такой прелестный симпатяга, мотек (сладкий), как говорят израильтяне, глядя на него. Очень живой, даже слишком, для своих 10 месяцев: в манеже сидеть не хочет, предпочитает  свободу, ползает, как энерджайзер. Гоняюсь за ним, вся в пене, то от стола оттягиваю, то от туалетного столика, волоку на кухню, где в это время выкипает молоко. Забрасываю ребёнка в манеж с кубиками, машинками (из которого они  с грохотом вылетят минут через пять), бегу еду готовить. Затем следуют  кормёжка со сказками, игрушками, разливанием супа, размазыванием  пюре по столу, смена памперсов, мытьё, укладывание спать, при котором, несмотря на  колыбельные, внучок вращается в кровати , как юла, и засыпает с попой на подушке. Бабушка, т.е. я, умирая от желания шлёпнуться на диван и вытянуть ноги, при виде кухни, превращённой в мамаево побоище, принимается за уборку. И так 5 дней в неделю с 8-ми  утра до 6-ти вечера. Нелегко для женщины, подошедшей к финалу седьмого десятка. Но это благодатная усталость, и суббота - заслуженный отдых. Отдых без усталости – не отдых, а небокопченье. 
Сегодня живём, не спеша. Можно посидеть в парке. А лучше пройтись к морю. Давно там не была. Пригласить, что ли, мою новую соседку, что переехала сюда 2 месяца назад. Как, бишь её, Фаина Исааковна? Здесь всех по именам зовут, без отчеств, хоть тебе 10 лет, хоть 100. Я уж и отвыкла по батюшке называть. Нет, Иосифовна она. К ней без отчества нельзя. Жалко: мужа недавно потеряла. Горюет сильно. Вообще, она – молодец: как я, учительница математики и до сих пор здесь в Израиле уроки даёт, хоть и старше меня лет на 7, иврит выучила, достаточный для  понимания израильских учебников, а приехали мы в одно время, 11лет назад, а я давно уж не имею никакого отношения к математике. Уютно у неё в комнате. Мебель красивая. Думаю, что самая  приятная и уютная в хостеле её квартирка. До переезда  привозила её сюда смотреть комнату  молодая женщина. Она же ей мебель подбирала, квартиру всю вымеряла, полностью руководила  её оформлением. Я сказала Фаине: « Какая заботливая хорошая у Вас дочь!»  А она говорит: «Это - не дочь, это – моя невестка. У меня дочери нет. Только один сын». Сказано было без теплоты. Сердечной близости между ними, явно, нет. Только не пойму, кто тому виной. Фаина очень подавлена, и сойтись с ней будет нелегко. Но какая-то загадка есть в их отношениях.

  Монолог  третий, Евгении Алексеевны ( Е.А.)
Чёрный телефон укоризненно  молчит. Я стараюсь на него не смотреть, чтобы не видеть  немого упрёка. Уже четвёртый час, а я не решаюсь к нему приблизиться. Терпение аппарата лопается. Никто, кроме меня, не слышит его сердитого крика: Позвони, позвони!
А я не хочу. Как же я не хочу звонить! Знаю, что давно не звонила; знаю, что звонка ждут; знаю, что надо позвонить  Фаине Иосифовне, но не могу заставить себя поднять трубку. Мне известен заранее набор фраз. « Мне очень плохо, плохо везде. Мне ничто и никто не помогает. Я ничего не хочу, почти ничего не ем. Я так одинока и беспомощна. Даже банку консервов не могу открыть, приходится обращаться к соседке. Мы всё делали вместе с мужем. Без Марата мне нет жизни. Я хочу умереть. Красивая обстановка  комнаты ничуть не радуют. Мне всё равно»  Беседа  всегда движется по кругу, несмотря на мои старания  вывести её на новый уровень. Иногда вкрапливается  фраза об отсутствии интереса к телепередачам и книгам, иногда - о плохом зрении или об отсутствии учеников.
Чем можно помочь человеку?  Советы раздражают её, особенно советы  тёщи Игоря, Нины Иосифовны. Нина советует ей завести себе подруг по хостелю, сидеть с ними на скамеечке, дышать воздухом и вести беседы. Я бы от такого совета взбесилась. Не может сидеть на скамеечке и точить лясы ни о чём человек,  привыкший к активной умственной деятельности, для которого удовольствие – чтение, подготовка к урокам, решение задач. Я понимаю Фаину, понимаю во многом и сочувствую. Помочь бессильна. Сказать банальную фразу о времени, которое лечит, - вызвать озлобление. После смерти мужа прошло 8 месяцев. В такой срок горе кажется  безысходным и страдание непреходящим, а банальное, но справедливое  изречение, апробированное опытом, как истина не воспринимается. Боль миллионов других овдовевших женщин  не может служить средством  против боли личной. Своё горе громадно; оно распространяется по всему телу, поселяется в каждой его клеточке и вытесняет все другие чувства и мысли. Нужно быть достаточно сильным и великодушным человеком, чтобы продолжать осознавать в данный момент, что кругом существуют люди и у них своя жизнь, зачастую гораздо более тяжёлая, чем твоя. Возможно ли в душе Фаины обнаружить  великодушие, не знаю.
Глубоко потрясла брошенная мне фраза. Полтора года назад, когда  её муж находился в критическом состоянии после перенесённой операции, скончалась моя мама. Фаина позвонила выразить своё соболезнование  на следующий день после похорон. После двух слов сочувствия было сказано: « Терять мать, конечно, тяжело, но это процесс естественный. Гораздо тяжелее терять мужа». Я повесила трубку. Каюсь, иногда  её пожелания вызывают у меня обратный эффект: за желанием добра  мне чудится ожидание беды, способной меня поразить. Всякий раз, утверждая, что я, как и все, не в состоянии понять величину постигшего её горя, она повторяет: « Желаю вам с мужем долгих лет жизни вместе». Оба утверждения идут всегда в одной связке, назойливо повторяются, обращая мою мысль к тому, о чём думать не хочется, и я прочитываю: Вот скоро окажешься в моём положении, тогда поймёшь. 
И всё же мне её жаль. Одно проживание в хостеле достойно сочувствия. Что за зверь такой - хостель, голубая мечта престарелых израильских репатриантов? Это – общежитие для пенсионеров, живущих на социальное пособие. Общежитие – почти копия студенческого. Длинный коридор, куда выходят двери всех двухкомнатных и однокомнатных квартирок. Сходство обоих общежитий в планировке, различие – в жизни, протекающей в зданиях. Вы входите в общежитие студентов и слышите звонкие голоса, пение, звуки гитары или оглушающие вас децибелы, видите молодые лица, блестящие глаза; ощущаете интенсивный ритм. Вы – в гостях у молодости. Житейские, квартирные неудобства студентов не волнуют. Здесь они - временные жильцы. Общежитие – трамплин в будущее, где они завоюют всё, что пожелают.
Вы входите в хостель, и на вас надвигается старость с её запахом, болезнями, немощью, шаркающей походкой, тусклым взглядом и лишениями. Её обитатели ужали собственные интересы и потребности до размеров одной или двух комнат. Они роздали свои вещи, посуду, книги. Им нельзя держать кошек или собак. У них нет перспектив, а есть ощущение выброшенности на обочину жизни. В окружении себе подобных быстрее стареешь, даже не столько телом, сколько душой. Хостель сравним с больницей: лежишь в больнице и кажется, что болен весь мир; в хостеле- ощущение вселенского старения и будущего в виде дома престарелых. Я – не чудовище и очень люблю стариков. Именно потому, что я их люблю, считаю необходимым их общение с молодёжью. Знаю по себе: не чувствуется отставание от времени и вытеснение из жизни, когда находишься среди студентов. В общении с ними узнаёшь, как дышит время, какое  тысячелетие на дворе. Хостели без сомнения нужны тем, у кого другой крыши над головой быть не может.  Мог ли быть иной вариант у Фаины? Хотелось бы знать. Надо подумать, почему её судьба сложилась именно так.
Номер её телефона я всё же набрала, но никто не отвечает. Она, вероятно, пошла к сыну.  Признаться, именно этого я и ожидала, поэтому и тянула со звонком. Что за самообман дурацкий. Всё равно придётся звонить.
 
  Монолог четвёртый. Рассказывает Инна Израилевна.
Заканчивается мой выходной день. Подходит к концу суббота. Все парковые газоны в израильских городах заняты многодетными еврейскими семьями. Родители с детьми располагаются прямо на траве. Для матерей субботний вечер – единственная возможность отдохнуть за неделю, а наблюдение за оравой детей передано отцам. Очень трогательно смотреть, как молодой бородатый папаша держит ребёнка на одной руке, другой толкает коляску, где сидит двойня, а рядом на велосипеде едет ещё один шестилетний отпрыск.           Что ни говори, религиозным семьям, вероятно, легче избежать некоторых внутрисемейных проблем. Всё в их святых книгах прописано: как жениться, как разводиться, как наследовать и как хозяйство вести. Подчиняйся регламенту. Светским семьям с их вариабельным поведением  сложнее. Во всех (?) религиях семья вырастает в клан, а светская семья, даже совсем небольшая, распадается на более мелкие ячейки. Как при любом распаде есть пострадавшие. Вот опять я вернулась мыслью к своей соседке.
Совместной прогулки к морю у нас не получилось: когда я за ней зашла, её дома не было. Встретились мы около шести вечера. Я  сидела на скамейке в парке, а она возвращалась домой от сына. Шла неуверенно, чуть наклонив голову, глядя в землю и нащупывая её ногами, будто боясь оступиться. Я окликнула её; она подняла голову, и было непонятно, увидела ли она меня и узнала ли. Лицо серое, напряжённое, тусклые, будто невидящие, глаза. Попыталась её расшевелить. Бодреньким голосом  заговорила о приятной погоде и весне. Фаина не отозвалась на столь примитивное приглашение к беседе. Мне стало неловко. Спросила, как она провела время у сына. Она вяло поблагодарила. «Хорошо,- говорит- с внуками увиделась, но у них свои дела Им  со мной неинтересно. Беседы не получается. Мешаю я всем». Несмотря на  скупые ответы, показалось, что её настроение изменилось. Она явно колебалась: продолжать беседу или нет. Словно не замечая её колебаний, я стала расспрашивать про её внуков, сына, невестку. Рассказала ей немного о себе. Постепенно её ответы становились пространнее, обрастали подробностями, и для меня многое в её судьбе прояснилось.
Жизнь Фаины в Израиле, по её словам, тесно связана с родственниками её невестки Светы. У Светы в стране живут родители и две старшие сестры с семьями. У каждой из трёх дочерей по двое детей. Все семьи очень дружны между собой, но центр их притяжения и сплочения – родители. Дети обожают свою мать, и её авторитет для них непререкаем. Фаина признавала, что Нина Иосифовна, тёща Игоря, - женщина умная, но сохранила командирские  замашки бывшей начальницы пошивочного цеха, обладает излишней категоричностью суждений и некоторой узостью взглядов. Тем не менее, как я смогла понять из рассказа, она смогла создать в своём доме благодаря доброжелательному отношению к людям, юмору и, что немаловажно, хорошей кухне, атмосферу, в которой приятно бывать. Все праздники семьи отмечали вместе. По признанию самой Фаины, Игорь любил бывать в этой компании. «Предпочитая её материнскому обществу»,- не без горечи заметила она. 
Первой в Израиль в 91-ом году  репатриировалась с семьёй старшая дочь Лора. Ни родители, ни средняя дочь, которая жила с мужем и детьми вместе с родителями, об отъезде из Белоруссии не помышляли. Игорь и Света уехали в Израиль в 96-ом. Заниматься бизнесом  на родине стало небезопасно, и они захотели понюхать настоящей демократии. Фаина давно вынашивала мысль об отъезде на историческую родину, хотя истории этой родины почти не знала, да и современность представляла смутно. Поэтому, когда единственный сын покинул страну, родители отправились за ним. Способный программист, Игорь быстро нашёл хорошую работу, освоил иврит и построил квартиру. Фаина и Марат сняли трёхкомнатную новую квартиру в том же городе. Света стремилась к самостоятельности и независимости, и свёкры разделяли её мнение. Недостатки израильской школы обратились благом для Фаины, дав ей возможность заниматься репетиторством. Недостатка учеников, которым она давала уроки математики, у неё не было. Дедушка Марат помогал воспитывать внуков. И хотя раем Израиль Фаине не казался и действительность полностью с её мечтой не совпадала, в целом  жизнь складывалась удачно. До тех пор, пока не случилась беда.
 
  Монолог пятый.  Продолжение рассказа И.И
Внезапно серьёзно заболел муж Фаины. Потребовалась операция в местной  больнице, через короткое время  повторная – в больнице  «Шиба» Тель- А –Шомера, тяжёлый реабилитационный период. Дни Фаина проводила у постели мужа, на ночь сын увозил её домой, а утром опять возвращал в больницу. Меня удивило, что, признавая заслуги собственного сына, она говорила о нём без теплоты, голос был лишён красок, выдающих сдерживаемую гордость матери. А он, несомненно, заслуживал добрых слов. Доставить мать утром  в Тель –А-Шомер из Пардес- Ханы, поехать на работу в Кфар-Сабу, вечером забрать мать из больницы и отвезти домой, - всё требовало огромного напряжения и забирало драгоценное время у работающего человека. Игорь вёл переговоры с врачами, добился перевода отца в лучшую больницу, находил слова утешения и поддержки для матери. Состояние Марата улучшилось. Он вернулся домой и даже возобновил прогулки. Появилась надежда, но, увы, однажды он упал, потеряв сознание, и спасти его не удалось.
В первый месяц Игорь постоянно находился с Фаиной; её поддерживали Света и внуки, особенно ласков и нежен был восьмилетний Алекс. Не оставляла бабушку одну ночью и четырнадцатилетняя  Юля. Приходили другие родственники и знакомые.
Истекал срок квартирного договора. «Вы понимаете, - говорила мне Фаина - я не могла  оставаться одна в трёхкомнатной квартире: мне не по силам ни оплачивать её, ни убирать. Уборку мы всегда делали вместе с мужем». И она заплакала. В тайне она  ждала приглашения перебраться к сыну и, не  дождавшись, предложила ему, продав их теперешнюю квартиру, объединиться в новой, большей по площади. Услышав решительное «нет», согласилась на предложенную комнату в хостеле.
«Банальная история, -подумала я,- Таких тысячи в Израиле и миллионы во всём мире. Но она перестаёт быть банальной, а становиться уникальной, когда касается лично тебя». Осторожно я попыталась ей намекнуть, что она не одинока в своих страданиях, что наши судьбы похожи: я  тоже пять лет назад  потеряла мужа. Последовала неожиданно быстрая и резкая реакция. Из краткой взволнованной речи следовало, что бывают люди разной психологической организации, более чувствительные и менее, чувствительные не могут смириться с потерей близкого человека, особенно такого, как её муж, никогда, а люди более толстокожие со временем приспосабливаются к действительности.  Я, вероятно, принадлежала ко второй категории. У меня опустились руки, стало тоскливо и защемило сердце. Молча, мы вернулись в хостель и разошлись по комнатам.
Как она могла! Что знает она о моей жизни?! Я прилегла, и оказалась в проклятом  99-ом году.  Мы, я, муж, наша дочь и зять, уже два с половиной года находились в Израиле. Нам всё здесь нравилось. «Мать,-  говорил мне муж, - мы живём в раю». Вот-вот должен был приехать наш сын с женой и внучкой. . Была известна дата их  прилёта. Вдруг телефонный звонок: сын скоропостижно скончался. У него было больное сердце, аневризма аорты. Он поднимал тяжести. И произошел её разрыв. У мужа стали отниматься ноги. Меня держала на ногах необходимость заботиться о нём. Мужу становилось всё хуже. Никто не мог установить диагноз. В начале 2001-го года он умер. Три месяца я лежала лицом к стене. Дочь кормила и поила меня. Я плохо помню этот период. Спустя три месяца подруга почти насильно подняла меня  и заставила пойти работать «метапелет». Я очень ей благодарна. Помогая другим, я помогала себе. Но окончательно меня вернуло к жизни рождение внука. Юрочка, какое счастье, что ты у меня есть! Как хорошо, что я завтра увижу тебя!

  Монолог шестой, Фаины Иосифовны
Опять утро. Вчера я явилась домой усталая, с тяжёлой головой и сразу завалилась спать. Возвращаясь от Игоря, повстречала Инну Иосифовну, и мы разговорились. Точнее, говорила почти я одна. Беседа не принесла ожидаемого облегчения. Инна, кажется, обиделась на моё замечание о различии в восприимчивости людей. Разошлись, молча, а на душе остался неприятный осадок. Я вспылила: осточертело сравнение с другими людьми, которым ещё хуже, чем мне. Почему горе и страдания других должны приносить облегчение? Очень плохо, что и другие страдают, но мне от этого не легче. М-да, паршиво: я ведь ничего о ней не знаю. Держать себя в руках надо.
Визит к Игорю тоже особо не порадовал. Как обычно. Одна радость – Алекс: подбежит, обнимет, расцелует. Не ребёнок- ласковый котёнок. И как резвый котёнок быстро убегает к своим игрушкам, забыв обо всём. Юлечка мила и вежлива, занята разговорами по телефону с подругами или чтением. Читает на иврите и иногда при моей настойчивой просьбе соглашается рассказать  содержание. Мои попытки позаниматься с ней математикой отвергаются наотрез: «Бабушка, у меня по математике 100; я всё понимаю; дополнительные уроки не нужны». Я же вижу, насколько поверхностно изучается материал, и могла бы помочь, но у Юли  нет  желания. Внуки отходят всё дальше от меня; полноценного общения не получается. Света занялась своим туалетом: вечером они всем семейством  собрались поехать к друзьям. Игорь, усевшись перед телевизором,  задремал в кресле. Я посмотрела «Новости» по  НТВ  и пошла домой. Такое «общение». Понимаю я всё: они заняты, много работают. Света – прекрасная мать: ухитряется при своей работе следить и за уроками детей, и за их внешним видом, возит на машине одного  в бассейн, другую – на занятия английским; в доме идеальная чистота. Ясно, что моё общество детям не интересно. Но всё же, всё же… Желаемое общение могло бы возникнуть, живи я вместе с ними, будь я в курсе их ежедневных проблем.      Когда люди живут вместе, то обязанности распределяются естественным образом между всеми членами семьи. Чувствуешь себя нужной, не выброшенной из жизни. Есть место и время для общения  и  для уединения. А сейчас?! Мои еженедельные посещения их тяготят. Меня выталкивают  за пределы семейного круга. Взять хотя бы встречу Нового года. Первый Новый год без Марата. Я осталась одна. Все Светины сёстры с семьями собрались и согласно традиции отправились к её родителям. Думаю, что в данном случае я в праве ожидать от сына большей чуткости. Как он мог! Конечно, на следующий день они пришли ко мне. Но не поздновато ли? Чем я хуже Нины Иосифовны, Светиной мамы?  Почему ей так повезло?
Прекрасно помню, как она с мужем  явилась сюда на ПМЖ  в 97-ом, испугавшись диагноза - рак лёгких. Таки никакого рака не оказалось. Грешным делом, мне иногда кажется, что она просто уступила настойчивым просьбам дочерей. Люба, её средняя и, как дети считают, любимая дочь,  через несколько месяцев пожаловала вслед за матерью. Уже в начале 98-го года они купили новую пятикомнатную квартиру. От совместного поселения выиграли все: Любе было легче выплачивать ссуду; она могла свободно учиться и искать работу; её дети были всегда накормлены, а Нина  блаженствовала в привычном окружении своих детей, чувствовала свою необходимость, имела постоянную крышу над головой, и никакой хостель ей не грозил. Почему у нас так не могло бы быть?
Хотя, когда Марат был жив, мы и не думали об этом. И ещё, ей страшно повезло на зятя. Ни мой Игорь, ни муж Лоры не согласились бы на  совместное проживание, не потерпели бы начальственных интонаций. Лорины свекровь и свёкор жили с  дочерью и внучкой. Мудрейшая женщина её свекровь и исключительной доброты. Она мне как-то сказала: «Никаких претензий я к детям не имею и ничего от них не требую. Какими воспитала, такими и получила. Все их недостатки – мои». Так ли уж она права?  Информация к размышлению.
Надо заставить себя пойти на занятия по ивриту  и позвонить Евгении Алексеевне. Давно мы не разговаривали. Последний раз она дала понять, что у неё тоже бывают  депрессивные моменты. Читай: моё нытьё их усиливает. А у неё-то с чего депрессия?  Совершенно причин никаких нет.
 

   Монолог седьмой, Светы.
Ну всё, дождались. Вчера мой милый после визита своей мамочки нерешительно сказал:
- Светочка, а может и правда, продать нашу квартиру и купить пятикомнатную вместе с мамой?
У меня чуть чашка из рук не вылетела. Сглотнув слюну, внутренне досчитала до десяти, сказала себе несколько раз: «спокойно, Ипполит, спокойно», после чего гигантским усилием овладев мышцами лица и соорудив на нём невозмутимое выражение, изрекла:
- Этот вопрос мы уже обсуждали и давно закрыли. Возвращаться к нему не вижу смысла.
Достала она его. Вчера она и не заикалась о совместном проживании, но всем видом подчёркивала обиду, потом после неудачной попытки общения с детьми стала жаловаться на Юлю: почему Юля не хочет с ней математикой заниматься. Девочка в 7-ом классе, отличница. С какой стати она должна ещё помимо уроков заниматься тем, чем ей не хочется. А подруги, а развлечения? Живая, общительная, не запирать же ей себя в четырёх стенах!  Фаине, видите ли, не хватает общения с внуками; жизнь в разных квартирах ему не способствует. А раньше кто ей мешал внуками заниматься? Не очень-то она к этому общению стремилась. Она могла меня пилить: почему я не иду работать? Я одни курсы кончила, другие, но не смогла найти работу в нашем  « великом индустриальном центре», где каждый второй – безработный. Ездить же в другой город, тратя часы на дорогу, при двух малых детях- полное безумие. На кого их оставлять, на неё? Как ни попрошу, у неё один ответ: «У меня уроки». Помогал Марат: приходил к нам и сидел с детьми, или у них дома возился с Алексом. А кто бы их возил по кружкам? Игорь с утра до ночи на работе, а последние годы неделями в командировках пропадает.
Игоря, конечно, понять можно: мать, всё-таки. Но эти две старухи, Евгения и моя мамаша, чего они её так возлюбили? Евгения настойчиво её приглашала на юбилей своего мужа, специально для неё  позвала свою давнюю приятельницу, узнав, что Фаина с ней тоже знакома и желала бы её видеть, и настояла таки, хотя к её мужу Фаина  никакого отношения не имеет. Мать моя ей через день звонит, после чего ходит больная. Говорю ей: Не звони. Ничего хорошего от неё не услышишь. Одно расстройство.
- Жалко. Не дай Бог остаться одной. Ей очень плохо.
Да жалко, да плохо. А когда ей было хорошо? Когда мы слышали хоть одно хорошее слово? В первые же дни  нашего замужества прозвучало: Света, ты должна помнить, что вошла в интеллигентную семью. Любка до сих пор ей этого простить не может. Сколько крови испортила нам и матери  в той жизни, постоянно капая на мозги о необходимости отъезда. Как обвиняла нас и особенно маму в ограниченности и непонимании блага для детей. Уехали, не под влиянием её уговоров, но так или иначе, все оказались в Израиле. И опять всё не слава Богу. Съездила как-то в гости на родину и, вернувшись, заявила, что там её друзья живут хорошо, в достатке, имеют работу и собственную крышу над головой, а у неё здесь ни работы и ни квартиры. А постоянная ревность к матери! На родительских юбилеях, выслушивая наши хвалебные речи и благодарности родителям, сидит и шипит Евгении:
- Чем они заслужили такие дифирамбы?
-Они – хорошие родители.
- А вы – плохие родители?
- Сегодня не наш юбилей, - отвечает Евгения,- и не о нас речь.
Но та же Евгения (вроде не совсем дура), расчувствовавшись, делает нам скрытый выговор за то, что не пригласили свекровь на день рождения сестры. Да какое отношение имеет  мать моего мужа к моей сестре. Та приглашает, кого хочет; её право.
Теперь Фаина непрерывно восхваляет супружескую жизнь с Маратом. Её поведение и отношение к мужу во время его болезни доказывает  её любовь к нему, но ей удавалось успешно скрыть свои чувства от посторонних при его жизни, не забыв упомянуть о недостатках.
И так без конца. После общения с ней превращаешься в выжатый лимон. В её присутствии давление в квартире увеличивается и тебя прижимает к земле. Разве можно жить в такой атмосфере? Во что превратятся наши семейные отношения?
Я готова выполнять любую её просьбу, помогать во всём, принимать у себя (что труднее), как мы делали и делаем до сих пор, но не жить под одной крышей. Плохая невестка? Возможно. Какая есть.

  Монолог  восьмой, Евгении Алексеевны
Телефон – загадочное  явление: то молчит целыми днями, будто о тебе все забыли, то взрывается  гневным требовательным  трезвоном. Мчишься к нему со всех ног из боязни, что лопнет от напряжения.  А что он тебе принесёт, радостную весть или грустную, не знаешь. Боюсь звонков ночных и утренних. Сегодня был урожайный день, даже Лора, Светина сестра, позвонила. Обычно она звонит, когда в городе теракт: у неё на работе телевизор не выключается, и она первая узнаёт, где что происходит. Её голос в трубке – вестник беды. Вот и сегодня, услышав его, я испуганно спросила: «Что, телевизор включать?»
- Ой, что Вы ,- говорит она,-  я хотела с вами договориться о посещении Бейт Шеана. Вы же давно хотели туда поехать.
Действительно, высказывала я как-то такое желание и была приятно удивлена вниманием собеседницы. Поговорив о том, о сём, Лора ловко вырулила разговор на свою сестру:
- Светочка  нервничает. Могут испортиться её отношения с Игорем. Вы имеете влияние на Фаину. Поговорите с ней, пожалуйста, чтобы она перестала давить на сына.
Вот, где собака зарыта. Я обещала подумать. И думала.
Думала о том, что дочери Нины Иосифовны никак не могут понять нашего с ней отношения к Фаине, удивляются  нашему сочувствию. Нина, как и я,  не перестаёт размышлять о судьбе этой женщины и всё больше  ощущает трагизм ситуации, примеряя его на себя. Я люблю эту семью, тесно связана с ней и бываю на всех их семейных торжествах. Всегда дети благодарили мать, а она обычно  в своих тостах желала им счастья и давала всяческие наставления.  Но вот на юбилее Любы она произнесла благодарственную речь за то, что они живут вместе, что Люба с мужем окружили отца и мать заботой, за то, что родители чувствуют себя полезными детям и внукам.. Речь явно произвела впечатление на детей, и всем было понятно, чем она вызвана.
Мы прониклись состоянием одинокой женщины, к одиночеству не привыкшей. Можно в течение дня переброситься с родным человеком несколькими фразами и встретиться с ним  только 3 раза в день за трапезой, а в остальное время сидеть в разных комнатах и заниматься своим делом. Однако, при этом ни на секунду не переставать ощущать, что за стенкой дышит близкий тебе человек и в любую минуту можно его увидеть, поговорить или просто обменяться взглядами.  Когда живёшь один, то присутствия другого нет нигде; есть только постоянное  одиночество. Воздух  звенит от тишины. И чтобы от неё не оглохнуть, люди включают музыку, а большинство населяют комнату звучащими головами с экрана телевизора.  Когда живёшь один и собираешься повидать  взрослых детей, то идёшь к ним в гости. Это другой стиль отношений, возможно более спокойный, но менее близкий и сердечный. Вступает в силу этикет приёма гостей. Вот почему, несмотря на  её тяжёлый характер, мы так сочувствуем Фаине.
Чем старше я становлюсь, тем труднее мне найти ответ на самый простой вопрос. Вслед за Сократом я могу сказать: « Я знаю только, что я ничего не знаю». Кстати, кто-то придумал, вероятно, для недалёких и ленивых учеников, что он продолжил « Но я добьюсь, чтобы знать больше». Что за глупое продолжение!  Вернёмся к нашим баранам. Легко всё свалить на тяжёлый и даже, по мнению Светы, невозможный характер Фаины. Назвать его эгоистичным, несносным и этим объяснить нежелание и невозможность совместного проживания. А если бы он таковым не был, согласились бы Света с Игорем жить вместе с матерью? Сомневаюсь.
Кто не хочет жить отдельно от родителей?- Все  хотят. Закономерное желание. Но, увы, не у всех есть необходимые условия. Хорошо, если один из родителей, овдовев, остаётся в собственной квартире с привычной обстановкой, а дети живут в том же городе в пределах досягаемости. В таком случае старики, пока они в силах передвигаться, сами не хотят никуда переезжать. Однако бывает и так, что собственной крыши над головой нет, как у большинства стариков – репатриантов. На старости лет они вынуждены менять одну съёмную квартиру за другой. Нет покоя. Нет стабильности. Комната в хостеле – далеко не лучший вариант. Приходит мысль об объединении, как и произошло с Фаиной.  И тут безоблачное небо семейных отношений затягивается грозовыми тучами, буря не медлит разразиться, и из пучин поднимается вопрос о родительском эгоизме.
Очень, между прочим, интересное понятие – этот эгоизм. Предполагается, что есть эгоисты и есть не эгоисты. Смею думать, что эгоисты- все. Что говорят люди, производящие на свет детей? ( Я имею в виду норму) Они говорят: Я хочу детей (ребёнка). Он хочет  для себя; ему без ребёнка плохо. Маленький ребёнок приносит ему радость. Беспокойство за ребёнка, самоотверженность материнской любви включены в эгоизм. На протяжении всей жизни  для матери ребёнок остаётся её частью, не волноваться за него и не думать о нём она не может. И, конечно, его благо будет всегда на первом месте. Возможно. слово эгоизм не совсем подходит. Надо изобрести другое. Стендаль, например, ввёл понятие эготист, т.е. тот, кто желает и делает благо другим ради себя же. Чернышевский говорил о разумном эгоизме.
Много причин, по которым люди хотят детей, но одна входит обязательно в их список у каждого - иметь близкого, родного человека, который бы тебя понимал. Не свою копию, не своё подобие, а родственную душу и продолжение  себя (опять же , не как копии) в будущем, своего рода бессмертие. И не надо сравнивать с вкладом, от которого ждут проценты в старости. Конечно, ни один родитель не хочет получить в лице ребёнка врага. Не будем лицемерить: какому родителю не больно и не обидно, когда в отношении детей к ним появляется охлаждение, равнодушие и даже иногда враждебность. Мы знаем уйму примеров из опыта и из литературы. Вспомним «А дальше тишина» с потрясающей Раневской и Пляттом. Я была хорошо знакома с одной женщиной, у которой здесь находилось два сына с семьями, а она при этом снимала квартиру на паях с незнакомой женщиной. Разве не задавала она себе горького вопроса: Почему чужая женщина может с ней примириться и она сама должна приспосабливаться к чужому человеку, а родные дети не могут? У сыновей для неё места нет.  Почему она должна идти в чужой дом и переезжать с места на место? Не удивительно, что ни до какого хостеля она не дожила. Разве не следует учитывать ситуацию обеим сторонам? Не потому, что кто-то кому-то должен, а из-за человеческих отношений между близкими людьми.
Не секрет, что переход от худшего к лучшему часто сопровождается  утратой того хорошего, которое в этом прежнем худшем присутствовало. Никто не отрицает, что проживание в одной квартире 3-х поколений, как нередко случалось в советские времена, трудное дело. «Квартирный вопрос испортил» много жизней, но в то же время  многие семьи вырабатывали определённый стиль поведения, основанный на уважении,  учились самодисциплине. Так формировался характер детей. Мы с мужем жили с его родителями в 3-х комнатной квартире 12 лет. Ни разу за это время у нас не возникли конфликты. Не могу сказать, что всё мне в них нравилось. Раздражали их взгляды, их разговоры. Когда терпение моё было на пределе, я уходила в нашу комнату и «остывала» там. Надо отдать должное мудрости моей свекрови: она никогда не критиковала меня и не вмешивалась в наши  отношения с мужем и детьми. Жизнь – это труд, труд нравственный. Она заставляет корректировать своё поведение.  Она учит вытаскивать самого себя за волосы.
Вот на этом выводе, думаю, можно остановиться. Вытащим сами себя. В молодой семье складываются свои отношения, появляются свои внутрисемейные проблемы, в которые они не желают посвящать других ради сохранения  семьи. Насильственное вторжение породит озлобленность, может привести к  зависимости от чужого уклада, вызвать ощущение , что ты являешься помехой. И как ни больно, как ни плохо, в подобной ситуации  следует всё же предпочесть жизнь самостоятельную. Человек может многое: придумать себе занятие, некий суррогат деятельности. Он ко всему привыкает. Если в гетто  люди жили и любили, а дети играли и рисовали, то и к  хостелю можно со временем привыкнуть.
Свой вывод я изложила Фаине Иосифовне. Разговор был довольно спокойный. Её голос звучал более уверенно и звонко. Она согласилась со мной, и я почувствовала, что к этому выводу она уже была готова. И, хотя она повторила свою обычную фразу о том, как ей плохо и одиноко, я увидела, что кризис миновал. Она освоилась с порядками в хостеле, у неё завелись там друзья. Она поняла, что в семье сына она утратила бы свою самостоятельность. Сама мысль о такой возможности для неё невыносима. Из её рассказа о хостеле и его обитателях, мне стало ясно, что интерес к жизни возрождается. При поддержке родных и друзей Фаина преодолеет своё горе и одиночество. Надежда жива.