Ненависть ради любви

Города служат изолятором для пары, поддавшейся любви. Ни пощечин, ни терзаний, ни драк, ни крика, пронизанным дрожащим и надрывным голосом, ни взгляда, наполненного обидой и слезами, - ни единого физического проявления, позволяющее отвратить любимое. Чувствительность моральная и телесная повышается без запретов, ограничений. Восприимчивость более натянутая, как струны пронзительной скрипки; застывшее ожидание и страх обволакивают все внутренние органы. Обращение по имени прокрадывается за дозволенные границы реальности и ощутимости. Имя превратилось в таинственное, дозволенное лишь спутнику, пропитанное лишь правдой. Спутница таила в мечтах и засыпала с мыслью о избранном спутнике для жизни. Найдут ли концы путей их начало пути? Сольются ли в единое теченье? Это желание обладало святостью, божественной любовью. Она вдыхала запах слов появившегося внезапно на пути. У нее было чутье на такого рода таинственных посетителей. Это изворотливое любопытство, одновременно пронизывающее; это забота, не позволяющая оставить на один день спутницу; это родительское чутье, затрагивающее до глубины души; это переспелость плода; это продолжительное ожидание, застывшее с страхом. Не нужно ни взгляда, ни движений челюсти и губ, ни жестов, ни голоса, чтобы понять, что это самое - то, что таилось во сне и мечтах, - таинственное воплотилось. Достаточно слов, чтобы понять, что именно это подлежит любви. Это пронизывающее чувство, разливающееся по всему телу, кроется на протяжении всего происходящего, сливаясь с кровью в венах, сосудах и артериях. Опьяняющее состояние разносится при каждом выдохе слов, обеспечивая все дальнейшие моменты окутанных любовью и томительным счастьем. Приблизиться еще ближе возможно на границе ночи: ночь закрывает их одних в пустой комнате, где они могут рассказать все свои секреты, где их таинственность сползет с их плеч на пол, отбросив свою пелену. Оголенные души сольются воедино, питаясь друг другом. Позволят ли они отведать друг друга до дна? Утро развеет всю ночную близость, оставив все лишь дозволенное двоим. Спутница жаждет раскрыть и получить все лакомые кусочки, провоцируя спутника с выжатым соком на устранение любви. Затейливое дело - воспитание ненавистью. Любовь вцепилась сорняками в оголенную доступность, не воспринимая жестокость и жесткость, как завершающим моментом. "Постой! Не уходи!" - молят друг друга о любви. Любовь насыщается болью, спутник приносит боль для любви, которая питается ею. "Слезы? Любимая, боль для нас!" Слезы никогда не несли в себе ту горечь, ту обиду, которая могла отравить любовь. Слезы вытекают с любовью, они сливаются воедино. Улыбка и слезы. "Я так благодарна за любовь, заставь меня ненавидеть тебя!" Воспитание ненавистью питает любовь родственностью и теплом. "Я люблю тебя ненавистью! Дай почувствовать силу удара твоей руки, оскорбляя и унижая меня." Счастье возрастает в родство, сближая ненавистников друг к другу, осознано вызывая и создавая ненавистные моменты. "Моя дева, искушенная, зажженная болью, чем смирить мне твой поток любви и затушить огненное пламя, коль ты сладость бытия учуяла в страданьях?" Ощутить бы неистовые мучения и умереть в горьких страданиях без питательной силы боли, возрастающей в удовольствия. "Научил ты принимать все от тебя в утешение, как же мне стать ранимой в твое облегчение?" Закрыть все доступные ходы на сближение. Ни единых слов друг другу, мысленных улыбок - оставить все на распоряжение молчанию. Все давно сказано друг другу с самым ненавистно-любимым тоном. "Молю тебя, прости, родной! Мысли на растерзанье. Как я могла обругать тебя, забив словно ногами? Слезы сострадания прольются, как ненавистный, но так любим дождь в зимнюю пору. Мне жаль тебя, прости, родной. Люблю!" Уничтожение общих доступов друг к другу, оставив лишь прямую связь. Сотовый в руках - спутница не ждет, но слушает начало звонка. "Паранойя! Неизвестный номер. Где он? А где я?" Горная местность и городская в противовес, ислам и НС, юность и переспелость, жизнь или смерть. Не жди возврата в сладость бытия. К истокам всегда возвращаешься. Дурман наполнить противоречиями, бросить и не принимать все идеи, пропагандируемые в ночь, разорвать и затоптать в грязи всю нечеловечность. Пути пусть рвутся натянутой ниткой, а вдруг вернутся. Спутник научил спутницу любить человека, как музыку, горы. Достаточно лишь включить музыку и получать звуки любимой мелодии или подняться в горы и вдыхать любимый горный воздух, приходя в тонус и гармонию. Не вырывать куски земли и камней из гор и не тащить к себе, заключив в темницу, на вечную тюремную жизнь, а приложить усилия, чтобы взобраться в горы, тихо и созерцательно вбирать в себя любимость действа, любимость окружения. Их стопы пройдут тысячи километров, они чувствую запах друг друга. "Как же я хочу убить тебя!" Их стопы целенаправленно движутся друг к другу вовсе не потому, что они хотели бы увидеть друг друга за столь длительный период времени. Спутник не станет звонить, не будет мягок. В нем кишит ненависть. "Мне не нужно ничего от глупой девчонки" Вспомнят ли они, как бродили в своих мечтах по горам, а ради безопасности любимой свяжут друг друга веревкой, ей не спрыгнуть со скалы, как ей захочется. "Только я сброшу тебя вниз"
Он  в двух метрах от нее. Спутница бежит изо всех сил и бросается кулаками в его грудь. Удары наполнены ненавистью, глаза отказываются видеть всего его настоящего здесь и рядом. "Глупая куколка" Издевательства просачиваются из уст спутника, а при этом ее кулаки ослабевают и льются слезы. "Я ненавижу тебя!" Жалость и страх потери доминируют, а убить невозможно. Они не привязаны друг к другу и ни одна веревка не спасет их. Спутник лишь окутает ладонью голову спутницы и при теплых словах перебросит ее за край скалы. Таким образом спутник возродится во время смерти любимой.