Телепатия

 
            Давно замечено, что  близкие  люди,  долгие  годы  прожившие  вместе,  врастают   душами  друг  в  друга  так,  что  и  мысли  их  зачастую  возникают  одновременно  одни  и  те же.
              А  те  семейные  пары, которые   оказались  в  эмиграции  и  лишились   прежнего  широкого  круга  общения  с  соседями,  друзьями,  знакомыми,  сотрудниками  и  вынужденные  большей  частью  общаться  только  между   собой,  этот  феномен  взаимного  проникновения  мыслей  испытывают   особенно  часто.
 
               Так  случилось  и  с  нами.  Проработав  в  Америке  десять  лет,  я  уже  столько  же  лет  на  пенсии. Русскоязычных  в  нашем  ближайшем  окружении,  как  говорится,  кот  наплакал.  А  таких  американцев,  с  кем  можно  поговорить  по-душам,  у  нас  нет  по  двум  причинам – это наш  далёкий  от  совершенства  английский  язык  и,  главное,  по-душам  вежливые  американцы  говорить,  как  мне  кажется, не  умеют.
               Так  что  мы  “кукуем”  большей   частью  вдвоём  с  женой  и  часто  один  из  нас, произнеся  какую-то  фразу,  слышит  удивлённый  возглас: “Ой,  а  я  только  что  подумала  ( или  подумал )  о том  же  и  точно  теми же  словами!”.
 
                И  это  случается  нередко, пора  бы  и  привыкнуть  к  такому,  но  всё-таки  не  перестаём  каждый  раз  удивляться – телепатия!
                Хоть  мы  уже  не  раз  испытали  эту  телепатию  на  себе  и  знакомы  с   толкованиями  учёных   о  природе  этого  явления,  но  лично   я  до  сих  пор  не  могу   забыть   то,  что  случилось  со  мной  в  далёком  1954-ом  году.
 
                В  том  году  я  закончил  среднюю  школу  и  стал  выбирать  ВУЗ, в  который  хотел  бы  поступить.
                А   годом  ранее,  в  мае  1953-го,  из  сибирской   ссылки  вернулся   мой  отец.  Проведя   часть  войны  в  немецком  плену  он,  в  числе  большой  группы   советских  солдат,  был  освобождён  болгарскими   партизанами   и  ещё  целый  год  воевал.  Победу  встретил  в  Праге,  успев  заслужить   кучу  медалей  и  заработать  несколько  ранений  и  контузию.  Вернувшись  в  конце  1945-го  домой, его,  как  и  сотни  тысяч  советских  солдат,  побывавших  в  плену, через  год  после  возвращения,  сослали  в  Сибирь.
               Через  два  месяца  после  смерти  вождя  народов,  он  вернулся  домой. Таким  образом, мою  маму, меня, моего  брата  и  сестру  война  и  сибирская  ссылка  на  целых  двенадцать  лет  лишили  общения  с  отцом.
 
              Когда  я,  вооружившись  справочником  для  поступающих  в  ВУЗы,  выбрал  Ленинградский  институт  точной  механики  и  оптики  (ЛИТМО)  и  собрался  отправить  туда  документы,  отец  стал  уговаривать  меня  не  ехать, а  поступать  в  институт  у  нас, в  Ереване. В  своих  уговорах  ссылался  на  то,  что  после  долгих  лет  разлуки  он  мечтал  жить,  наконец,  в  семейном  кругу. Но,  видимо, рассудив,  что  не  имеет  права  препятствовать  моему  выбору,  своего  решительного  “вето”  накладывать  не  стал.
 
               Когда  же  из  Ленинграда   я  получил  письмо  с  сообщением,  что  мои  документы  получены,  экзамены  с  первого  августа,  но  на  время   вступительных  экзаменов  институт  не  гарантирует   обеспечить  всех  абитуриентов  общежитием – отец  расстроился  окончательно.
                На  дорогу  в  Ленинград  и  на  питание  он  ещё  мог  “отстегнуть”  от  той  небольшой   суммы,  что  смог  заработать  за  шесть  лет  ссылки,  но  чтобы  снять  комнату  или  как-то   платно  устроиться  на  проживание,  его  возможности   не  тянули.
 
                Он  вспомнил,  что  у  его  друга  и  односельчанина  ( а  тогда  Аштарак, где  мы  жили,  хоть  и  был  райцентром, но  назывался  селом ),  сын  живёт  в  Ленинграде,  где  закончил  Горный  институт  и  женился  на  однокурснице-ленинградке.  Они  оба  работают  геологами  и  часто  ездят  в  экспедиции.
                Отец  поведал  приятелю  о  моей  проблеме.  Тот  сказал, что  беспокоиться  не  надо.  Он,  мол,  сегодня  же  пойдёт  на  почту,  закажет  разговор   с  Ленинградом,  поговорит  с  сыном. И  чтобы  я  спокойно  ехал,  в  Ленинграде  с  жильём  у  меня  проблем  не  будет. Сказал,  чтобы  я  с  отцом  через  пару  дней  наведался  к  нему. Но  когда   мы  пришли  к  отцовскому  другу,  он  сказал,  что  телефон  сына  не  отвечает,  но  всё  равно  нам  волноваться  не  надо.  Рассказал  о  последнем   письме  сына,  где  тот  писал,  что  они  с  женой  едут  в  очередную  геологическую  экспедицию  и  в  середине  июля  вернутся  домой. Так  что,  пока  я  доеду  до  Ленинграда,  они  уже  точно  будут  дома.
 
              И, вообще,  друг  моего  отца  очень  гордился  своим  младшим  сыном. При  нашем  разговоре  старший  сын  тоже  присутствовал. “Вот  смотри, Вано,  говорил  он  моему  отцу, два  брата:  один  в  Ленинграде  закончил  институт,  работает  геологом ( при  этом  он  многоначительно  поднял  вверх  указательный  палец ),  а  этот  оболтус  работает  в  колхозе  рабочим!”  При  этих  словах  “оболтус”  добродушно  засмеялся :  “Ну  почему  же  рабочим,  я  бригадир  виноградарей  и  очень  горжусь  этим”.
                На  стене  в  рамке  висела  фотография  братьев. Различить  по  изображению  кто  из  них  младше, кто  старше,  было  невозможно. К  тому же  они  очень  похожи  друг  на  друга – выдающиеся носы, длинные  шеи  и  сильно  выпирающие  кадыки. Одного  звать  Грикор,  другого -  Геворк.
                На  всякий  случай  отцовский  приятель  заготовил  письмо  для  сына  в  Ленинград, надписал  его  адрес,  телефон  и  вручил  мне. Ещё  раз  сказал,  чтобы  я  спокойно  ехал, всё  будет  хорошо.
 
                Брат  моего  отца,  дядя  Вазген,  сапожник,  большой  спец  по  пошиву  модельной  обуви,  тоже  не  остался  в стороне  и  обещал  к  моему  отъезду   сшить  мне  туфли  из  шевро,  лучшей  кожи,  и  даже  показывал  эту  кожу  красно-коричневого  цвета.  Говорил, что  сошьёт  мне  такие  туфли,  что  “весь  Ленинград  ахнет!”  И  сшил  таки  к  самому  моему  отъезду.  Снял  с  колодок  ещё  не  совсем  просохшими  и  отец  привёз  мне  их  прямо  на  вокзал  к  отправлению  поезда.
 
                Через  трое  суток  поезд  Ереван – Москва рано  утром  прибыл  в  столицу. С  Курского  я  перебрался  на  Ленинградский  вокзал.  Закомпостировал  билет  до  Ленинграда  на  ночной  поезд.  У  меня  для  знакомства  с  Москвой  впереди  целый  день.  В  Москве  я  первый   раз  и  предвкушаю  в  этот  день  хорошо  погулять  по  столице.
                Достал  из  чемодана  новые  туфли,  переобулся,  сдал  чемодан  в  камеру  хранения,  спустился  в  метро  и  поехал  в  центр.
                Туфли  и  в  самом  деле  были  очень  красивые  и  я,  наверное,  думал,  что  и  Москва  “вся  ахнет”,  увидев  такое  чудо  сапожного  искусства.  Но,  увы,  ахнуть  пришлось  мне!   Уже  в  метро  я  почувствовал,  что  мои  ноги  стиснуты  как  в  инквизиторских  “железных  башмаках”.  Я  понял,  что  туфли  за  несколько  дней  заметно  усохли. Поэтому,  доехав  до  станции  “Парк  культуры”,  я  вышел  и,  перейдя  через  Крымский  мост,  зашёл  в  парк.
 
                В  парке, найдя  место  где-то  в  тенёчке,  разулся  и  сел  на  скамейку.  Надеялся,  что  ноги  немного  отдохнут  и  тогда  я  смогу  продолжить  прогулку.  Но  уже  тогда  понимал,  что  за  одну  прогулку  туфли  не  разносятся.
                Увидел  недалеко  в  парке  кинотеатр.  Там  шёл  фильм  “Шведская  спичка”.  Решил  посмотреть  это  кино  и, купив  билет,  пошёл  на  ближайший  сеанс. Помню,  фильм  мне  понравился.  Когда  сеанс  закончился,  я  вместе  со  всеми  пошёл  к  выходу  и,  чуть  ли  не  выйдя   из  зала,  вдруг  сообразил, что  топаю  в  одних  носках. Побежал  назад  на  своё  место  и  обул  оставленные  там  туфли.
 
                Настроение  моё  было  уже  не  таким  радужным,  как  утром  перед  выходом  из  вокзала.  Ещё  немного  посидел  в  парке. Решил, что  несмотря  ни на что,  я  должен  побывать  на  Красной  Площади  и  уже  тогда  вернуться  на  вокзал. А  как  же!  Первый  раз  быть  в  Москве  и  не  увидеть  Кремль!
 
                Не помню  на  каком  транспорте  я  добрался, но  шёл  по  Красной  Площади  уже  в  полуснятых  туфлях,  наступая  пятками  на  задники. Я  бы  с  удовольствием  снял  туфли  совсем  и  шёл  босиком, но  сознание, что  тут  уж  Москва,  действительно,  ахнет, увидев  босого  чудака,  идущего  с  туфлями  в  руках. Хотел  зайти  в  знаменитый  ГУМ, но  решил  ограничиться  только  созерцанием  площади.
                Около  Мавзолея  у  ограждения  стояли  люди   и , видимо,  чего-то   ждали. Я  тоже  подошёл, спросил.  Оказалось,  что  скоро  должна  произойти  смена  караула  у  входа  в  Мавзолей, а  это  очень  интересный  ритуал  и  его  стоит  увидеть. Нашёл  место  и  тоже  встал  у   ограждения.  И,  стоя  на  полуснятой  обуви,  держась  за  небольшой  столбик ,  дожидаюсь  этого  зрелища. Боль  в  ступнях  усилилась,  а  моё  настроение  стало  совсем  уж  никудышним. В  голову  лезут  разные  тревожные  мысли.  Укоряю  себя: “Ну  куда  я  еду? Почему  не  послушал  уговоры  отца  остаться  в  Ереване  и  учиться  там? Ведь  чувствовал,  что  далеко  не  с  лёгким  сердцем  он  отпустил  меня  в  Ленинград! Да  и,  вообще,  что  меня  там  ждёт?  Что,  если  шансов  на  общежитие  не  будет  никаких? Не  придётся  ли  мне  ночевать  на  вокзальных  скамейках?  И  как  тогда  готовиться  и  сдавать   вступительные   экзамены?  А  если  этот  самый  геолог  Грикор  (  или  Геворк? )   ещё  не  вернулся  в  Ленинград?”
 
                И  в  тот  же  миг  как  будто  кто-то  повернул  мою  голову  направо.  Справа  стоит  высокий  мужчина  и, первое,  что  я  увидел – его выдающийся  кадык.  Я  поднимаю  взгляд  повыше,  вижу  знакомый  нос  и  замираю  в  неописуемом  изумлении!
                Мужчина  поворачивается  ко  мне  и,  видимо,  обратив  внимание  на гримасу,  которая  в  это  время  исказила  моё  лицо,  спрашивает:  “Мальчик,  тебе  плохо?”  Я  же,  вместо  ответа,  спрашиваю  его  по-армянски: “Ты  из  Аштарака?”  Тут  уже  у  него  расширились  от  удивления  глаза,  отвечает: “Да, я  из  Аштарака,  а  откуда  ты  меня  знаешь?”
 
                Не  дождавшись  смены  караула,  отходим  куда-то  в  сторону.  Я  назвал  себя.  Меня  он, как  и  я  его,  никогда  не  видел,  так  как  я  с  начала  войны, а  тогда  мне  было  неполных  четыре  года,  жил  не  в Аштараке,  а  в  Ереване у  бабушки. Но  моего  отца  он  знает  хорошо: “Кто  же  в  Аштараке  не  знает  Вано?”
 
                Рассказываю, куда  и  зачем  еду. Говорю  о  возникшей  проблеме  с  жильём  и  о  письме  его  отца, письмо  это  сейчас  в  моём  чемодане  в  камере  хранения.
                Грикор  говорит, что  да,  действительно,  они  с  женой  были  в  экспедиции, сейчас  возвращаются  домой,  но  здесь, в  Москве,  сдают  отчёты, а  через  два  дня  приедут  в  Ленинград.
                Заходим  в  ГУМ.  Там,  примостившись  у  свободной  стойки,  он  пишет  какую-то  записку,  надписывает  адрес: “Это  адрес  родителей  моей  жены. Пойдёшь  к  ним,  пару  дней  перекантуешься  у  них, а  там  и  я  приеду”.
                Во  время  нашего  разговора,  чуть  ли  не  после  каждой  фразы, он  качал  головой  и  говорил: “Это  же  надо, какая  встреча! Просто  невероятно!  Рассказать  кому – не поверят!”
                Уже через  какое-то  время, когда  я  вспоминал  эту  нашу  встречу, я  подумал,что  он  был  бы  удивлён  ещё  больше, если  бы  я  ему  сказал, что  увидел  его  именно  в тот  миг, как  подумал  о  нём.
 
                Но  это  было  потом,  а  тогда , после  нашего разговора  мы  расстаёмся.  Я  всё  так  же,  на  стоптанных  задниках  моих  модельных  туфель, добираюсь  до  метро  и  еду  на  вокзал. Забираю  из  камеры  хранения  чемодан,  переобуваюсь  в  мою  ширпотребовскую  обувь.    И   хотя  до  отправления  моего  поезда  остаётся  не  менее  четырёх-пяти  часов, охота  продолжить  прогулку  по  Москве  уже  пропала.               
 
                Где-то  пообедал, потом  сел  в  зале  ожидания  на  скамейку. Утомлённый  прогулкой  в  инквизиторской  обуви,  размышлениями  и  переживаниями,  я  задремал. Сквозь  дрёму  прокручиваю  в  голове  всё,  что  происходило  в  этот  день. Дошёл  до  того  момента, когда, подумав о  Григоре-геологе,  о  человеке,  которого  никогда  раньше  не  знал, я  увидел  его  стоящим  рядом  со  мной.
 
                Меня  как  будто  пронзило  током  и  дремоты  как  не  бывало. Только  тут  до  моего  сознания  дошло, что  случилось  что-то  мистическое,  необъяснимое. Допускаю,  что  мизерная  вероятность  случайности  такой  встречи  существует,  но  чтобы  она  произошла  именно  в  то  мгновение, когда  я  подумал  об  этом  человеке – это уже  не  укладывалось  в  моё  возбуждённое  сознание!
 
                В  таких  чувствах  я  провёл  оставшееся  до  отправления  поезда  время.

              С   тех  пор  прошло  без  малого   шесть  десятков  лет. Об  этом  случае  я  часто  вспоминаю.  Давно  знаю, что  такое  телепатия, что  в  самом  деле  существует  передача  мысли  на  расстояние.
              Но  то,  что  и   как   именно произошло  со  мной в  июле  1954-го  года,  я  не  находил  объяснения  ни  в  какой  литературе – научной  или  популярной.
 
                Иногда  в  разговоре  о  каких  либо  необъяснимых  явлениях,  я  рассказываю  собеседникам  об  этом  случае.  Мои  собеседники, люди,  в  основном , вежливые,  тактично  произносят: “Да-а!  Интересно  это!”  Не  знаю,  верят  они  мне  или  только  принимают  на  веру.
 
                Но  я  то  знаю, что  со  мной  всё  произошло  именно  так,  как  я  изложил  в  этом  рассказе.  А  поверит  ли  читатель – это  уж  его  право.