Бесценный клад

Когда я возвращался домой после обыденных дел, меня окутывал неимоверно густой туман, такой, что мысли растворялись и проносились в голове пододно рваным клочьям. Подумать бы, ведь еще несколько часов назад радовало своим неистовым теплом солнце. Вчера и позавчера аналогично так было или очень похоже.

Автобусы выныривали откуда-то из грязно-бурой желтизны и проносились мимо, взрыхляя белесоватое полотно справа и слева, а дымка клубилась вслед за ними и долго еще стояли в воздухе ее маленькие завихрения, будто ветерки попавшиеся в сеть, или чьи-то шепоты. А люди неслись неразборчиво, быстро. Какая досада, что совершенная идиллия личной отстраненности от суеты не позволяла впасть в апатию.

Белесое марево окутало почти весь центр города и в воде озера окружающие его фонари казались мутными, желтоватыми пятнами – утопленным золотом на небольшой глубине. А за моей спиной, пока я торопясь шагал к остановке, кто-то плясал на стене – то ли чья-то тень, то ли чье-то сердце. Черное на желтом, призраки и мысли – билось и билось, жило своей жизнью - и умолкло внезапно. Фаталистическая направленность этого вечера, этой моей поездки домой, такой поздней и такой неожиданно красивой, приобрела совсем уже четкие контуры, когда навстречу мне из тумана вынырнула одиноко курящая фигура. Тоской и безысходностью веяло от нее и от нежного, почти потерявшегося тумана ее сигареты.
Внезапно все смешалось вокруг и у меня закружилась голова – сердце, озеро, золото, туман… Это предобморочное состояние характерная примета поздней осени и его можно почти полюбить, как например запах сырых и мертвых листьев. Мне показалось что фигура с тлеющим угольком на губе посмотрела на меня долго и протяжно, скорее всего ее посещали те же мысли и возможно мы были даже родственниками или соседями по образу и стилю своего мышления и наша печаль скорее всего носила даже одно и тоже имя…