Любовь и смута. Глава3 ч. 1

Франкия была необычной империей - империей, где правили сразу два императора.
Когда Людовик Благочестивый объявил Лотаря своим соправителем, организовав ему императорскую коронацию, единственным желанием сына Карла Великого было спасти созданную отцом империю от гибели, не позволив, согласно традиции, разорвать её между всеми своими наследниками. Это его желание было правильно понято и вполне одобрено всеми представителями франкской элиты. Вполне понятным и объяснимым был и другой его поступок — женитьба, после смерти первой жены, на молодой, красивой, умной и образованной девушке из знатного рода, Юдифи Баварской. Однако именно этим двум, вроде бы, уместным и благопристойным поступкам Людовика суждено было сыграть трагическую роль в судьбе всей страны, именно в результате этих поступков франкское королевство на долгие годы оказалось повержено в омут продолжительных и кровопролитных, опустошительных междоусобных войн.

Итак, Лотарь ещё при жизни отца получил во владение большую часть огромной страны, в то время как остальные принцы вынуждены были полностью подчиниться власти старшего брата. Если не считать мятежа, организованного Бернардом Италийским — единственным, кто открыто попытался противостоять новым, противоречащим всем обычаям и очень невыгодным лично для него порядкам, то в целом империя восприняла это новшество спокойно. Бунт был безжалостно усмирен, в назидание остальным. Земли Итальянского королевства перешли к Лотарю, который, после наведения там порядка (а Лотарь славился умением быстро и жестко наводить порядок) отправил туда жену и своих пятерых детей, а сам разъезжал по стране из резиденции в резиденцию, оказывая вполне ощутимую помощь отцу в управлении огромным государством.

Но относительный покой в королевстве очень скоро был нарушен рождением ещё одного наследника — сына Юдифи, и сплетнями о том, что Людовик вовсе не собирается обделять своего младшенького владениями. Таким образом, империя снова оказалась перед угрозой передела. Страна забурлила. Представители франкской аристократии один за другим переходили на сторону Лотаря, не желая болезненных для государства перемен. С другой стороны, вокруг отца-императора и его молодой жены также собрался лагерь их сторонников, состоявший в основном из представителей церковной элиты, родственников Юдифи и вельмож, приближенных к ахенскому двору. Итогом всей этой шумихи стала дата  внеочередного съезда знати для объявления нового капитулярия о наследниках. В королевстве наступило зловещее затишье.

В ожидании решающего собрания знати, Лотарь проводил время на своей вилле в Шалоне -  наступил сезон охоты на кабанов, а здесь были лучшие в его владениях охотничьи угодья.
В один из дней, около полудня, к резиденции короля примчался отряд всадников. Они галопом въехали во двор резиденции. Лантберт, который был во главе отряда, спешился и, отдав коня в надежные руки конюха, быстро направился во дворец.

Двор виллы как всегда кишел народом. Кроме вечно снующих здесь по делу и без дела слуг и конюхов, здесь постоянно находились во всеоружии молодые служаки, не имевшие своего угла, но мечтавшие доблестной службой заработать богатство и лен. Они дежурили, греясь у костров, здесь же приготовляли себе еду, затевали ссоры, дрались, мирились, слушали песни королевских бардов или травили байки.
Внутри, на нижнем этаже было не менее многолюдно, чем во дворе. Здесь отдыхали в ожидании новых приказов — тот спал, этот ремонтировал амуницию, другие обедали, пили вино, играли на деньги в кости, развлекались с женщинами — на вилле не было недостатка ни в чем.

Мимоходом отвечая на приветствия приятелей, Лантберт, у которого был приказ явиться немедленно по прибытию, прошел нижний этаж и поднялся по лестнице в покои короля.
Из спальни доносились недвусмысленные звуки, похожие на рычание льва, сопровождаемые приглушенным женским стоном. Повинуясь природной скромности, граф остановился у дверей, обозначив свое присутствие громким бряцанием меча в ножны.

- Лантберт, не пойти ли тебе к дьяволу с твоими монастырскими повадками! - услышал он раздраженный голос Лотаря.

Из дверей поспешно выбежала полуодетая, раскрасневшаяся, растрепанная девушка и скрылась в соседней комнате за перегородкой.

- Ну и какого черта ты прячешься за дверью, когда знаешь, что я тебя жду?! - продолжал ругаться король, одевая льняную рубаху и штаны. - Чего ты молчишь, рассказывай, с чем приехал! Если только в Риме не завели обычай вырывать языки всем приезжим франкам.

Лантберт, выдержав паузу, произнес с довольной усмешкой:

- Государь, да пребудет с тобой благословение апостольского престола, - и подал Лотарю свиток с печатью понтифика.

Прочтя документ, Лотарь расхохотался:

- Рим на нашей стороне! Теперь все церковники разбегутся от отца как крысы из горящего дома, - злорадно произнес он, - Людовик носится с ними, как со святыми мощами, а они как и все остальные понимают только язык угроз и идут за тем, кто сильнее.

Он налил в кубок вина из стоявшего возле кровати кувшина и протянул Лантберту:

- Отличная работа, друже! Слушай, Лантберт, ей-богу, я бы тебя ещё повысил, но место повыше занято пока моим батюшкой-императором, - оба от души разразились хохотом.

Лотарь достал из сундука мешочек с деньгами и протянул другу — тот с благодарностью их принял.

- Осталось заручиться содействием твоего брата, - сказал граф Дижонский.

- Да уж, брат... Кстати, как ты думаешь, Лантберт, кровные родственники даруются людям в наказание или во искушение?

- Государь, это именно те люди, которые считают своим святым долгом нанести тебе удар в спину при первой же возможности, - заметил в ответ Лантберт.

- Ты прав, - кивнул Лотарь.

Пока они разговаривали, явился стольник, принеся обед на двоих, состоявший из густого супа с хлебом и жареных куропаток. Лотарь жестом пригласил друга отобедать.

- С радостью, - отозвался Лантберт, не двигаясь с места, - но прежде я хотел бы обратиться к тебе с просьбой, государь.

Лотарь с удивлением глянул на друга.

- Вот как? С просьбой? И чего же тебе не хватает?

- Мне нужен отпуск.

- Именно отпуск? Я не ослышался? Лантберт, о каком отпуске может идти речь, когда мы здесь только тебя и ждали, чтобы отправиться на охоту? - нахмурился король.

- Государь, у меня возникло одно важное и спешное дело личного характера, - ничуть не смущаясь отвечал Лантберт (мысленно он был уже в отпуске).

- Какое ещё личное дело? Ты что, надумал жениться?

- Нет, нет, государь, я не собираюсь жениться, это дело другого рода. Вчера во Вьенне я встретил сеньора Матфрида, он рассказал мне последние новости из дому. Оказывается мой отец умер несколько месяцев назад и теперь мой дом в руках какого-то проходимца, любовника моей мачехи, а соседи уже приглядываются как бы заполучить то, что плохо лежит. Я должен теперь быть в Дижоне, чтобы вернуть себе свое имущество.

- А, - понимающе кивнул Лотарь, - мечтаешь насладиться местью.

- Дело вовсе не в мести.

- Скажу так, я не вижу повода тебе уезжать сейчас из Шалона, - холодно проговорил Лотарь. - Чего тебе беспокоиться? Дижон и так твой. Хочешь сей же час состряпаю тебе документ на лен. Отправим туда сто бойцов, они выбьют оттуда всех посторонних, и владей. Привезут тебе голову твоей мачехи, привяжешь её за волосы к седлу и будешь пугать ею своих вилланов...

- Государь, ты отлично понимаешь, что я должен сам решить это дело, и как можно быстрее, - сухо отвечал Лантберт, проигнорировав шутку. - Мои люди должны воочию убедиться кто их хозяин!

- Ох! - с досадой отмахнулся король, - ладно отправляйся! Бери сколько надо людей, только не опаздывай с возвращением, через неделю мы отправляемся в Ахен. Разумеется, если ты вообще намерен возвращаться на службу! - проворчал он. - Это все просьбы? Можно пообедать?

- Благодарю, государь, - улыбнулся Лантберт, присаживаясь к столу. Он и правда был голоден.

- Но если все же надумаешь жениться, то помни — только я должен быть свидетелем на свадьбе монаха! - съязвил недовольный  несвоевременной просьбой об отпуске Лотарь. Он прекрасно знал, как злит Лантберта это прозвище, которое, с легкой руки самого же короля, намертво прилипло к графу Дижонскому ещё с тех пор, когда чуть больше десяти лет назад он явился на службу. Но с тех же самых пор никто, кроме Лотаря, не смел называть так Лантберта в лицо.

- Непременно, государь, - ответил граф, не преминув отметить этот ядовитый реванш нотой неудовольствия во взгляде и голосе.

Отобедав с Лотарем, граф Дижонский направился к себе в комнату, которая находилась здесь же, наверху, в королевских покоях.
- Лантберт! - вдруг услышал он за спиной тихий и нежный, как шелест летнего ветерка, женский голос.

Обернувшись, он увидел одну из миловидных и доступных девушек, из стайки тех, что бытовались во дворце и казались ему все на одно лицо. Кажется именно с этой он провел ночь накануне отъезда, но он даже не мог толком вспомнить её имя — Мерофледа?

Девушка стояла около лестницы и глядела на него глазами преданной собачонки.

- Лантберт, - повторила она, - я ждала тебя! Каждый день вспоминала о тебе, мне было так грустно, что тебя нет со мной! - она подбежала к нему и крепко прижалась всем телом, обвив его шею своими тоненькими ручками.

Лантберт вдруг со всей тяжестью ощутил, что он смертельно устал и больше всего на свете сейчас хочет спать.

«Бог ты мой, откуда такая прилипчивая малышка, - подумал он, - что это за создания такие, они все равно, что прекрасные цветы, их красота радует только пока не сорвешь их. Только почему же эти цветы всегда сами так желают своей гибели?»

- Послушай, Мерофледа, - сказал он ей, стараясь не быть грубым, снимая её цепкие ручки со своей шеи, - я так устал, просто с ног валюсь. Потом, в другой раз, - он погладил её по щеке и ушел, оставив одну.

- Меня зовут Марковефа, - обиженно проговорила девушка, сквозь слезы глядя, как он уходит прочь.