Иван да Ева

  Обычное утро. Ничего особенного, ну если не считать звонок ненавистного будильника, который так нещадно вырывает из сладкого утреннего сна. Ева с удовольствием нажала кнопку отбоя на будильнике, ей всегда казалось, что она затыкает ему рот. Зажмурила глаза и мысленно нарисовала себя красивую, с невообразимо сумасшедшим блеском в глазах, с  летящей походкой, стильную.
- Я здорова, счастлива и успешна! – добавила она вслух.
  Муж  давно уже привык к ее  утреннему тренингу. Ева отправилась в ванную, а он успешно продолжал  прожигать  свое утро в  постели. Она любила  умываться ледяной  водой или протирать кожу лица и шеи кусочками льда, жмурила глаза от удовольствия, когда капли, превращаясь в струйки, падали на  розовые сосочки, и, взбудоражив их, скатывались дальше, ниже. Ее смуглая кожа чудеснейшим образом откликалась на водные процедуры, щеки начинали полыхать, а глаза сверкали, словно листья на деревьях после дождя.  Но самое прекрасное в утренних часах для Евы было бодрящее индийское кофе,  да еще из любимой чашки, которую в наборе подарил ей отец, когда еще был жив. Набора давно и в помине уже нет, осталась только эта чашка,  изящная, легкая до  невесомости.  Рисунок  на чашке стерся, но ни за что на свете Ева не согласилась бы с ней расстаться.  Сделав пару мазков косметики, пару наставлений сыночку, пару заданий мужу, улыбнувшись  своему отражению в зеркале, она сказала:
-  Ее величество женщина готова к встрече нового дня!
  У самой двери офиса ее ждала Ларочка – секретарь директора. Ларочка  была  довольно смазливой куклой, но самое главное,  за что с ней считался весь коллектив, был ее дар волшебным образом в считанные минуты обуздать  крутой нрав  босса. Как это ей удавалось, для всех оставалось загадкой.
- Ой, Ева Юрьевна, я Вас везде ищу. Срочно приказано доставить  в кабинет к директору.
  Увидев входившую Еву, босс широко заулыбался и поднялся ей навстречу.  Так было всегда, когда он хотел взвалить на ее хрупкие плечи новую работу.
- Ева Юрьевна, пришла разнарядка, нужно ехать в столицу  – матушку на обучение. На месяц. Иначе нашу фирму лишат лицензии.
- Почему я? - начала было Ева, но босс  прервал:
- Что? Бунт на корабле? - но тут же заискивающе добавил: - Евочка,  дорогая, заодно и развеешься.
  Столица встретила Еву своим обычным гомоном. Она любила Москву, ей нравились неугомонные, немного жесткие и не разговорчивые, вечно неведома куда, так ей казалось, спешащие москвичи. Хотя, по большому счету, коренных москвичей по пальцам можно пересчитать, но каждый из них гордился своей причастностью к этому сумасшедшему по своей скорости ритму столицы и искренне считал себя москвичом.
  Пройдя все формальности в институте, где  Ева должна  была оттрубить целый месяц своей жизни, закинув вещи в номере, который и на номер то не был похож, а живо напоминал комнату в студенческой общаге, решила побродить  по городу.  Она довольно часто приезжала сюда по производственным вопросам в управу, как в шутку называли управление в ее офисе,  и город знала неплохо. Были и родственники,  подруга,  но Ева оставляла  этот раздел  своего свободного времени на самые последние дни. Она всегда чувствовала  себя неуютно при таких посещениях, ей казалось, что она вносит своим визитом в  их график  жизни  сумятицу.  Обычно не задерживалась в гостях  и не любила, когда ее провожали. 
  На следующий день в институте  методистка перед началом занятий собрала всю группу в большой аудитории и уведомила, что каждый пропуск занятий по  арифметической  прогрессии увеличивает перспективу завала экзаменов, соответствующей отметки в командировочном удостоверении, а по приезду  - удержание командировочных расходов из зарплаты проштрафившегося «ученика». По озадаченным лицам  слушателей методистка поняла, что данная ею информация точно дошла до слушателей.
  Ева удачно выбрала место в  последнем ряду рядом с батареей отопления. Ноги после вчерашнего променажа на высоченных каблуках гудели, хотелось взять их на руки и понянчить. Наконец она скинула сапоги и начала поочередно водить то правой, то левой ногой по ребрам чугунной батареи, боль постепенно стихла и по телу разливалось умиротворение. Она погрузилась в свои мысли, которые унесли ее на неведомых крыльях домой к сыну. Не прошло еще и суток со дня разлуки, но Ева уже безумно начала скучать по своему неугомонному маленькому мужчине, дороже которого не было никого на всем белом свете.
- Антонова Е. Ю. -  голос  препода,  очень опрятного старичка лет 60 (ей то было всего 28),  вернул ее на землю.
- Ну-с,  и где наша уважаемая Антонова Е. Ю? 
Ева  встала.
- Милая леди, и где мы витаем? 
- В облаках, сэр, - улыбнулась  она, и  это было правдой.
  Днем  - учеба, вечером - сумасшедшая беготня по магазинам, а  поздними вечерами все, не сговариваясь, собирались в фойе смотреть чемпионат мира по фигурному катанию. Увлечение тогда это было повальным. Наша страна лидировала, восторг и гордость переполняла каждого советского гражданина. Ева не была исключением. Удобно усевшись в широкое кресло у окна, она наслаждалась музыкой и прекрасным выступлением советских фигуристов.  Все пространство мира  заполняла пьеса Бетховена « К Элизе», нежность,  этой мелодии обволакивала, уносила в неведомые дали. Отдавшись во власть музыки, Ева прикрыла глаза, когда вдруг почувствовала  на себе пронзительный  взгляд. В дверях стоял мужчина лет  сорока,  спортивного телосложения,  чуть наклонив голову набок, смотрел на Еву. Прошел к окну и, прислонившись к подоконнику, примкнул к коллективу болельщиков  нашей сборной по фигурному катанию.
  От него исходила такая уверенность, сила и  мужественность, что это чувствовалось даже в воздухе. Ева старалась стряхнуть с себя это наваждение, но мысли упорно возвращались
к этому напоенному мужественностью  воздуху. Она краем глаза видела, что он неотрывно смотрит на нее. Щеки, уши полыхали, стало душно, Ева встала и направилась к себе в номер.
  Утром все торопились, мешали друг другу. Везде была очередь и в итоге Ева конкретно опаздывала на занятия. На ходу застегивая пуговицы дубленки, она выскочила из гостиницы.
  Справа от гостиницы стояла церквушка, от нее пролегала  дорога, на которую почти и вылетела Ева, торопясь на занятия. Она успела заметить  выезжавшую из дворика церкви  черную Волгу, буквально сверкающую от чистоты, но свернуть уже не успела.  Машина резко затормозила.  Ева оказалась на земле. Из машины выскочил поп в рясе, схватил ее в охапку и,  усадив в машину, сел за руль и, развернувшись, повез в церковь. 
  Ева пришла в себя,  когда  поп с какой то женщиной в черном длинном платье начали прощупывать ее руки, шею, ноги. Ничего опасного не было, так  небольшой ушиб, больше  было шока от  всего происшедшего.
- Олег, - поп протянул руку и улыбнулся.
- Олег…, батюшка что ли?- съязвила она.
- Как будет сударыне угодно,- продолжал с приветливой улыбкой Олег.
  Потом они пили чай, много говорили, Ева поражалась, насколько  прозорлив и умен был этот батюшка.  Многие вопросы, которые  ставила перед ней жизнь, нашли свой ответ в  его высказываниях, причем он их никому не навязывал, говорил простые,  на первый взгляд, вещи, как, например, спешите делать добро, жизнь настолько коротка, что можете не успеть.
  Незаметно прошли час, два, когда Ева вспомнила про свои занятия в институте. Батюшка отвез ее до самого крыльца  института и на прощание сказал:
- Что бы ни случилось, Ева, у Вас всегда есть  место, где Вы найдете приют и искреннего друга.
- Берегите себя, прародительница, - обняв ее лицо своими теплыми ладонями и пристально посмотрев ей в глаза, тихо проговорил батюшка.  Потом он взял ее руку и вложил в нее маленький золотой крестик: - Носите его,  пусть он Вас оберегает.
  День выдался на редкость насыщенным, поэтому вечером никуда уже не хотелось идти, желание просто поваляться с книжкой в руках  взяло вверх и, когда соседки по номеру разбежались кто куда, Ева свалилась на кровать, блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и одиночеством,  не заметила, как уснула. Она проспала бы так целую вечность, но все хорошее имеет свойство очень быстро кончаться, и ее сон был прерван шумным вторжением вернувшихся соседок по номеру. Они трещали, как трещотки, наперебой обсуждая свои покупки.  Ева встала, заварила кофе, выпила  и решила прогуляться по вечерней Москве.
  Выходя из гостиницы, прямо в дверях столкнулась с Ним, так некстати, вчера  посеявшим  смуту в ее  душе. 
- Здравствуй…те, - немного смутившись, приветствовал он Еву.
- Добрый вечер.
- Куда в столь поздний час и без телохранителя? - спросил он, улыбаясь.
- Немного прогуляюсь, душно в номере.
- А знаете, мне, в принципе, нечего делать, может, позволите Вас сопровождать?
  Ева пожала плечами.
- Иван,-  представился он, так мило склонив голову набок, словно заранее извинялся, что он – Иван.
- Ева,- и, улыбнувшись, добавила:- прародительница.
- Что Вы делали сегодня в церкви?
- Откуда Вы знаете?
-  Во-первых, давай перейдем на «ты», во- вторых, я тебя видел, как ты выезжала из ворот церкви на черной Волге.
- А говорят, Москва – мегаполис, здесь, как в деревне, - засмеялась она.
- И все же?
  Еве не хотелось  ничего рассказывать о случившемся, поэтому она сказала, что зашла помолиться.
  Они пробродили по улицам Москвы более двух часов. Иван оказался  весьма и весьма веселым человечком. Любил музыку и по его словам, неплохо играл на гитаре. Он смешил Еву разными притчами, случаями из своей жизни, она весело смеялась, иногда, когда он так забавно цитировал  выдержки из басен Крылова, она не удерживалась и хлопала в ладоши. В гостиницу они  пришли усталые, но довольные и в прекрасном расположении духа.  Иван проводил Еву до самой двери, вдруг чмокнул ее в щеку и, ни слова не говоря, повернулся и ушел. Ева, улыбаясь, вошла в свой номер.
  Возвращаясь на следующий день после занятий, Ева решила  позвонить своей подруге и договориться о встрече. Обменявшись восторженными приветствиями, решили пересечься  на Арбате у  антикварной лавки.  Роза пришла в назначенное время, подруги тепло обнялись, но  разговор не клеился, Роза прятала глаза и отвечала на все вопросы невпопад.  Немного погуляв по Арбату, Роза все же уговорила Еву  поехать к ней домой. Еще с порога Ева  все поняла, почему так безрадостны были некогда  счастливые глаза подруги. Квартира была почти пустой, из мебели в зале стояла раскладушка, кресло и стол в форме бабочки.
- Так, дорогая моя, садись и рассказывай, - скомандовала Ева.
- Рассказывать нечего, Евочка. Пролетел Сашка, как швед под Полтавой, полная конфискация. На этой почве, несмотря на то, что я старалась ему помочь выкарабкаться, постоянно ссорился, мне казалось, что он меня даже ненавидел. А пару месяцев назад проникся чувствами к своей шефине, она давно  облизывалась, все искала к нему подход.  Мне думается, что и подставила его она, чтобы завладеть им, но Сашка не верил мне. Вот собрался и ушел. Живет в роскошной квартире,  поджидает с работы свою разжиревшую шефиню и врет мне, что купается в счастье с ней. Тут губы ее скривились, и Роза заревела, как белуга.
- Ну, ну, моя хорошая, успокойся, мы с тобой это дело должны отметить!
- Роза перестала плакать и с нескрываемым удивлением посмотрела на Еву.
- Что праздновать то?
- Как что! А то, что тебе повезло в жизни избавиться от этого оборотня и  бабника. Ты же у меня королева! Посмотри на себя, если недельку не поплачешь, тебя же  в кино будут снимать. Одевайся, да  так, чтобы полный отпад!  Чтобы мужики шеи сворачивали, глядя тебе вслед.
  Подруги двинулись в ночной клуб «Фигаро», который встретил их  громкой музыкой, ослепительным светом. Здесь никому ни до кого не было дела.  Все вместе и каждый сам по себе. Развлекались, танцевали, отрывались по полной программе.
  Подруги не заметили, как изрядно набрались, мир стал розовым и пушистым, Сашка уже не казался таким гадом, в принципе, его даже стало жалко.  Когда  головы загудели, хотелось уже добраться до дому, до хаты, освободить свои уши от шума, вытянуть ноги и раскидать руки и просто напиться чаю. Ева потянула Розу к выходу. Обе еле держались на ногах, но как гласит пословица, пьяному – море по колено, им  было плевать на такую мелочь, как стоять на ногах, и захотелось пройтись немного пешком.
  Ноги на высоких каблуках разъезжались, они падали, вставали и снова падали, безумно хохоча.
  Неожиданно, чьи то сильные руки удержали их от очередного падения.  Ева повернула голову и обомлела. Крепко за руки их держал  Иван.  Ева вмиг пришла в себя, выдернула руку и проговорила:
-  Разнашиваем новые сапоги  с  подругой.
- Я так и понял, - улыбался Иван, - куда доставить двух очень смешных и очень симпатичных девчонок?
- Домой,- скомандовала Роза  и назвала адрес.
  Иван проводил девчонок в квартиру, помог раздеться, напоил чаем,  за чаем успел узнать историю нашего отрыва в клубе. Долго смеялся, а потом сказал:
- Вы и вправду, девчонки, необыкновенные, я в первый раз вижу, чтобы  так «горе» забивали.
  Не рискнув оставить подруг одних в таком состоянии, Иван остался ночевать, устроившись на кухне в кресле. 
  Под утро Ева проснулась от жгучей жажды, включила в прихожей свет и пошла на кухню. У самого порога она встала, как вкопанная, увидев  спящего в кресле  Ивана.  Она прокрутила в памяти  весь вчерашний сценарий,  и  краска залила ей лицо.
- Только не это, - с ужасом подумала  она и выскочила из кухни. Сон и жажду, как рукой, сняло. Ева торопливо оделась и выскользнула за порог квартиры.  Немного отдышавшись и, придя в себя после позорного бегства, Ева начала сомневаться в правильности принятого решения. Мороз крепчал, пощипывал нос, щеки, снова проснулась жажда, но возвращаться обратно в квартиру к подруге Ева не стала и отправилась до ближайшего метро пешком.
  День пролетел, как во сне. Болела голова, мысли упорно возвращались к вчерашним событиям, было невыносимо стыдно перед  Иваном  за  свой пьяный кураж.
- Вот нарисовалась, так нарисовалась, -  мысленно корила она себя, - только бы на глаза ему не попасться, Господи, не допусти.
  Но  Бог был явно на стороне Ивана, потому что не успела Ева выйти из аудитории после занятий, как перед  ней, буквально из ниоткуда,  появился Иван.
- Привет, прародительница! Сапожки, видимо, классно разносились, коль исчезла со скоростью ракеты? 
  Ева рассмеялась, и сразу исчезли и  головная боль, и угрызения совести.
- Какой он славный, - подумала Ева, а вслух сказала, -  я бы сейчас не прочь выпить чашечку кофе, приглашаю.
-  С превеликим  удовольствием, только приглашаю я, - щелкнул он каблуками, согнул руку и  галантно встал с ней рядом.
- У меня такое ощущение, что у крыльца нас ждет карета, - засмеялась она, положила свою руку ему на локоть и почувствовала себя уютно  и надежно.
  После кафе они долго бродили по вечерней столице, хотелось говорить и слушать, слушать и говорить,  было такое состояние, словно встретились два закадычных друга, которые, как горох, высыпали на обозрение друг друга всю свою жизнь, без утайки за весь период, когда они не знали друг друга, живя на разных планетах поврозь. Расставаться не хотелось, они тянули время, кружась  буквально в двух шагах от своей гостиницы.  Но время безжалостно ко всем без исключения, да и занятия начинались очень рано в 8 часов утра, они нехотя вошли в гостиницу.  У самой двери номера, когда Ева взялась за ручку двери, Иван рукой придержал дверь, притянул  к себе Еву и прижался к ее губам.
- Ты  чудесная, я рад, что встретил тебя.
- Но…,- хотела было ответить Ева, но Иван снова прижался к ее губам и прошептал:
- Ничего не говори, пожалуйста, дай мне уйти с мечтой.
  Ночью Еве не спалось. Сладко замирало сердце от предчувствия  вторжения необыкновенного в ее жизнь. Мысли о муже и любимом сыночке вернули ее на землю.
- Нет, нет, завтра я все скажу Ивану и больше никаких прогулок,- решила она, засыпая.
  Но наступило утро,  Ева дольше, чем обычно, задержалась у зеркала,  хотелось петь и танцевать,
  Всю дорогу она вспоминала Его слова, Его губы  и отчаянно хотела  Его видеть.
  Месяц пролетел, как в сказке. Почти вся жизнь обоих была рассказана друг другу,  отношения дальше прогулок не заходили, но поцелуи стали неотъемлемой частью вечерних прощаний. Как в юности, когда летаешь на небесах от поцелуев своего мальчика.  До отъезда оставалось два дня.  Думая об этом,  обоим становилось неуютно и  тоскливо, будто через два дня должны были опуститься на землю вечные сумерки, холодные и бездушные. Дождавшись Еву после занятий, как обычно, прямо у дверей аудитории,  Иван пригласил  ее на прощальный ужин.  Такси остановилось у гостиницы Москва.
- Ого, мы так разбогатели? - засмеялась Ева, - или для прощания ничего не жалко, последний кафтан спустил?
- Хочу, чтобы ты обо мне вспоминала, как о сыне Рокфеллера, - парировал Иван.
Взяв у портье ключи,  они поднялись на седьмой этаж, он крепко держал руку Евы, словно боялся, что она сейчас повернется и уйдет.  В одноместном номере было уютно, тихо.
- Ты пока осваивайся, а я приготовлю тебе сюрприз, моя дорогая прародительница, -говорил Иван, -  сегодня у нас  с тобой необычный вечер.
  Необычный - это правильно подмечено, - думала Ева, - разве может быть обычным последний вечер?  Прощальным, да, может, но не обычным.
- Так, моя прародительница, ступайте в ванную, чур не подглядывать, ждите меня там, я за Вами приду.
- Все окутано тайной, так интересно, - смеясь, Ева скрылась за дверью ванной. В зеркале навстречу ее взгляду устремился взгляд смуглой красавицы. Взгляд был такой безбрежный, печаль плескалась в нем, почти переливаясь за края, в этой печали  тонуло все ее лицо с тонкими правильными чертами.
- Позвольте вас пригласить  на  рандеву на седьмом небе, прекрасная прародительница,-  улыбаясь,  проговорил Иван, протягивая к ней руки.
-  Какое великолепие! - воскликнула Ева, войдя в номер. На столике  красовался букет из семи изумительных,  огромных, красных роз, семь свечей украшали  букет со всех сторон,  на тарелке, как на троне, сидел  ананас, вокруг него, отливая золотом, сверкали апельсины.  На самом краю стола смиренно ожидали своего  часа шампанское и конфеты. Иван  усадил Еву и начал открывать шампанское.  Он  так волновался, что  пробка вылетела с таким треском, будто  стреляли  из пушки. Шампанское, пенясь, извергалось из бутылки, облив обоих с головы до ног.  Иван подошел к Еве, лизнул ее щеку, губы, поднял на руки, прижал  ее к себе так, как будто дороже  этой ноши  у него ничего не было в этом  мире.
- Моя чудесная девочка, -  шептал он, целуя ее сладкие от шампанского губы, глаза, соленые от навернувшихся слез, щеки.
  Он хотел любить ее  долго и нежно. Гладил красивую, длинную шею, прятал свое лицо в вырезе ее платья, вдыхал ее запах, который стал для него таким родным и любимым. Медленно, нежно раздевал, любуясь каждым сантиметром ее тела, гладил ноги, живот, прижался губами к ее набухшим соскам. Он чувствовал, что Ева чувствует то же самое.
- Милая, милая моя девочка, - горячо шептал он, прижимая совсем нагую Еву.  Они сплелись в божественный клубок, и он любил ее долго и бережно. Это сумасшествие длилось всю ночь. Они засыпали, сплетясь, а проснувшись, горячо желали друг друга. Иван любил ее звонко, глубоко и нежно. Все пространство мира раскачивалось при свете горящих свечей, в этом мире были только они вдвоем и были изумительно счастливы.  Утро застало их в безмятежных позах  счастливейших людей.
- Ева, родная моя, как же мы теперь друг без друга? - спрашивал Иван, сжимая ее лицо руками.
- Ваня, у нас с тобой семьи, дети, мы приедем и все забудем. Но я  не хочу забывать, - добавила она, чуть не плача.
  Они обменялись адресами, номерами телефонов своих предприятий, еще не веря предстоящей разлуке. Уже вечером  разные поезда развозили  их по разным городам, каждого в свою семью, где их ждали, любили, где они были нужны. Оба ехали  молча, забравшись каждый в своем поезде  на верхнюю полку, что было очень кстати при данном состоянии души. Отвернувшись к стене, оба смотрели на пробегающие станции и полустанки, глупо надеясь увидеть там знакомое лицо, ставшее непреодолимо близким за этот месяц учебы, таким желанным за  одну единственную ночь, проведенную вместе.
  Отвлечься дома от грустных мыслей не удалось. Вспоминался каждый вечер с Иваном, тело трепетало, просилось к нему, сердце рвалось на части. Муж стал неприятен,  она постоянно их сравнивала, где муж явно во всем проигрывал Ване. Все чаще  Ева, ссылаясь на недомогание, спать стала ложиться отдельно от мужа, так она могла думать о своем Ванечке. 
  Спустя несколько дней после приезда в самый разгар утренней оперативки раздался звонок.
  Обычно директор никогда не брал сам трубку, это делала Ларочка, а тут он буквально ее схватил  и через несколько секунд, протягивая трубку Еве, сказал:
- Ева Юрьевна, это Вас, говорят, что  очень срочно.
- Слушаю Вас, - сухо сказала Ева, понимая, что сейчас  не самое подходящее время для переговоров.
- Привет, прародительница моя милая!
- Вы можете перезвонить через час, у нас идет оперативное совещание? Мы все вопросы с Вами обсудим, - не моргнув глазом ответила Ева и положила трубку.  Сердце готово было выпрыгнуть, душа тянула свои руки навстречу желанному голосу. Ева, вся побледнев, вернулась на свое место.
  Босс, зная ее характер, понял, что это был не простой звонок, судя по бледности, мгновенно покрывшей ее лицо.
- Вот характер, - думал он, с  тревогой и восхищением глядя на нее, - кремень, а не баба.
  Через час Иван снова позвонил, Ева, закрывшись в своем кабинете, слушала знакомый и родной голос, боясь прервать, боясь поверить.
- Ева, я не могу без тебя! Я тебя люблю!
- Я схожу с ума, Ваня!
- Я приеду к тебе, девочка моя!
  С этого дня  звонки полились каждый день. Они звонили друг другу, прижимая трубку, говорили глупые, ласковые слова, страдали от разлуки, и понимая, что ничего изменить в своей судьбе пока не могут. Потом подолгу вспоминали голоса друг друга, сказанные слова и фразы, улыбаясь своим мыслям и, надеясь на чудо, которое свело бы  их снова.
  Через полгода чудо свершилось, Иван  приехал, свалился, как гром среди ясного неба, войдя в ее рабочий кабинет. Она даже не сразу поняла, что это явь,  тряхнула головой, потом прикрыла глаза рукой, но отняв руку от лица, увидела, что ничего не изменилось, Ваня стоял собственной персоной перед самым ее носом.  Он прижал ее к себе и вдыхал, вдыхал ее запах, по которому сходил с ума все эти бесконечные  шесть месяцев разлуки.
- Девочка моя, как же я по тебе скучал, - шептал он, целуя свою девочку.
  Они пробыли вместе целых три дня и три ночи, не расставаясь ни на секунду. Каждое прикосновение друг к другу хотелось запомнить на всю жизнь, столько было всего сказано, даже когда они замолкали, внутренний диалог продолжался.
- Сумасшедшие три дня, которые потрясли всю жизнь, - скажет он на перроне, уезжая в свой Саратов.
  Жизнь остановилась.  Теперь уже было ясно, что жить врозь  - немыслимая пытка. Ежедневные звонки, как глоток воздуха, поддерживали дыхание. Иван становился все более  изобретательным, изыскивая любую возможность видеться со своей любимой прародительницей.  В один из своих приездов Иван был хмур и  расстроен.
- Ева, так больше продолжаться не может, девочка моя, - говорил он, глядя  прямо в глаза своей любимой женщины.
- Ты прав, Ванечка, так жить дальше невозможно. Так можно сойти с ума. Не приезжай больше.
- Ты о чем подумала, глупенькая моя? - он крепко обнял Еву,- мы не можем больше жить врозь, мы должны жить вместе.
- Но как, Ванечка, как?  У нас семьи, дети, обязательства. Но и жить без тебя не могу, любимый.
  Прошло два года. Чувства не только не прошли и не притупились, а уверенность в том, что это судьба, что они созданы только друг для друга, крепла  с каждым звонком, с каждой встречей.
-  Ваня, Ванечка, - думала Ева, сидя в своем кабинете, когда раздался звонок из Саратова.
- Ева, девочка моя, я еду. Мы продали здесь квартиру, купили в  твоем городе и переезжаем,  до встречи, поговорим позже, сейчас я очень тороплюсь, родная, - на одном дыхании выпалил Иван.
- Сумасшедший, - вспыхнули щеки, заблестели глаза, но сердце  трубило тревогу, -  будет ли этот переезд правильным решением? Время, только время ответит на этот вопрос, а пока сердце сладко замирало при мысли о скорой встрече.
  Ваня  переехал всей своей семьей в полном составе,  его дочери Амалии  было уже 10 лет, как и сыну Евы, Богдану.  Встречи стали чаще, но короче, желание быть вместе не покидало  их ни на одну минуту. Но жизнь так ловко плела свои сети из долга, обязательств, совести и прочих регалий, которые  не давали им возможности поставить  в  своих семьях точки и окончательно сойтись.
  Жизнь стала похожа на марафон. Обман, увертки, недосыпания, нервные срывы  не остались незамеченными   женой Ивана и мужем Евы.
  Наконец, Ева не выдержала и после очередного свидания с Ваней, пришла домой и, попросив мужа выслушать ее до конца, рассказала всю свою историю любви без утайки.
- Как  жить теперь, Ева? - тихо спросил он, - ты же не зря мне сейчас это все рассказала? Какой еще камень держишь за пазухой?
- Мы никак не будем с тобой жить, я ухожу.
- Куда? К нему?
- Нет, не к нему, он еще не знает, что я ухожу от тебя.  Я просто ухожу, потому что не могу больше так жить.
- Мне нужно подышать свежим воздухом, чтобы не появилось желания задушить тебя, Ева, - сказал Юра и вышел из квартиры. Бесцельно бродя по улицам ночного города, он все же решился поговорить со своим отцом. Выслушав сына, отец спросил:
- Сынок, ты любишь её?
- Люблю и ненавижу одновременно.
- Тогда борись, сынок. Послушай старого отца, перебесится она, все утрясется, переживи  это страшное время.  Всё проходит, пройдет и это.  Сегодня ты останешься ночевать у нас, домой пойдешь, когда будешь в состоянии  принимать разумные решения.
  Ваня, узнав о ее решении,  долго молчал, потом  заявил:
- Ты права, моя девочка, так больше не может продолжаться. Я прихожу домой только ради дочери. Мне нужна ты, одна ты, жизнь теряет смысл, когда тебя нет рядом. Я сегодня  же поговорю с женой.
  В том, что Ваня поговорил с женой, Еве пришлось  удостовериться  уже на следующий день. Придя домой, она увидела в прихожей чужие  женские туфли. Муж оживленно  беседовал с  нежданной гостьей. Когда Ева вошла в комнату, она сразу узнала ее, Иван показывал ей семейные фотографии.
- Добрый вечер, - поздоровалась она, натянуто улыбаясь.
- Здравствуйте Ева Юрьевна, извините, что без приглашения, мне нужно с Вами поговорить.
- Понимаю, говорите.
Соня вопросительно  посмотрела на Юру и, ехидно улыбаясь, сообщила:
- Ну, от Юрия у меня секретов нет.
- У меня тоже нет, говорите и уходите! 
Она подумала, что у жены Вани еще был шанс до этой фразы, теперь она не даст ей ни одного шанса.
- Оставьте нас в покое. Пожалуйста. У нас семья, ребенок, я жду второго ребенка.
  Ева только сейчас внимательно стала оглядывать ее фигуру и увидела, что под многочисленными складками и клиньями плаща скрывался уже  довольно большой живот. Кровь отхлынула от ее лица, ей стало дурно, Ваня ни словом не обмолвился об этом интересном положении, скрыл от нее  этот факт. Она бессильно опустилась на диван, но, выжимая из себя улыбку, сказала:
- Я внимательно Вас слушаю, продолжайте, пожалуйста.
  Соня не была  дурой, она знала, как играть и на что давить. Глядя на  свою соперницу, она понимала, что проигрывала по сравнению с ней. Ева была в отличной форме, ухоженная, с прямой спинкой, стильно одета, приятный голос,  хорошие манеры.  Некоторое время они молча смотрели друг на друга, не отводя глаз. Соня встала  с кресла, подошла к Еве и  опустилась перед ней на колени:
- Умоляю, не забирайте у меня Ваню. Это все, что у меня есть в жизни. Я люблю его больше жизни.
-  Я тоже люблю его, Соня.
  Соня  и не пыталась больше держать себя в руках,  она зарыдала в голос, потом  вдруг  резко встала, пошла к выходу, снова вернулась и сказала:
- Я знаю, что нужно делать, чтобы он никогда от меня не ушел.
  Ева не могла уснуть. Горечь обиды на Ваню  сжигала ее, как на костре:
- Зачем он скрыл? Зачем обманывал меня?
  Уснула она под самое утро, в слезах и в тревоге.
- Ева, тебя спрашивают, - теребил ее за плечо муж.
- Что, опять? - вскрикнула Ева и, на ходу завязывая пояс халата, пошла в прихожую. На пороге стоял Иван и держал за руку Амалию.
- Ева, привет,  присмотри, пожалуйста, за дочерью. У меня никого нет здесь, кроме тебя. Я поехал к Соне, она в больнице.
- Уже родила? Как быстро это  всё у вас делается, - начала было она, но Ваня, не обращая внимания на Юру, обнял Еву и сказал, что Соня вчера разбилась на машине, сейчас  она в тяжелейшем состоянии  и находится в реанимации.
- А ребенок?
- Ребенка спасли. Недоношенный, восьмимесячный, но врачи говорят, что выживет. Мальчик, сын у меня, Ева.
- Как это произошло?
- Это я виноват, я все рассказал ей про нас, сказал, что ухожу от нее.
- Соня вчера была у меня, уходя, сказала, что знает, что нужно делать, чтобы ты не ушел. Боже! Неужели она сделала это специально? Мне очень жаль…
  Соня  тоже выжила,  но травма позвоночника  сделала ее инвалидом, навсегда приковала к постели.  Если она имела в виду именно этот исход,  то добилась своего. Теперь об уходе и речи быть не могло. Ваня бросить ее уже не мог никогда. Амалия временно жила у Евы, ее перевели в одну с Богданом школу,  в один класс, дети были дружны и особых хлопот не доставляли. Новорожденному ребенку подыскали кормилицу. Забыв о своей обиде на Ваню, Ева помогала ему по хозяйству. Соня долго ни с кем не разговаривала, но постепенно ее лютая ненависть к Еве  переросла в дружбу, как это ни странно звучало в той ситуации. Прошел год, Амалия  вернулась домой, помогала ухаживать за матерью, приглядывала за годовалым братиком Денисом. Ева постепенно превращалась в полноправного члена семьи.  Иногда вечерами она читала Соне книги, беседовала с ней. Иногда Ева в отчаянии говорила себе, что  больше не может всего этого видеть, что она устала. Когда она день или два не приходила, Соня просила Ваню, чтобы он привез Еву.  Никакие передряги судьбы не сумели потушить костер, который разожгли в своей душе Ваня и Ева. Они любили друг друга так же неистово, как в первые годы. Однажды  поздним вечером, Ева, сидя на пушистом ковре рядом  с кроватью Сони, читала ей стихи Пастернака. Незаметно вошел Ваня, сел рядом. Вдруг погас свет, Ваня проверил, оказалось, что света нет во всем доме.  Ева начала  читать стихи по памяти, а Ваня обнял ее сзади и руки  ласково блуждали по ее телу. Не владея больше собой, он целовал ее шею, нежно покусывал соски, усадил ее  к себе на колени и медленно вошел в нее. Ева, задыхаясь от желания, и, поддаваясь страсти, начала помогать Ване. В этот момент включился свет.  Остановиться было уже невозможно, но рядом лежала Соня и смотрела на них во все глаза.  Они замерли в той позе, в которой застал их свет.
- Пожалуйста, продолжайте, - вдруг прошептала Соня, - я хочу видеть это.
- Необычность ситуации разогрела их страсть, уже не сдерживая себя более, они  одновременно испытали оргазм, потом долго лежали с закрытыми глазами, распластавшись на ковре, словно никого в этом мире, кроме них двоих, больше не было.
  Соня пролежала в постели около десяти лет.  Дети подрастали, младший Денис называл Еву мамой, а Амалия все время его поправляла, что его мама – это Соня. Ева не обижалась.  Она любила их. Вскоре Амалия вышла замуж, а через месяц после ее свадьбы умерла Соня.
  Казалось, что  теперь начнется новая жизнь, оба свободны, дети  подросли, да и не были они никогда помехой. Чувства проверены,  с годами не ослабли и не прошли. Ева окончательно переехала к Ване.  Богдан  остался с отцом, он уже был взрослый и мог сам решать, с кем ему жить.  С ними остался жить  только Денис, мальчик был на редкость умным, послушным, к Еве относился тепло.  Но с уходом Сони  ушла какая-то частица и из их жизни. Соня была общей  заботой, которая объединяла их  усилия, желания.  Ваня стал молчаливее, иногда пропускал рюмку, другую. В такие моменты в нем вспыхивала жуткая ревность, он начинал дотошно контролировать Еву, встречал с работы. Еве приходилось оставлять свою машину на работе и пересаживаться в его машину. С каждым разом претензий становилось все больше.  Он и любил ее теперь иначе,  грубо, словно насиловал. Если Ева сопротивлялась  такой близости, он приходил  в бешенство, спрашивал, кого это она себе завела, что от него нос воротит.  Уходил на кухню, молча пил, потом, прижимая ее к себе, просил прощения и засыпал, дыша перегаром ей в лицо.
- Ваня, я уезжаю в командировку, - сообщила Ева  ему, на объект, там проводится местное совещание о перспективах дальнейшего сотрудничества с нашим предприятием. Вернусь поздно.
  Председатель агрофирмы Ваняллло, зная увлечение Евы ботаникой, подарил ей ведро редчайшего сорта картофеля,  с интригующим названием «негритянка».  Он объяснил преимущества этого сорта и способы посадки. В этот самый момент, когда они вдвоем аккуратно пересыпали содержимое ведра в багажник машины Евы, словно из-под земли, появился Ваня. У него был редкий дар появляться таким образом. От неожиданности Ева замешкалась, потом представила их друг другу. Но этого было достаточно, чтобы Ваняллло  завелся.
- Как ты здесь оказался? Где твоя машина? - спросила она.
- Добрался на попутке, чтобы ехать домой вместе.
- Ну, так поехали, я закончила работу. Всего доброго! - попрощалась Ева с председателем.
  Всю дорогу Иван провоцировал ее на скандал, но Ева отшучивалась, тревожно поглядывая на дорогу. Вдруг Ваня резко затормозил и остановил машину. Вышел, открыл багажник и стал швырять картофель на трассу.
- Это называется командировка, да? Продалась за ведро картошки! Дрянь! - орал он на всю трассу.
Ева оцепенела, это было уже слишком. Она вышла из машины и наотмашь ударила его по лицу, затем села за руль и рванула с места. Немного проехав, остановилась,  оглянулась назад. Иван сидел на обочине дороги, обхватив голову руками.  Ненавидя себя за жалость, Ева развернулась и поехала обратно, остановилась около сидящего Вани. Сердце сжимали жалость и боль, ей было невыносимо его жаль, она вышла из машины, обняла его и горько расплакалась.
- Ванечка, да что же это творится с нами?  Зачем ты так себя ведешь, это несправедливо  по отношению ко мне.
- Прости меня, моя девочка, я не знаю, что на меня нашло, пожалуйста, прости, милая.
  После этой сцены страсти немного поутихли, но спустя некоторое время повторились снова. Наконец, Ева не выдержала и заявила, что уходит от него.
  Потянулись дни, бессонные ночи,  жизнь без Вани оказалась невыносимой, тоскливой, пустой и не нужной. Десятки раз Ева хотела позвонить, поехать, чтобы увидеть, услышать, но гордость не позволяла сделать ей первый шаг.
  Однажды они случайно встретились в супермаркете.
- Как ты поживаешь, прародительница? - тихо спросил Ваня.
- Отлично! А ты?
- Мне очень плохо без тебя, моя девочка, вернись домой.
  Сердце Евы дрогнуло. Она не могла устоять, когда он вот так смотрел на нее. 
- Лицо осунувшееся, не брит, - Ева не заметила, как рука потянулась погладить его по щеке.
  Он схватил ее в охапку, прижал к себе с такой силой, что Ева не могла  даже пальцем пошевелить, он вдыхал, вдыхал ее любимый запах, он любил эту женщину, единственную женщину его жизни, любил неистово, безумно. Придя домой, они залезли в ванну, дурачились, как когда-то в пору своей молодости, говорили, говорили, а потом любили друг друга звонко и нежно до самого утра.
  Кажется, жизнь действительно стала налаживаться. Прошло пять лет.  Пять лет безоблачного счастья.  Обычное утро раскидало их в разные концы города по рабочим местам. Рабочий день приближался к концу, когда  в кабинет зашла перепуганная  девочка секретарь и сообщила, что  Иван в реанимации.  Ева долго не могла попасть ключом  в замок зажигания, рука дрожала, страх парализовал все тело.
- Так дело не пойдет,  я сейчас, как никогда, нужна ему, возьми себя в руки, чертова кукла, - ругала она себя. Немного успокоившись,  наглотавшись таблеток, поехала в больницу. 
- Обширный инфаркт, состояние  крайне тяжелое, исход может быть любой, - пояснил доктор, выйдя  к ней в коридор.  Ева без сил опустилась на скамью, потянулись долгие часы ожидания.
- Вы Ева? - к ней подошел совсем молоденький доктор, наверное, студент, - пройдемте, он Вас зовет.
    Ева, на ходу накидывая поданный халат, вошла в палату реанимации. Иван лежал у самого окна, бледный, с закрытыми глазами.
- Три минуты, ему нельзя много разговаривать,- предупредил студент, оставив их одних.
- Ванечка, я здесь, любимый. Скоро заберу тебя домой, ты меня слышишь?
Он что-то пытался говорить, но слова были невнятны. Ева наклонилась  к самому лицу, погладила его щеки, провела пальцем по губам, поцеловала его.
- Я здесь, любимый, с тобой и никуда не уйду, пока ты не поправишься.
  Ваня плакал, собрал губы в трубочку, из последних сил выдавил: Люблю!
- Ванечка, я тоже тебя люблю,  никогда никого не любила, кроме тебя. Все у нас будет хорошо. Ты только держись, родной, ради меня, своей девочки.
  Ваня смотрел на нее, не отрывая  взгляда. Подошедший  доктор обнял Еву за плечи и тихонько вывел из палаты.
  Утром Ивана не стало. Ева шла по улице, не помня куда, зачем она идет и как вообще она еще может двигаться? Над головой шелестели тополя: - Нет  больше на свете твоего короля.
  После похорон, родственники посовещались и, не считаясь с мнением Евы, забрали Дениса к себе в Саратов. Единственное, что они не смогли сделать, это забрать тело Ивана. Ева, на правах законной жены Вани, настояла на погребении в ее городе. Ее любимый остался здесь, рядом, она сможет приходить к нему хоть каждый день. На другой день после похорон, Ева проходя мимо антресоли, повернулась и, не поверив, протерла зеркало рукой. Вся голова была седая, за одну ночь страшная невосполнимая утрата превратила ее в старуху.
- Мне все равно, - прошептала она, ведь  нет на свете моего короля.
  Прошел месяц. Ева, вернувшись с работы, завернулась в плед и молча сидела  в кресле, глядя на  небо через окно балкона. Это было ее любимым занятием теперь. В дверь позвонили. Ева нехотя встала, не спрашивая, отворила дверь.
- Мама, я вернулся, я буду жить с тобой, - смеялся Денис, обнимая  Еву.
- А мы будем тебя часто навещать, - добавили Богдан и Амалия, входя следом за Денисом в квартиру.
- Вы самые лучшие дети на земле,-  плакала счастливая  Ева, - как же мне вас всех не хватало.
  Жизнь  продолжала свой круг,  Ева  дожила до глубокой старости, окруженная  заботой и любовью своего сына и детьми Ивана, которые стали и ее детьми тоже. Иногда они просили ее рассказать об этой удивительной истории - истории любви Ивана и Евы. Каждый раз, когда она рассказывала свою историю, глаза ее молодели, она замолкала на минуту и начинала повествование:
- Когда мы были молодыми… и лилась красивая история прекрасной любви, которую они пронесли через  годы и все испытания.