Утренняя зорька

     Если вам не удалось еще испытать всех прелестей утиной охоты на первой утренней зоре, непременно поезжайте на Гуджирные озера. По местным меркам до них рукой подать: кратким путем, через Шипковщину и Сохондо, от силы сотня верст. Есть и другой путь, более длинный, к тому же он не в пример интереснее и познавательнее первого.
     Какое-то время машина петляет по пригороду и замедляет скорость на развилке двух дорог, где разместился пункт автоинспекции. Это своего рода сачок, отлавливающий на въезде в город нетрезвую шоферню и вороватых лесорубов.
     Мы сворачиваем влево, туда, где синеют отроги Яблоневого хребта, своей мощной спиной прикрывающие здешние места от холодного течения воздушных масс. На самой вершине, с правой стороны по ходу движения, накинув сарафаны из цветатстых лент, стоят в карауле березки. Вперемежку с первыми желтыми листьями, чей недолгий век завершается падением на землю, видны монеты. Согласно местных поверий, тут обитает дух местности, у которого следует испросить удачи на предстоящую охоту. Пара медяков – не такая уж высокая цена за ожидаемое удовольствие.
    Редкая машина пронесется мимо, звякнув оброненной монетой, остальные притормаживают на обочине. Общение с духом, которого, понятное дело, никто в глаза не видел, не терпит суеты. Есть еще повод, которого заждалась истомленная душа – впереди дорога вольная, гаишники остались там, за спиной. Стало быть, можно потревожить запасы горячительного. Просто вливать в себя спиртное неинтересно. Другое дело, самую малость плеснуть в качестве подношения всесильному духу, остальное – себе.
     Непременно найдется пересмешник, который даже тут найдет повод для безобидной шутки. Разбрызгивая водку кончиками пальцев на все четыре стороны света, он приизнесет: «Богам Еравны, Романовки, Джидотам. Остальное – ротам».
    Скатившись вниз, попадаешь в мир больших и малых водоемов, которые тянутся вдоль хребта цепочкой, напоминая, что здесь когда-то плескалось море. С высоты птичьего полета озера напоминают ожерелье на груди исполина, их прозрачная гладь схожа с алмазами чистой воды.. Первым на пути Монгой. Некогда он был в обрамлении лиственниц и берез, которые, сползая с хребта, расселились по всей долине. С гор катились светлые ручьи, подтачивая вечную мерзлоту – все это пополняло озеро столь щердо, что вытекающая из него речка была вполне пригодна для сплава леса. Это его и сгубило.
      Витимский таймень, метавший здесь икру с незапамятных времен, стал искать новые нерестилища для продолжения рода. Освободившееся место тут же заняли окуни, сорога, которые в свое время не выдерживали конкуренции с водным разбойником. Теперь городской житель, избалованный рыбалкой на Монгое и справлявший  все мыслимые удовольствия почти у себя дома, вынужден был рыскать в поисках столь же удачного места.
   В отношении охоты на водоплавающую дичь озеро и сегодня остается весьма привлекательным, в особенности пойма обмелевшей речки, утонувшая в зарослях прибрежного камыша и осоки. Но вот странное дело – ушел таймень и вместе с ним исчезла былая привлекательность озера, которое все реже и реже отражает блики костров на своих берегах…
   Еще не истлела до конца сигарета в зубах табакура, взору открывается водная гладь другого озера – Тасея, получившего название,  как гласят местные предания, по имени предводителя ангарских эвенков. Это было время, когда первопроходцы из сердца Руси пробивали путь на Шилку и Амур.
    Многочисленные водные артерии питают мощный организм этого озера, изливающего излишки влаги в Холу, которая на своем пути роднится с такими же малыми речками, пока не попадет в объятия всесильного Витима. По левую руку от Тасея очаровательное блюдце Сиротинки, имеющей много странностей.  Своими очертаниями озеро напоминает жерло уснувшего вулкана. Вода в нем даже в беспощадный зной неизменно холодна, а дно местами проваливается в бездну земли. На высоком берегу Сиротинки -дачный поселок, улицы которого соединяют эти два столь разных водоема. В награду за смелость первые поселенцы прямо на берегу срубили баньки – деревянные сходни  и по сей день нависают над водой. Разомлевшее под березовым веником тело приятно окунуть в прохладу озера.
    Тасей,   без того мелкий, далеко отступил от берегов и сегодня трудно, почти невозможно представить каким он был сравнительно недавно, скажем, в довоенную пору. В пойме Монгоя и Холы сенокосчики с берегов Витима традиционно готовили корма, которые доставляли вниз по течению на баркасах. До двадцати тонн сена принимало на борт плоскодонное судно, величаво плывущее средь зеленых просторов.
   - Не всякий мог рискнуть перебраться вплавь на другой берег,- рассказывает старая бурятка, вспоминая о годах отрочества. – Таймени скарауливали утят на водных разливах, а мы в свою очередь ловили голыми руками тех самых тайменей, которые от сытой, обильной пищи становились ленивыми.
   Бурятка увлажненными глазами смотрела на жалкий ручеек, ползущий среди кочкарника, которому не по силам принять на себя даже пластмассовый детский кораблик – она беззвучно оплакивала и свою молодость, и все, что было связано с тем щедрым временем. Одной  жизни хватило, чтобы увидеть могущество природы, человека, живущего в единении с ней, и современного варвара, который научился красиво говорить, но окончательно забыл язык праматери.
   Единственное из всех  озер – Иван названо русским именем. Озеро-легенда, за одну тоню, случалось, вылавливали тут более тридцати тонн рыбы. Бывало  и такое – в заморные снежные зимы озеро вымирало. Только белесый слой рыбьих костей на берегу напоминал о минувшей трагедии. Требовались годы, чтобы возродить жизнь…
     За неспешным разговором время бежит незаметно. Вот уже показались веселые блики на водных просторах – Арахлей торжественно красив при любой погоде. Замечено, даже в час уныния у человека расцветает душа, наполняясь необъяснимым восторгом. Земные разломы способствуют выбросу в космос огромной энергии, способной положительно заряжать все живое. Не потому ли на берегу безымянного озерка, напоминающего своими очертаниями эмбрион человека, давным-давно лесные эвенки устроили капище. Огромный болван, вырубленный из цельного ствола лиственницы, торжественно и молча взирал на происходящее вокруг. Вот тогда-то озерушка  и получила название – Болванка.
    Судя по тому, как охотники нетерпеливо начинают ерзать в машине, приближаются места, где предстоит разбить табор. Вот мелькают за окном два круглой формы озера – большой и малый Ундугун, что в переводе с бурятского означает: яйца. Что и сказать, наблюдательный народ проживал тут в старину. Завершают ожерелье водоемов, небрежно накинутых на богатырскую грудь хребта, примятая с боков бусина озера Иргень.
     Святое место. Протопоп Аввакум с протопопицей и детьми малыми с молитвой обращались к Богу, испрашивая сил на преодоление выпавших на их долю невзгод. Воевода Пашков тут чинил многие зверства, оставшись в памяти людской  за счет своих нелестных деяний.
    На берегу Иргени продуваемого со всех сторон, охотничий приют в несколько домиков, поодаль ферма. Само село с одноименным названием вольготно расположилось в долине, где набирается сил для странствия к Байкалу пока еще не очень бурливый Хилок. Название озера – холощенный баран - мало занимает умы местного люда, отары овец на здешних просторах – привычная картина.
    Смолкают дорожные разговоры, охотничьи байки. Даже ирландский сеттер Поль, дремавший на заднем сиденье, уставился в окно, движимый одному ему известным инстинктом.
   - Поль, утки!- говорит ему хозяин. Пес подброшенной пружиной поднимается во весь рост, беспокойно шарит взглядом вдоль дороги. Догадавшись, что его разыграли, судорожно зевает, укоризненно глядя на хозяина. И тут же всем корпусом подается вперед – машина въезжает на сооруженную природой дамбу, разделяющую два значительных водоема круглой формы, подле которых несколько малых.Это и есть конечный пункт нашего путешествия – вожделенные для каждого подружейного охотника Гуджирные озера.
    Наше излюбленное место за березовым языком, облизывающим пологий берег ближнего к дороге озера. Здесь, у раскидистой вековой сосны, горловина перелета, соединяющая Иргень, череду открытых взору озер и речку Хилок, спрятавшуюся за пригорком. Как только начинает смеркаться, птица встает на крыло и отправляется на Гуджирные озера, изобилующие кормом.
    Завершая круг земной, солнце клонится к сопкам, высматривая костры охотничьих стоянок, возбужденные фигурки людей, надувные лодки. Кто-то любовно перебирает снаряженные патроны, проветривает на ветках серые солдатские  портянки, считающиеся лучшими для сбережения тепла в длинногорлых броднях.
      Каждый табор назначил дежурного, который уже давится слюной, глядя на походное изобилие .Изнемогая, парит котелок с ароматным чаем. Колбаса и сало образуют горку, окруженную солеными огурчиками, рассыпчатой картошкой, стрелами лука и дольками чеснока нового урожая. Прибиваясь к столу, охотники дивятся, когда только успел дежурный сгоношить такое благолепие?
      По соседству с нами семейная пара, своего рода достопримечательность в здешней среде добытчиков. Она – детский врач в городской поликлинике, он  чиновник в каком-то учреждении. При рождении тот, кто наделяет людей разными талантами, явно отвлекся от своего главного занятия и произошла путаница. Из девочки выросла заядлая охотница и рыбачка, а муж ее известен как хороший повар, созерцатель природы и неизменный носильщик добытой дичи и рыбы.
     Они и внешне очень разнились, Она шустрая на ногу, с крепкой спиной, громкоголосая. Муж, напротив, тонколиц, брови ровной дужкой, глаза с поволокой. Их отношения были настолько читаемы, что со стороны не возникало сомнения – эти двое созданы друг для друга, помимо всего прочего каждый наделен тонкой и чуткой душой.
      Все усаживаются за походный столик, который для устойчивости врыт в землю, дружно поднимают эмалированные кружки – на дне плещется по глотку спиртного – как по команде поворачивают головы на плавящееся в закатном солнце озеро. Там, разрезая камыш, рыжим ножом рыскает сеттер Поль. Значит, все правильно – они действительно на охоте и увиденное окончательно убеждает, что это не пустые сладкие грезы.
   - За неразоженные костры,- звучит тост. То есть за костры, которые предстоит разжечь в будущем. Каждому хочется, чтобы это будущее было отдалено на неопределенно далекий срок, чтобы  костров было как можно больше.
      По брезенту, растянутому подле пляшущего огня, закрапал дождик. Потом припустил, набирая силу, и также неожиданно закончился. Случайная тучка скатилась за горизонт, унося ненужную сырость.Под шепот ночи, всполохи костра неспешный идет разговор, который изредка прерывается стуком сдвигаемых кружек. Настолько хорошо сидеть в  компании этих людей, что, похоже, душа у каждого покоится на ладонях и вопринимает происходящее как дар небес, как невероятную щедрость высших сил.
     Испит напоследок чай, в торжественном молчании все разбредаются по палаткам. Сон не идет, хотя час уже поздний. Неожиданно в полной темноте слышится голос женщины, в сердце которой  родились стихи.
                И когда задремлет солнце,
                Пьяный ветер будет льнуть.
                В растворенное оконце
                Просочится лунный путь.
      Истаяли звезды, оставив в одиночестве на застиранном зипуне блеклого неба круглый ломтик лунного сыра. Дождем промытый, ясный день загорался, алея востоком. Свист крыльев над головой, не выказывая пока летящих на кормежку уток, означает:  охота на первой разрешенной утренней зоре началась. Как бы в подтверждение прозвучал первый выстрел, за ним другой, третий…
   
               
      
    
    
   .