Альби. глава 31

Сумерки упали настолько неожиданно, что южане, спешно оставляя свои позиции, двигались почти на ощупь. Смутно виднелись фигуры идущих впереди, голоса командиров казались родными. На западе засверкали молнии. Поднялся сильный ветер. Некоторое время отряд пехотинцев преследовал бешеный волк. Потом внезапно напал. Его тут же прикончили. Настроение итак было паршивое, да еще это  инцидент…
Черные птицы появились над войском. В свете молний они летели как грязные листья. На поле сражения остались горы трупов, там работала похоронная бригада. Птицы носились с громкими криками, которые заглушали частые раскаты грома.

Видя во всем этом дурное предзнаменование, солдаты притихли, только в колонне всадников пытались шутить. Отошли на то самое место, где провели прошлую ночь. Кое-как развели костры, принялись ужинать. Ветер все усиливался, теперь это была настоящая буря. Но с неба не упала ни одна капля дождя. Молнии сверкали еще ослепительней.

Поставить палатки не представлялось возможным, шквальный ветер рвал полотнища. Наскоро поужинав, солдаты улеглись прямо на земле – завтра предстояло встать до рассвета.

Рауль сидел на камне и смотрел на Тулузу. Отсюда были видны огни на башнях. В глазах его была такая тоска, что Жан отвернулся.

- Жан?

- Что?

- Скажи, что ты чувствовал, когда твой замок сравняли с землей?

- Ничего. Я был без сознания.

Рауль снова посмотрел в сторону города.

- Ты виделся с отцом? – спросил Жан.

- Да.

- Где он?

- Там, - Рауль мотнул головой. – Обсуждают завтрашний штурм.

- Что он сказал тебе?

- Рад, что я жив.

Юноша окинул Жана испытующим взглядом.

- Я давно хотел спросить тебя, Жан…

- Давай.

- Говорили, тебя спасла одна девушка, дочь графа Дюваля.

- Это правда. Ее звали Бриджид.

- Она любила тебя?

- Думаю, да.

- А ты?

Жан ответил не сразу.

- Я любил свою жену.

- Любишь по сей день?

- Теперь я храню о ней память.

- А что стало с Бриджид?

- Она бросилась с башни, когда мы проиграли сражение.

- Как жаль… Теперь душа ее в аду…

- Почему?

- А как же, она ведь самоубийца, а все самоубийцы попадают в ад.

- Я заслужу для нее прощение, Рауль.

- Проливая человеческую кровь, этого не сделать… Отец говорит, что очиститься от грехов можно в Святой земле. Но она далеко, а мы здесь.

- Ты стал мудрым, Рауль. Где тот мальчик, которого я знал?

- Его больше нет.

Рауль поднялся с камня и встал рядом с Жаном. Юноша был немного ниже ростом и уже в плечах. Жан подумал в этот момент о том, что после двух дней сумасшедших атак войско потеряло немало молодых воинов.

Молнии сверкали теперь только на западном краю неба, доносился отдаленный рокот грома, будто по небу катились гигантские железные шары.

- Идем лучше спать, Рауль. Хватит глазеть на город.

- Я верну его!

Не оборачиваясь, Жан бросил:

- Конечно.

Завернувшись в плащ, он лег прямо на землю, и сон смежил его веки.
Посреди ночи его подбросил вопль, Жан молниеносно оказался на ногах, с мечем в руке. Многие проснулись и ошалело озирались в поисках врага. Шум слышался где-то за пределами лагеря, звенели мечи.

Сначала у Жана мелькнула дикая мысль, что, может быть, вернулся Монфор с армией. Но нет, шум доносился только с одной стороны, вероятно, стража обнаружила вражескую разведку.

Вскоре все улеглось. Спать Жан больше не мог. Он лежал с открытыми глазами, уставясь в небо. Тучи разошлись, теперь там медленно кружили созвездия. Как же это вышло, думал Жан, что жизнь разменяна на медяки? Я не хочу обелять себя, я таков, каков я есть, я последний из христиан. Я проливаю человеческую кровь, точно воду, гнев владеет моим сердцем, я богохульствую. Презираю врагов своих, хотя сам, может быть, ничтожнее их. И нет больше веры в моем сердце. Убиваю без счета, но жалость мне неведома, я остаюсь глух к чужой боли, чувствуя только свою, а мольбы о пощаде возбуждают одно лишь желание - уничтожить. Разве я хотел этого? Нет! Как же это вышло?

Он поднялся и решил обойти лагерь, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце, отбросить все мысли. Не думать ни о чем. К нему подошел один из офицеров, командовавший отрядом пехоты.

- Не спится? – спросил он.

- Да, как видишь.

- Ваша милость, у вас такой вид…

- Какой?

- Как у человека, который ищет крови.

- Разве не все здесь таковы?

- Многие здесь из другого теста, вы – случай особый. А знаете, что бывает с теми, кто ищет крови?

- Что же?

- Они ее находят.

Жан присмотрелся к собеседнику. Человек средних лет, ветеран. Густая курчавая борода и пронзительный взгляд.

- С ума сойти, - усмехнулся Жан. – Впечатление такое, что все здесь философы.

- А почему бы и нет, ваша милость?

- Сам-то чего не спишь?

- Мои люди в карауле, - ответил офицер.

Только теперь Жан обратил внимание на четырех солдат, стоящих поодаль. Странно, что он не заметил их сразу. Нельзя так погружаться в собственные мысли, решил Жан. Лучше не думать ни о чем.

- Удачи тебе, - пожелал Жан. – И спасибо.

- За что, ваша милость?

- За все.

Жан вернулся на прежнее место, осторожно перешагивая через спящих рыцарей и оруженосцев. Рауль спал, завернувшись в плащ, подложив под голову щит. Жан растянулся на земле, ощущая ее сырое тепло и, незаметно для себя, уснул.
Оставшиеся два часа ему снилась Мари, мертвые тела и туши животных по обочинам дороги, птицы.


***


Протрубили подъем. Лагерь ожил в считанные минуты, лязгали латы, слышались людские голоса, ржание лошадей и рев измученных волов. В воздухе пахло дымом. Душераздирающе скрипели телеги – к городу потащились военные машины. Как только рассветет, баллисты начнут метать в стены камни.

Построившись, войско двинулось к крепости. Французы и арагонцы заметно волновались, нервно ржали лошади и трясли головами в кольчужных налобниках. Только немецкие наемники оставались ко всему безучастными, неся на плечах страшные секиры.

На востоке разгоралась холодная заря. Когда приблизились к Тулузе, с поля сражения поднялись тучи ворон. С криками они носились над войском как вражеские рваные знамена, закручиваясь спиралями, уносились и возвращались вновь. И все это на фоне пламенеющих небес. Забыть это было невозможно.

Приблизившись к городу, южане в первую очередь услышали ругательства и оскорбления. Больше всех досталось Раймунду и арагонскому льву Хуану. Раймунд, слыша все это, в бессильной ярости дергал себя за усы.

За бранью со стен полетели стрелы, потом тяжелые арбалетные болты. Под плотным обстрелом солдаты торопливо устанавливали баллисты, выпрягали перепуганных волов. Машины заработали, с воем и скрежетом посылая вперед огромные камни.

Оглушительный грохот заполнил окрестности, потек над водой, поднимая на крыло стаи речных птиц. Камни крушили стены, особенно успешно в тех местах, где кладка была новая, а значит, слабая.

Защитники крепости тоже вели обстрел из баллист, но у них машины были не такими мощными, снаряды крушили пехоту, не долетая до катапульт южан. На земле медленно разгоралась заря, потек новый страшный день, увлекая в небытие множество людей, их переживания и страхи. Стрелки не прекращали своей работы ни на минуту, и, оторвавшись от тугой тетивы, над головами пехоты пели тяжелые металлические болты, уносясь к целям. Осажденные отвечали тучей стрел.

Шел третий день осады, и именно в этот день Раймунд Тулузский положил занять город. Он слишком долго дышал воздухом поражения, и Тулуза значила для него весь мир жизнь и смерть. Ворота оказались недоступны, вернее, это поднятый мост был настолько крепок, что выдерживал любые удары, надежно загораживая вход. Но после полудня стену, наконец, разбили, и в пролом хлынули всадники, за ними пехота.
Рыцари мчались по улицам, размахивая мечами и секирами, круша без разбора все, что попадало под руку. И одинаково лилась кровь французов – с обеих сторон. Запылали пожары, вопли и плач поднимались к небесам.

Город был занят, но теперь его нужно было удержать.

Настала тихая ночь. В воздухе летали хлопья пепла и пух из перин. В городе было пустынно. Но где-то слышались смутный плачь, стоны и ропот голосов. Часть армии расположилась в пределах города, часть – за его стенами, став лагерем.

Свой город Раймунд не отдал на разграбление. Солдаты были недовольны, наемники обвинили графа в нарушении традиций. Но Раймунд остался непреклонен. Правда, пожары успели уничтожить часть города, но это было ничто в сравнении с тем, что могли натворить солдаты.

Раймунд ночевал в лагере, в своей палатке. Тускло горели светильники, пахло овчиной и железом. В лагере ржали кони, догорали дымные костры. В палатке собрались одни французы -  друзья, приближенные и вассалы графа. Король Хуан занял дворец Раймунда, над которым развевались английские и папские знамена. Раймунд не смог переступить порог своего роскошно жилища. Все-таки в некоторых вопросах он был очень щепетилен.

В эту ночь праздновали победу. Она была желанной и горькой.

Жан откинул полог палатки и вышел на воздух. В темноте угадывались распряженные телеги, в них стонали раненые. Ночь крепко запечатала свои владения, закрывая туманом город и реку. Подошел Рауль.

- Что случилось? – с раздражением спросил Жан.

- Как ты думаешь, Филипп теперь окажет нам помощь?

- Я не верю в него. Филипп… Ха! Предавший однажды…

- Знаю, знаю! Но ведь люди меняются.

- Король не человек, он – политик. Если ему будет выгодно, он даст войско.

- Но ведь мы его подданные.

- И что с того?

Рауль не нашелся, что ответить. Агрессивный настрой Жана удивлял его. В смятении стоял он рядом с другом, которым восхищался.

- Что ты будешь делать теперь, Жан? – спросил он.

Тот пожал плечами.

- Война еще не закончена.

- Да, не закончена…

Будущее покоилось во мраке. А из темноты ночи доносились странные, тревожные звуки: то ли звериное рычание, от ли стоны умирающих.