Прогулка

Пленарное заседание закончилось, и народ радостно повалил в фойе, где учёных мужей и жен уже ждали бутерброды, пирожки и чай с кофе – кто что любит.

Отец Константин Судзиловский оказался в числе первых: перед началом конференции он занял место поближе к выходу, доклад его был в середине, так что он успел своевременно вернуться на исходные позиции, а теперь вот подкреплял слабые силы чем Бог послал – послал, надо отметить, при посредстве Академии наук и Администрации президента. Впрочем, тут же случилось досадное осложнение: около отца Константина неожиданно появился юркий мужичонка неопределенного возраста в поношенном пиджаке, который, странно подхихикивая и обнажая рот в щербатой улыбке, по-свойки обратился к коллеге:

– Вы, батюшка, как полагаете: рыбу-то сегодня можно ведь есть? Сегодня ведь Златоуста память, святителя нашего!

– Думаю, не возбраняется.

Отец Константнин постарался быть подчеркнуто немногословным, однако с тоскливым чувством сознавал, что потертый ревнитель так просто не отвяжется. Надо было что-то срочно делать. Старый испытанный прием: «вдруг» узреть какого-нибудь знакомого, с которым сто лет не виделся, которого никак нельзя упустить, нужно срочно к нему подойти. Да, точно: извиниться и, не дав возможности мужичонке открыть рот, быстро ретироваться…

Но, видно, сегодня всё шло как-то не так («Приходится расплачиваться за бесплатные бутерброды», – усмехнулся Судзиловский). Плавной походкой, с широкой улыбкой, с пониманием собственной приятности и значительности, к отцу Константину плыл Эрнест Платонович Муравьёв-Апостол - замдиректора института.

– Отче, позвольте облобызать! – пророкотал он приятным баритоном. – Понравился мне ваш доклад, понравился, – продолжил он, угощаясь растворимым кофе со сливками из пластиковой коробочки. – Я знаю, вы не любитель всякой старины. Но нельзя же ведь идти против очевидности: новый стиль действительно ломает весь церковный устав – вы это очень хорошо показали. Не зря же греки с болгарами фактически перешли на совершенно другой устав – и теперь вот служат всенощную за сорок минут! Чудаки!

– Эрнест Платонович, Энрест Платонович! – К Муравьёву-Апостолу бежала запыхавшаяся секретарь Ниночка. – Эрнест Платонович! Ах, здравствуйте, Константин Александрович!... Эрнест Платонович, пожалуйста, подпишите!

Муравьёв достал ручку, надел очки, пробежал глазами документ… «Так, вот сейчас!» – понял отец Константин.

– Прошу прощения… – он неопределённо кивнул куда-то в сторону зала заседаний и тут же, не дожидаясь ответа апостолического начальника, устремился – но в совершенно противоположную сторону. Он знал, что если выйти в коридор и зайти за угол, то можно будет подняться по неприметной лесенке на следующий, сто тринадцатый этаж – и там побыть в тишине и одиночестве, пока еще остается почти что час до начала секционных заседаний. («А умный в одиночестве гуляет кругами, он ценит одиночество превыше всего» – всплыла в голове старинная песенка; отец Константин без ложной скромности считал себя умным.)

Надо бы позвонить жене… Нет, не подходит. Он просмотрел новые сообщения. Так, зовут на конференцию – юбилей первого вселенского собора. Серьёзные люди, однако: рассылают приглашения за три года до обозначенной даты. С другой стороны, это правильно: юбилей-то не какой-нибудь там – двадцать веков, не шутка. Пожалуй, стоит съездить…

Его мысли вернулись к нынешней конференции. Календарный вопрос – вовсе не та тема, которая его интересовала. Но институтское начальство сказало: надо. Ну что ж, надо так надо. В принципе, есть что сказать. Да и получилось, вроде бы, неплохо. Сам же отец Константин с гораздо большим удовольствием и увлечением рассказал бы об акафистах. Буквально недавно ему попался преинтереснейший экземпляр: адресован мученикам Олимпийским («Олимп – самая высокая гора в Солнечной системе», как пишут в школьных учебниках), содержит не 24 строфы в основной части, а 26, благодаря чему появляется возможность использовать весь английский алфавит в качестве акростиха. Хайретизмы недлинные, с последовательно проведённым параллелизмом и, чего почти никогда не бывает, с эпифорой! Да, но вряд ли широкая аудитория способна оценить такие красоты…

Красоты… В самом деле, вид из окна – хотя отец Константин давно должен был к этому привыкнуть – производил сильное впечатление. Здание Академии наук, и само по себе немаленькое – сто пятьдесят этажей, – стояло на возвышенности. Из окон с противоположной стороны был виден весь Петрополис – но вид на город не шел ни в какое сравнение с тем зрелищем, которое открывалось сейчас глазам акафистоведа.

Внизу расстилался зелёный ковер. Можно было подумать, что это газон, но отец Констанин знал, что колеблемые ветром травинки – ригелианские дубы, высотой в пятьдесят метров и возрастом лет в полтораста. Дальше, почти на линии горизонта, виднелись скалистые горы – невысокая, но сплошная цепь, которая окружала и город, и этот огромный лес. Лира уже садилась, отбрасывая свой неяркий свет на склоны гор; но Арфа, ее старший компаньон и главное солнце Ифигении, стояла еще высоко в небе.

Ифигения совершала оборот вокруг Арфы за пятнадцать земных лет. За это время Лира трижды подходила к главной звезде и ее планете на столь близкое расстояние, что две звезды на ифегинийском небосклоне можно было бы перепутать, если бы не зеленоватый оттенок Лиры, какого никогда не бывает у Арфы.

«Как странно, – подумал отец Константин. – В церкви мы живем по двойному календарю – юлианскому и григорианскому, привычно указываем все даты через дробь. За пределами же церкви никто уже, кроме историков, здесь, на Ифигении, не вспоминает о «старом стиле»: здесь уже двести с лишним лет идет конкуренция между земным календарем и системой, основанной на местных константах: сутки – 30,5 земных часов, год – 15 земных лет, цикл Лиры – пять лет… Мы празднуем Пасху по юлианскому календарю – но, честно говоря, хоть бы и по григорианскому, шестнадцать дней разницы погоды не делают: в этот раз Пасха пришлась на весну, а следующий раз это будет… опять весна. А еще через десять лет – зима. Но что же делать?..»

Кстати, очень правильный вопрос: что же дальше делать? Собственно говоря, отец Константин уже доложился. Конечно, дальше надо идти на какую-нибудь секцию – но как же не хочется! А может, и не надо? Регистрация уже прошла, гостей сегодня много, докладчики без слушателей не останутся…

За пару минут лифт спустил прогульщика на нижний уровень. Сняв рясу и подрясник и запихав их в рюкзак, отец Константин вышел из здания Ифигенийской Академии наук и вскоре уже углубился в дубовый лес. Если не пойдет дождь, то это будет хорошая прогулка: до гор можно будет дойти бодрым шагом часа за три. Помнится, там была такая симпатичная тропинка, выводила прямо на гребень…

А ведь если подумать: последний раз он ходил этим маршрутом лет семь назад.

Земных лет, конечно.

13/29 ноября 2322 года, Петрополис, Ифигения