Женькины истории. 28. Воздушная яма

  - Экипаж «боевой машины», то есть самолёта АН-24Б, и сам был вполне боевым. А стюардесса Аня, походила на Анку пулемётчицу, из легендарного боевика Д.А.Фурманова «Чапаев». Она была стройная, высокая, кареглазая, с весьма натуральными фривольными формами, со слегка вздёрнутым к верху приятным носиком и вся сияла. И судя по манере её общения с незнакомыми мужчинами, она была безотказная в работе и обслуживании, как например, «трёхлинейная винтовка», образца 1891 года, знаменитого тульского инженера-оружейника С.И. Мосина,- размышлял Женька Шварц, подводя итог своего первого впечатления, увидев боевую расфуфыренную вдоль и поперёк стюардессу на расстоянии вытянутой руки.
  В аэропорту славного южного города Одесса, великосветский лев Серёга свободно входил внутрь и выходил из служебного помещения, на двери которого было написано: «Для лётного состава». Женька толкался возле стойки регистрации пассажиров и томительно ожидал условного знака товарища. Августовская невыносимая жара и вчерашние грязевые ванны «Куяльника» валили с ног, и Женька из последних сил терпел это наглое издевательство природы и всего Аэрофлота. А билетов на Тулу, всё равно не было.
  Засланным казачком, с актёрскими манерами, «я здесь работаю давно», Серёга горячей молнией носился за стойкой регистрационного отдела, поглядывая на Женьку, мимикой лица, успокаивая и подавая ему надежду на возможно, благоприятный исход, столь сложнейшего авантюрного мероприятия. Женька глубоко вздохнул и, выдохнув, посмотрел на настенный календарь, прикрепленный к доске объявлений, на котором была изображена красивая улыбающаяся стюардесса, а над ней гласила надпись:
«Летайте самолётами Аэрофлота! Август 1988 год».
- А чем же ещё летать?- спросил с подковыркой сам себя Женька.
- Товарищ депутат, пройдите, пожалуйста, в «комнату лётного состава»,- обратился на полном серьёзе к Женьке Серёга, из-за стойки регистрации пассажиров. Женька слегка опешил но, быстро сообразив, с недовольным видом прошёл за стойку и, открыв дверь со строгой надписью, дипломатично вошёл внутрь.
  В уютной светлой комнате, вальяжно расположившись на кожаном диване и двух креслах, проводил последние минуты перед вылетом  весь боевой тульский экипаж. Серёга был на пике своего полёта. Он заискивал со стюардессой, как с «ручной белкой», шепча ей на ушко, видимо какие-то пошленькие словечки. Она фыркала и смеялась. На столике перед диваном стояла початая бутылка коньяка «Белый аист» и лежали развёрнутые три шоколадки «Алёнка».
- Ну, давайте ещё по пятьдесят граммов за удачный взлёт, полёт и падение, и всё!- Серёга навязчиво шутейно, но по-свойски уговаривал экипаж. И он, экипаж, даже и не сопротивлялся, а наоборот, единогласно одобрял это предложение.
- А вот и наш дорогой депутат тринадцатого созыва!
- «Депутат Балтики»,- вставил язвительно, Женька.
- И «Балтики» тоже,- прозорливо поддакнул Серёга, представляя всем вошедшего Женьку.
- А депутат выпьет с нами?- спросила обаятельная стюардесса.
- Не только выпьет, но и полетит,- ответил Женька и присел к ней в кресло, плотно прижавшись своим правым боком к её левой груди, бедру и глубоко вырезанной талии, тут же в уме рифмой сложил три слова: «Одесса – стюардесса - клоунесса».
- Женька,- басовитым голосом представился Женька стюардессе и пилотам.
- Аня,- хихикнув, назвала своё имя стюардесса Женьке.
- Петрович,- сказал зрелый мужчина.
- Саша,- ответил пилот моложе первого.
- Нам повезло,- обратился Серёга к Женьке.
- Петрович, указывая головой в сторону одного из пилотов, согласился подбросить нас до Тулы.
- Только придётся лететь в багажном отделении.
- Всё равно, лишь бы скорей домой,- устало произнёс Женька.
Это добровольная пятидневная командировка, в поддержку товарища, с вытекающими из неё банкетами и нужными знакомствами очень сильно разбила его физическое состояние. И не тёплое Чёрное море, не Потёмкинская лестница, не улица Пушкинская с очаровательными ветвистыми каштанами, не магистраль Ленина с виноградом, вьющимся по стенам домов, не радовали уже Женьку. Он по-настоящему бредил родной оружейно-самоварной Тулой, с её убогими, деревянными домиками дальнего Заречья, и Криволучья, с её величественными и старинными особняками возле древнего тульского кремля, стоящими подпирая друг друга, дворянской многовековой дружбой. Все пятеро выпили по стопки коньяка и, закусывая кусочками шоколада, осматривали друг друга вежливыми глазами.
По селектору диспетчер пригласил экипаж пройти на вылет и все стали  спешно собираться.
- Вообще-то я врач физиотерапевт, массажист по-простому, а депутат-это «партийное» поручение,- шепнул на ушко стюардессе Женька.
- Да-а?- удивлённо и протяжно произнесла Аня.
- А у меня сегодня так болит поясница,- пожаловалась она.
- Это можно исправить.
- Необходимо провести «абсцессуальный, глубоко-проникающий массаж мышц тазобедренного сечения околоягодичного нерва продольной ткани копчика», на ходу придуманными медицинскими терминами, каламбурно, но профессионально и уверенно ляпнул Женька всё, что ему пришло на ум,- и поясница больше не будет болеть, как врач говорю, закончил он.
- А Вы мне сделаете массаж «мышц тазобедренного сечения, каких-то там ягодиц?- спросила Аня, прикасаясь пальчиками к Женькиной волосатой груди, нагло выступающей наружу из расстёгнутой до второй пуговицы сорочки.
- Да! Я, как врач-массажист, обязан помогать всем страждущим людям.
- И клятва Гиппократа к этому обязывает.
- Кому клятва?
- Да так, дядьке одному ушастому,- отшутился Женька.
- А это не больно?- продолжала Аня.
- Нет,- это не больно, а даже очень приятно и вкусненько. Там в самолёте, на кухне или в туалетной комнате, после взлёта..,- произнёс отрывисто Женька.
Рассадив всех пассажиров, стюардесса Аня проводила Женьку и Серёгу в багажное отделение, располагавшееся перед пилотской кабиной, и вернулась в салон самолёта. Отягощённо плюхнувшись в самодельные откидные кресла, они посмотрели друг на друга, и устало, вздохнув, громко выдохнули нецензурно.
- Откуда ты их знаешь?- спросил Женька Серёгу.
- Я знаю Петровича, первого пилота, он двоюродный брат одного начальника отдела, той самой из «Жилкомпрома», помнишь?
- Ещё бы не помнить,- ответил Женька.
- А с мужем она развелась?
- Да, давно,- ответил Серёга.
- Из-за меня,- гордо добавил он.
- Вот и пригодилась девочка-припевочка,- радостно прошептал Серёга.
- Да уж,- пробормотал Женька.
По самолётному радио, приятным голосом, Аня попросила всех пристегнуть ремни безопасности и приготовиться к взлёту.
Адская машина затряслась, как отряхивающаяся мокрая собака, загудела, нервно дёрнулась и, разбегаясь по взлётной полосе, резко взяла вверх, оставляя молитву пассажиров «боже сохрани и помилуй» на посиневших от страха губах. Перетерпев кишечный переворот взлёта, самолёт набрал положенную высоту, Женька и Серёга резко активизировались. Серёга, изловив Аню в салоне, привёл в багажное отделение. Затем заглянул в пилотскую кабину и пригласил Петровича отметить удачный взлёт чудо техники. Передав второму пилоту, управление самолётом, Петрович на правах гостя вышел из пилотской и, усевшись в кресло, положив ноги на чей-то чемодан, приготовился к продолжению банкета.
- Как в салоне?- спросил он у Ани.
- Всё хорошо,- ответила она.
- Ну, тогда начнём!
Серёга достал из дипломата бутылку конька, той же марки, шоколад и разлив на четверых, не громко, но смачно по-японски крикнул: "Кампай!"
- До дна или за здоровье, значит, кто их там разберёт,- пояснил Серёга. И, опрокинув стакан в рот, проглотил коньяк, закусив кусочком шоколадки. Все присутствующие проделали то же самое по цепочки. Первую «воздушную яму» Женька поймал в момент проглатывания дозы коньяка. Коньяк, ополоснув пищевод, вернулся в рот, а затем снова провалился в него. Пары спиртного ударили Женьке в нос, но, как настоящий мужчина он сдержал накатившую отрыжку, слегка покашливая и вытирая носовым платком губы.
- Вам не хорошо?- спросила Аня у Женьки.
- Да.
- Пойдёмте, я  Вас провожу в туалетную комнату,- ласково предложила стюардесса. Пройдя через весь самолёт в тамбур, Аня задвинула за собой плотную занавеску, разделяющую территорию туалет от салона, и они вместе вошли в кабинку. Женька сразу обнял её за гантельную талию и прижался к Аниному животику своей страстью.
- Это массаж?- задыхаясь, спросила Аня.
- Да, это массаж,- подтвердил Женька и, усаживаясь на унитаз, потянул за собой зад стюардессы Ани.
- Где болит?- спросил он, поднимая ей юбку к талии.
- Везде,- заикаясь, ответила она, обхватывая свои груди руками. Приспустив джинсы и выправив упругий отросток, Женька помог Ане снять тесные трусики и усадил её гладкие девичьи ножки на свои волосатые колени. Словно «цветик – семицветик», Анина плюшевая киска погрузила в себя мужскую силу Женьки. На мгновение, приклеившись к новому месту, а далее, пускаясь в импульсивные движения, Аня впала в незапланированную интимную агонию. Смачные прелести девушки детским кремом смазывали и размягчали бутон нежного цветка. Когда Аня, поднимала  в очередной раз кругленькую попу, чтобы зайти вновь на посадку на твёрдый кулак, самолёт попал в турбулентность и Женька ощутил на себе подряд вторую, третью, четвёртую воздушные ямы. Низ живота у него сжался, появилось чувство дизурии и недержания, а может даже и сильного поноса. Но Женька сжал свои ягодицы, и все мысли направил на попу стюардессы, лихорадочно прыгавшей на его достоинстве.
- Пусть меня прошибёт, но с одной стороны я уже на унитазе, а с другой стороны, неплохо было бы испытать сразу два блаженства,- мысленно с юмором, успокаивал себя Женька. Он сдавил в ладонях рук Анины «дрогунцовые» груди, использую их, как шаровидные дверные ручки, с помощью которых, ухватившись за них, он надевал на себя девичьи штучки, и с огоньком усердно работал, заводясь сам и заводя наездницу.
- Ручки-штучки,- весело рифмовал Женька и, улыбаясь, продолжал тянуть Аню на свой двадцать первый пальчик. Как назло семяизвержение совпало с набором высоты самолёта. Женька стрелял «гидросмесью» в тёмно-сизый, а иногда и розово-чёрный, бежево-бордовый цветик-семицветик. А она, подчиняясь закону всемирного тяготения, тормозила на выбросе. Потом самолёт резко пошёл вниз и Женька, пятками ног обхватив внизу унитаз, чтобы не принять состояние невесомости, еле-еле удерживал прекрасную воздушную нимфу на расстоянии вытянутых рук. Аня взлетала над Женькой, и он ловил её парящую над ним попку с меховым воротничком и насаживал снова на пулемётный ствол, до последней капли сливая гидросмесь в медовые закрома стюардессы. Она, акробатически изловчившись, теребила Женьке волосы руками и, вздыхая полной грудью, восхищённо говорила: "Ты не врач-массажист, и не депутат, ты - женский террорист".
Они замерли на унитазе в позе напоминающей «лотос» и просидели так около десяти минут, качаясь на турбулентных ямах, отдыхая и млея.
Помыв рабочую лошадку под рукомойником и поцеловав Аню в раскрасневшиеся губки, они вышли из туалета и, постояв в тамбуре, за задёрнутой занавеской минут пять, остыв, пошли через салон в багажное отделение.
- Кампай!?- крикнул Женька, войдя в багажный отсек.
- Кампай!- ответил Серёга.
- Дайдзё бу!?- спросил Серёга. (Всё в порядке?) (прим. автора)
- Да,- ответил Женька, не понимая, что Серёга спросил, но ответил наобум.
- Банзай!- крикнул в ответ Серёга.
- Иду на таран, значит,- добавил он.
И Серёга с Петровичем подняли стаканы с коньком. Женька налил себе и Ане по пятьдесят граммов и все вместе выпили.
Женька наклонился лицом к уху Ани и спросил:
- Как поясница, больше не болит?
- Не болит, но массаж надо закрепить,- в ответ сказала Аня Женьке на ухо.
- На земле этот вопрос мы обсудим,- сказал Женька в ждущее ухо Ани.
- Обязательно,- радостно ответила она.
Самолёт заметно пошёл на снижение, и Женька посмотрел в окно иллюминатора. Сквозь редкие облака, внизу, пёстрой шкурой жирафа, квадратиками и треугольниками, красовалась родная тульская земля.
 - Вот моя деревня, вот мой дом родной…,- продекламировал Женька.
Уткнувшись тремя лапами, во взлётную бетонную полосу аэропорта города-героя Тулы, Ан-24Б в судорогах, как пчела-разведчица, показывающая коллегам, что она обнаружила много цветов с нектаром, виляя серебристым корпусом, повизгивая, тормозил. И это приземление было ничто, так чепуха, по сравнению с турбулентностью и неожиданными  воздушными ямами, да ещё сидя на унитазе вдвоём с девушкой, занимаясь при этом «сексуальной акробатикой» или скажем просто, любовью. А приземление это было так, пустяки, разминочка.