Боруc. Три дня приключений

Рассказ занял 2-3 место в литературном конкурсе на XII межрегиональном фестивале путешественников "56-я параллель" (г.Томск), март 2011 г.

-  Ольга, мы на Борус едем!
-  Когда?
-  Завтра!

С этого телефонного звонка начался один из самых экстремальных наших походов. Его главным организатором в Красноярске стала неугомонная Катя (она же Слоник), а нашим представителем в Саяногорске – Юра. В число шестерых отчаянных также входили я, еще одна Катя, Шурик и Серега.

Наш отъезд был запланирован на вечер 27 июля, но до середины этого дня мы еще не знали точно, сколько нас едет, и  - самое интересное -  едем ли мы вообще (!), т.к. только днем 27 - го парни могли, наконец, точно выяснить, отпускают ли их с работы. Тем не менее, утром этого дня на полу моей комнаты лежала куча разнообразной еды, купленной Слоником и Катей в «Ветеране», а рядом сидели они сами, погруженные в сложные арифметические расчеты.

Первое, что бросалось в глаза при  взгляде на эту кучу  - огромное количество самых разных конфет и печенья. На вопрос моей мамы: «Зачем вам столько?» девчонки ответили, что в лесу очень хочется сладкого, а на резонное возражение: «Но ведь нести же тяжело!» – «Ничего, парни дотащат!». Мы договорились, что вечером ко мне заедут Серега с Шуриком, чтобы упаковать еду в свои рюкзаки, и обе Кати поехали домой.

Примерно в пять часов раздался телефонный звонок Слоника: «Шурик не смог купить билеты на девятичасовой, поезд в семь, а у нас еще вещи не собраны!» С чувством огромного облегчения я бросила взгляд на своего пятнадцатикилограммового монстра, в полной боевой готовности стоящего в углу, и позвонила Шурику.

Надо было видеть выражение его лица при виде предназначавшихся им с Сергеем продуктов (тем более что самого Сереги еще не было, и он собирался приехать сразу на вокзал)! А у меня, наверное, выражение лица было ничуть не хуже, когда я увидела Сашину сумку, т.к. запихнуть в нее что – либо еще было просто нереально. Но что поделаешь, раз у человека нет нормального рюкзака – пришлось Шурику взять с балкона мешок из – под сахара и, как Деду Морозу, тащить в нем продукты на вокзал. Хорошо еще, что папа подвез нас на машине.

На вокзал мы приехали, естественно, первые, и, зная Слоника, ничуть этому не удивились. Минут за пять до отправления поезда появились Кати, с трудом поймавшие тачку, потому что водители (по их же словам) просто шарахались от голосующих на обочине девушек странного вида. Выглядели они (с точки зрения нормального человека) действительно странно: за спиной рюкзаки, из которых в разные стороны торчат кариматы, полиэтилен и прочие вещи, в руках гитара и куча пакетов со всем остальным, что было просто некогда утрамбовывать в рюкзак, а в глазах – совершенно непередаваемое выражение. Смельчак – водитель, который вез девчонок на вокзал, так спешил, что на Копылова чуть не угодил аварию. Но, к счастью, все окончилось благополучно, и теперь нас занимал только один вопрос: «Где Серега?», тем более что его билет и паспорт были у нас.

18.57… 18.58…. 18.59…. Не обращая внимание на ворчание  проводниц, мы толпились в тамбуре, а на перроне с Серегиными документами нервничал мой папа. Поезд отправлялся в 19.00, но, к счастью, немного задержался, т.к. Серега появился в 19.05, и сразу после этого поезд тронулся, как будто только его и ждал.

«А я думал, что поезд в восемь!» – были первые слова, сказанные Сергеем. Он еще ухитрился без пятнадцати семь (!) зайти ко мне за продуктами и каким – то чудом все же успеть на поезд. Хорошо, что дома была моя мама, которая сказала ему номер вагона, иначе Серега мог бы и не успеть.

Мама потом рассказывала эту историю так:
«Без пятнадцати семь в дверь позвонил незнакомый молодой человек и спросил Ольгу (она тогда еще не знала Серегу в лицо). Я сказала, что она с Сашей уже уехала на вокзал. Он ответил: «Ну, до свиданья, я пошел» и повернулся, собираясь уходить.
- А вы кто? – на всякий случай спросила я.
- Серега.
- Какой Серега? (потому что Серега – понятие растяжимое)
Парень назвал свою фамилию.
- Так беги скорей, поезд ровно в семь, вагон четвертый!
И Серегу как ветром сдуло».

Мы ехали в купейном вагоне, потому что  билетов в плацкарт уже не было, и, как назло, все оказались в разных купе. Нас это совсем не устраивало, потому что гораздо веселее общаться  друг с  другом, чем со взрослыми цивилизованными соседями, но мы быстро нашли выход. В конце вагона было пустое открытое купе,  мы вместе с едой переселились туда и успели вкусно поужинать и поиграть в «контакт», прежде чем нас обнаружила проводница. Когда она сообразила, что это вовсе не наше купе, то быстренько выдворила нас оттуда. Потом мы узнали, что иногда проводники специально оставляют одно – два купе свободными, чтобы деньги с пассажиров класть не в кассу, а в свой карман, и мы, скорее всего, нарушали их «бизнес – планы».

Этот поезд шел гораздо медленней, чем тот, на котором две недели назад мы ехали по этой же дороге в Ергаки, он останавливался почти на каждой станции, а в Саянской стоял, наверное, часа четыре. Здесь в станционном буфете Шурик ухитрился встретить каких – то  своих знакомых – в два часа ночи, за сотни километров от Красноярска! Мы погуляли по станции, съели по мороженому, потом  две Кати и Серега пошли спать, а мы стояли в коридоре и разговаривали. Сначала проводница подозрительно косилась на нас, но потом мы нашли с ней общий язык. Часа в четыре утра она спросила: «Молодые люди, вы когда спать – то собираетесь?», и после того, как мы сказали: «Теперь уже, наверное, никогда» предложила нам посидеть в купе, которое недавно освободилось. Мы так и сделали.
Уже почти рассвело, и к светлеющему небу отовсюду поднимались синеватые клубы тумана. Таинственная тишина предрассветного леса, казалось, проникала даже в скрипучий вагон, и, наверное, в это время людям снились самые хорошие и добрые сны.

Абакан встретил нас невероятной жарой и огромной очередью у железнодорожных касс, в которой мы простояли часа два, чтобы купить обратные билеты. На автовокзале кассир «обрадовала» нас тем, что мест в  автобусе, отправляющемся через пятнадцать минут, нету, а следующий будет только через два с половиной часа. Мы сначала огорчились, но потом решили извлечь даже из этого обстоятельства максимум удовольствия, ведь мы все - таки приехали отдыхать. Серега купил вкуснейшего мороженого, мы нашли тенистый уголок и в течение следующих двух часов окружающие могли наслаждаться самыми разнообразными песнями под гитару в нашем исполнении.

Выйдя из автобуса в Саяногорске, мы немного растерялись, увидев два дома с номером 1 по разные стороны улицы. А когда и следующие два дома тоже оказались первыми, нам стало немного не по себе, тем более что Юра живет в доме № 2. Прохожие объяснили нам, что весь город делится на много мелких микрорайонов, нумерация домов в которых не зависит от расположения на главной улице, и мы наконец-то нашли дом Юры.

Было уже около пяти часов вечера, и сначала  Юрина мама пыталась внушить нам разумную мысль, что лучше бы переночевать у них дома, и рано утром отправиться в путь. Но вскоре она поняла всю тщетность своих попыток и только  время от времени спрашивала у нас, не  забыли ли мы что-нибудь важное. Оказалось, забыли – котелок! Катя и Юра в недоумении посмотрели друг на друга, и почти одновременно сказали: «Я думал(а), ты возьмешь!». Пришлось Юркиному папе срочно ехать за котелком к своим друзьям. Упаковывать его было уже некогда, и мы привязали котелок сзади к «рюкзаку» Шурика («рюкзаком» гордо именовалась дорожная сумка, ручки которой были приспособлены вместо лямок). В спешке никто не подумал о том, что котелок снаружи закопчен, поэтому куртка Шурика, мой рюкзак и вообще все близлежащие вещи быстро приобрели яркие черные отметины.

Старенький дребезжащий автобус вез нас в Черемушки – последний форпост цивилизации на пути  к нашей цели. Мимо промелькнул поселок Майна и плотина Майнской ГЭС. Дальше дорога шла по самому берегу водохранилища, и справа к ней почти вплотную подступали высокие обрывистые скалы, а слева – темная неподвижная вода. Крутые лесистые склоны правобережья Енисея золотились в лучах заката, а на левом берегу, в Черемушках, солнце уже скрылось, и из таежных распадков тихо поднимались прохладные сумерки.

Ровно в девять (!) часов вечера мы вышли из поселка и бодро зашагали по мосту через Енисей. Справа виднелась плотина Саяно-Шушенской ГЭС – точная копия Красноярской, только из более светлого бетона. Я ожидала увидеть нечто огромное, потому что эта плотина – одна из самых высоких в мире (около 300 м.), но на первый взгляд она показалась ничуть не выше Красноярской ГЭС, может быть, потому что мы были довольно далеко от нее.
Дорога поднималась в гору, сначала полого, а потом, превратившись в узкую тропу, все круче и круче, и наша бодрость понемногу стала уменьшаться. Но мы упорно шагали вперед, стараясь не сбавлять темпа, потому что в лесу быстро темнело, и только двуглавая вершина Боруса, изредка видная в просвет между деревьями, еще была освещена последними лучами солнца.

Тишину вечернего леса нарушало только журчание ручья да наше пыхтение, казалось, что здесь нет ни одной птицы, ни одного, даже самого мелкого зверька, и мне стало немного жутковато. На Красноярском море было то же самое: ни птиц, ни зверей, молчаливая неприветливая тайга, в глубине которой громко отдавалось эхо. В первый вечер мы здорово напугались, когда при полном безветрии в чаще леса вдруг что-то сильно затрещало, будто кто-то ломает сухие сучья или продирается сквозь бурелом. Мы, конечно,  сразу подумали на медведя, и только догадавшись, что это эхо от треска сушняка в нашем же костре, вздохнули с облегчением. Тогда мы решили, что водохранилище нарушило природное равновесие, и многие звери и птицы ушли из этих мест, а почему так тихо было в предгорьях Боруса? На самом деле, шагая почти в полной темноте по извилистой горной тропинке, мы, конечно, не задавали себе таких вопросов. В головах у всех была только одна мысль: «Скоро ли привал?» По словам Юры, от Енисея до привала около часа ходьбы, но мы пришли туда только в половину одиннадцатого, если не позже.

Этот привал показался нам верхом комфорта: здесь был стол, скамейка, большое кострище и даже … мусорная яма, огороженная срубом из тонких бревен, благодаря чему на привале было очень чисто. Над мусоркой висел большой плакат, оповещавший туристов о том, что не стоит оставлять тут остатки съестного, чтобы не прикармливать медведей. В народе этот привал называется Водопоем, потому что только здесь тропа подходит близко к ручью, и это, а также более-менее ровное место для палаток делают его самым удобным местом для ночевки на пути к Борусу.

Парни стали разжигать костер, а мы пошли за водой. Тропинка круто спускалась вниз, и мы то и дело спотыкались о камни или валежник. В одном месте поперек тропы лежало бревно с такими острыми, торчащими во все стороны сучками, что мне стало немного не по себе. Хорошо, что у нас был фонарик, а если какой – нибудь несчастный пойдет здесь в темноте, запнется и упадет…  Эту мысль даже не хотелось додумывать до конца.

К полуночи наш лагерь имел вполне обжитый вид, а мы сидели за столом (!) и с аппетитом уплетали бутерброды со шпротами. После ужина на оставшихся у костра снизошло песенное вдохновение, и мы перепели все песни, начиная от современных и заканчивая школьными, включая даже те, к которым мы не знали ни аккордов, ни мелодии (!). Еще вечером мы решили, что будем ночевать на открытом воздухе, и в четыре часа утра, пожелав друг другу спокойной ночи, мы обнаружили, что спать нам не на чем, потому что на кариматах в палатке спали Сергей и Катя, а будить  их  никто бы не рискнул. Поэтому, вооружившись фонариком, мы отправились в лес на браконьерский промысел лапника.

Ночь была удивительно тихая и теплая. На небе, среди ярких крупных звезд, мигал спутник, будто бы посылая кому-то таинственные сигналы. Дым от догорающего костра колыхался в стороне белым привидением, и в полудреме мне все казалось, что кто-то ходит вокруг костра.

В шесть  часов нас разбудил холод. Костер погас,  небо было молочно-белым от поднимающегося отовсюду тумана. Согреться можно было только движением, и тут мы поняли, как люди придумали утреннюю гимнастику. Просто прыгать вокруг костра, размахивая руками, мне показалось скучно, поэтому я взяла топор и отправилась обрубать сучки на том ужасном бревне, которое лежало поперек тропинки. Махать топором мне понравилось и, расчистив дорогу «грядущим поколениям», я решила нарубить дров для костра. Это занятие было прервано Юрой, отобравшим у меня топор со словами: «Не женское это дело».

Часов в 9 утра, когда на листьях деревьев всюду играли солнечные зайчики, а в просветах между темно-зелеными пихтовыми вершинами ярко голубело небо, мы снова тронулись в путь. Шагалось легко, несмотря на то, что солнце уже начало припекать, и на следующую стоянку «С легким паром!» мы прибыли в соответствующем ее названию виде. Тропинка уходила все выше, и все чаще приходилось идти (точнее, прыгать с камня на камень) по «любимому» еще с Ергаков курумнику.

Далеко внизу зеленели таежные хребты, на северо-западе  возвышалась гора Гладенькая со светлой полосой горнолыжной трассы, а ближе к Саяногорску виднелась  еще одна гора с сахарно – белым венцом мраморного карьера на вершине, похожая на ромовую бабу. Здесь более-менее удобная тропа окончательно исчезала, превращаясь в  отметины красной краски на курумнике, по которому нам предстояло карабкаться до самого горизонта, т.е. перевала (к счастью, очень близкого). Конечно, с «тропы» мы сбились, удлинив свой путь по курумнику раза в полтора, поэтому до перевала мы добрались, мечтая только об одном – ровной горизонтальной поверхности.

Казалось, я уже когда – то видела эту долину с россыпями красноватых камней, темно – зелеными пихтами, похожими на свечи, и говорливой прозрачной речкой (в которой я почти искупалась вместе с фотоаппаратом). Было уже два часа дня, когда впереди наконец – то блеснула железная крыша Пелехово. Избушка оказалась неожиданно большой, и народу в ней было довольно много. Наиболее активная часть женского населения (девчонки лет 15-16) варила суп на костре, а пассивные отдыхающие сражались в карты за дощатым столом в прохладных сенях. Выложив на полки возле двери обязательную «дань» в виде тушенки, крупы и макарон, мы поели супу, оставили свои вещи на попечении знакомых Юры и отправились покорять Борус.

Теперь мне немного жаль, что мы так торопились, даже не успев почитать дневник и получше рассмотреть фотографии основателей на стенах, потому что вечером, вернувшись с восхождения, мы могли думать только о тарелке с едой и спальнике, а рано утром уже надо было возвращаться в Саяногорск.  Я успела прочитать только надпись на двери избушки: «Приходя в горы, помните, что здесь ваше легкомыслие и неосторожность могут стоить не только здоровья, но и жизни вам и вашим спутникам». Кратко и выразительно. Если бы все, приходящие в горы, помнили об этом, наверное, было бы меньше мемориальных табличек и наскальных надписей в черных рамках.

Через несколько минут ходьбы от избушки нашему взору открылась небольшая зеленая полянка, синим зеркалом блеснула вода, и Юра торжественно провозгласил: «Вот и Венеция!». Всю дорогу он обещал нам красивое горное озеро, и вот наконец – то мы увидели его. Это было действительно красиво, но мало походило на озеро. Наверное, больше всего Венеция напоминала Изумрудный остров из сказок Александра Волкова – круглый зеленый островок с крошечным озерцом посередине, окруженный  «каналом» с несколькими рукавами. Вода в «канале» была непроточной, но, несмотря на это, чистой и холодной. Хотя  «канал» был неглубоким, Катя и Юра искупались в нем, подняв со дна тучу ила.

Между камнями мелкого красноватого курумника росло довольно много сахандали, изредка попадались настоящие травянистые полянки с желтыми цветами. Зелени становилось все меньше и меньше, и вскоре она исчезла совсем. Подниматься по такому курумнику было тяжелее, чем в Ергаках, потому что мелкие камни, ничем не соединенные  друг с  другом, сильно сыпались и шатались. В жутковатом на вид цирке с темно – зеленым озерцом на дне и огромными осыпями по склонам время от времени глухо погромыхивали обвалы.

Вскоре мы увидели большой тур на вершине Малого Боруса. От него до Большого Боруса (наивысшей точки хребта), казалось, можно дойти минут за 15. Увы, это было всего лишь зрительным обманом – только через час мы, наконец – то, стояли на одной из самых высоких вершин Западного Саяна (2318 м).  Далеко – далеко внизу среди таежных хребтов серебристыми ленточками поблескивали заливы Саяно – Шушенского водохранилища. На горизонте сквозь дымку белели крошечные коробочки девятиэтажек Саяногорска, а прямо под нами, среди красноватых каменных россыпей малахитово зеленело озеро. Как ни странно, особенного восторга я не испытывала, хотя давно мечтала об этой вершине. Мы пробыли там совсем недолго, потому что уже вечерело, и к тому же на Малом Борусе нас ждали Сергей и Катя.

Бросив тревожный взгляд на часы и грозовую тучу, медленно приближающуюся с запада, мы стали спускаться. Идти вниз было тяжелее, чем подниматься, мы уже порядком устали, и поэтому устроили на Малом Борусе привал. Но гроза не дала нам расслабиться – темно – синяя туча заняла уже полнеба, заслонив собою солнце. Все чаще сверкали молнии, и дальние хребты скрылись за пеленой дождя. Поэтому  спускались мы с максимально возможной скоростью, но уйти от дождя все же не успели. К счастью, до Боруса дошли только слабые отголоски стихии. Молнии сверкали где – то в стороне, и вместо грозового ливня  нас поливал мелкий медленный дождь.

Несмотря на явную благосклонность горных духов, последние полчаса спуска мы «шли» (громко сказано!) по абсолютно мокрому курумнику. Камни, которые хоть как – то держались на трении, когда были сухими, теперь сыпались при каждом движении и вдобавок сильно скользили. Вместе с дождем и туманом на землю опускались серые сумерки. Едва мы вздохнули с облегчением, ступив на относительно ровную поверхность, как из тумана впереди послышались встревоженные голоса. «Неужели так поздно здесь еще есть кто – то, кроме нас?» - удивились мы и прибавили шагу. Теперь можно было разобрать, что два человека громко зовут кого – то по имени, а вскоре мы увидели их.

Под деревом стояли две фигуры в капюшонах. Это были ребята лет 15-16. «Вы никого там не видели?» - спросили они, показывая в сторону цирка. Оказывается, парень из их компании еще до дождя ушел туда один и  до сих пор не вернулся. Когда стало смеркаться, они отправились на поиски, пока безрезультатные. «Сейчас еще немного покричим, да пойдем в избушку. Все равно уже ничего не видно. Если к утру не вернется, всей избой искать будем» - мрачно сказал один из парней. Уже было довольно темно, и при мысли о том, что где-то там, в дождливом туманном сумраке, заблудился человек, становилось жутко. В голову лезли разные нехорошие мысли. В избушке народ уже знал про потерю, и несколько человек пошли на поиски в цирк.

Наверное, через полчаса за окошком послышались радостные голоса: «Ура, нашли! Он уже сам почти вышел», и толпа мокрых, но довольных людей ввалилась в избушку. Любитель одиноких прогулок был цел и невредим, только порядком устал и испугался. То, что произошло дальше, было для нас совершенно неожиданным. «А ну, ложись на лавку!» - скомандовал виновнику беспокойства один из тех, кто ходил на его поиски. Это был внушительного вида мужчина, едва ли не самый старший в избе, а в руках он держал тяжелый ботинок. «Ты почему ушел один? Не зная броду – не суйся в воду!» - воспитывал он парня, от души шлепая его ботинком по мягкому месту. « И вы тоже», - кивнул он двум товарищам заблудившегося.  «Что ж  вы отпустили его одного, если он вообще в горах первый раз? Больше так, надеюсь, не сделаете!» - завершил он воспитательную речь, отшлепав их обоих. После этого все мирно разошлись, как ни в чем не бывало.

Поскольку на следующий день надо было рано вставать, мы решили лечь спать пораньше. Но выспаться нам не удалось – народ в избушке напился спирта и стал орать песни. К тому же вовсю раскочегарили печку, пока варили ужин, поэтому было еще и очень жарко. Мы спали на полу под нарами, там было немного тише и прохладнее, но, несмотря на это, мне так и  не удалось заснуть. Мы с Катей разговаривали, а Шурик поддерживал беседу, иногда просыпаясь и совершенно невпопад вставляя отдельные фразы. После каждой его реплики мы долго смеялись, а когда он глубокомысленно изрек: «Холодильники возвращаются, но потолки все еще с нами», у нас чуть не случилась истерика.

Часам к четырем народ угомонился, и стало тихо. Темнота за окнами постепенно превращалась в прозрачную синеву. Спать уже не было смысла, потому что в половине шестого надо было выходить, и мы с Катей пошли на родник. Наверное, я никогда еще не видела таких звезд. Несмотря на то, что небо на востоке уже розовело, над Борусом оно было темно – синим, и звезды сверкали еще ярче, чем ночью.

В шесть часов утра мы поднялись на перевал. Катя и Юра проводили нас до тропы (они  оставались на Борусе еще на неделю), и дальше мы отправились вчетвером. Только что взошло солнце, и легкие облака на горизонте были золотистыми и нежно – оранжевыми. Внизу раскинулось море тумана, самые высокие горы, покрытые лесом, выступали из него, как острова. Воздух был прозрачен и свеж, и в листве деревьев звонко пели птицы.

Только на автобусной остановке в Черемушках мы осознали степень своей усталости. С трудом верилось в то, что всего 36 часов назад на этом самом месте мы покупали хлеб, потому что эти часы вместили в себя очень много. Потом я посчитала, что из этих 36 часов 16 часов мы шли (6 часов – от Черемушек до Пелехово, 6 часов – восхождение на Борус (3 часа вверх и 3 – вниз) и 4 часа –возвращение к цивилизации).

Дальнейшее путешествие до Абакана для меня было таким: закрою глаза – Черемушки, открою – Саяногорск, снова закрою (в Саяногорске) и открою уже в Абакане. В Черемушках, садясь в автобус, я даже попросила кондуктора разбудить нас  на нужной остановке, если мы все вдруг уснем (так и случилось). В Саяногорске мы зашли к Юриным родителям, потому что они собирались купить нам заранее билеты до Абакана. Оказалось, что билетов не было, поэтому Виктор Андреевич отвез нас на машине, но прежде Татьяна Валентиновна накормила нас вкуснейшим борщом и горячими бутербродами. В Абакане мы сели на поезд и через 17 часов уже были дома (рано утром 31 июля).

Сказка кончилась, остались только фотографии и воспоминания, самое драгоценное из которых – яркие звезды в предутренний синеве над Борусом и алеющий сквозь туманы рассвет. А еще осталось чувство необыкновенной свободы, которое, наверное, могут подарить только горы и которое не раз помогало мне  в асфальтово-кирпичной цивилизации.


Рецензии