И это было

                И это было
               
Кто не любит вспоминать свою любимую школу, любимых учителей и любимые предметы? И, в свете этого, речь пойдёт о моей любимой средней школе номер тридцать пять, города Прокопьевска, Кемеровской области. И ещё о наших учителях и нашей взаимной симпатии с ними, нет, скорее, любви. Эпизоды, которые будут рассказаны мною, происходили с пятьдесят девятого по  шестьдесят первый год – в хрущёвскую эпоху.
Один только директор школы чего стоил! Это Борис Моисеевич Гуревич. Всё, что он делал, делал исключительно для школы и её учащихся. Это он добился, чтобы был построен огромный современный спортзал с подсобными помещениями: раздевалками, душевыми и хранилищами для спортинвентаря. Чего там только не было? Одних только лыж было столько, что их хватило бы на всех учеников старших средних и классов школя. И это не считая палаток, спальных мешков, туристической одежды и обуви и иного походного снаряжения,  а также спортивных сеток и мячей для игры в футбол, волейбол, баскетбол и теннис.
Теннисные столы были установлены в благоустроенном подвальном помещении. Там же, в соседнем помещении, располагался тир. Строились руками школьников мастерские и гараж для трактора «Беларусь», двух полуторок и старенького автобуса, подаренными шефами. Был даже свой мичуринский сад с огородом и с делянками для растениеводства, как опытные участки для практических занятий по ботанике.
Был и живой уголок среди богатой растительности, где располагались клетки для пернатых и мелких грызунов. Там же были размещены и чучела птиц, в том числе и домашних.
Все кабинеты были снабжены подсобными комнатами и шкафами для хранения методической литературы, кинопроектора на случай демонстрации учебных фильмов и прочими инвентарными  средствами и оборудованием, необходимыми при проведении лабораторных работ на уроках химии, физики, зоологии, ботаники и прочих предметов. Было множество различных кружков и спортивных секций.
Ремонт в классах и коридорах производился ежегодно силами учащихся. Ими же проводилось и озеленение не только школьной территории, но и прилегающих окрестностей и окраины города, вплоть до шахтной территории.

Хорошо был обустроен и  досуг школьников. Для тех ребят, которым по каким-то причинам не  доставались путёвки, было возможным участие в турпоходах в сопровождении двух преподавателей и медсестры. А самые успешные классы – победители внутришкольных соцсоревнований –  ездили по крупным городам РСФСР, предназначенных для туристических целей: Москва, Ленинград, Новосибирск, Красноярск, Владивосток и другие.
Были и зимние молодёжные лагеря для учащихся старших классов, где  всё было обустроено для проведения новогодних праздников: катания на ледяных горках в виде  сквозных пастей у голов хищных зверей – медведя, льва или тигра с длинными ледяными виражами. Катались на шкурах, на развалившихся картонных коробках, фанерных кусках, на санках или на старых портфелях. Внутри помещений и  на территории лагеря светились нарядные ёлки и разноцветные гирлянды. Повсюду из радиоузлов огромного парка отдыха звучала весёлая музыка.
От всего этого веяло стремительным калейдоскопом всеобщего веселья, «виновники» которого были старшие воспитатели – организаторы новогодних праздников. Кроме ледяных горок и актового зала, где проводились игры с танцами и живой почтой, были каток с прокатной базой коньков и лыжная прокатная база, где по желанию можно было получить вместо лыж и санки.
Но весь  перечень этих замечательных организационных  мероприятий по созданию быта и отдыха школьников, служивший  для их всестороннего развития,    упомянут не случайно. Далеко  не все школы имели такое  шефство, которое осуществляла руководство и администрация шахты «Зиминка 3-4». Взамен всем учащимся  на уроках расширенной системы труда прививались навыки шитья, слесарного, столярного дела и кулинарий.
Ребята мастерили для нужд шахтных служб шкафы, скамьи, кабинки для раздевалок, столы, полки, стулья, табуреты и вешалки. Они же шили для всех служебных помещений шахты портьеры, скатерти, а также постельное бельё и шторы для шахтного общежития, столовой, эдравпункта и кабинетов административного здания и лаборатории. Шили они и спецодежду для всех служб.
Вот почему учащиеся школы имели все возможности для проведения досугов в течение круглого года. В целом, были и школьная дисциплина, и порядок  Но они были основаны не каком-то жесточайшем уровне. Нет и нет. Всё это было построено на авторитете учителей в глазах учеников. Примеры? Их немало. Вот один из них.

В класс впервые входит преподаватель русского языка и литературы. Ученики встают за партами нестройными рядами, вполголоса перебрасываясь репликами. Учительница молча смотрит на них. Ребята в недоумении. Раздаются смешки, шорохи, чуть слышные перепалки «за» и «против» порядка. Любопытство и недоумение от молчания новой учительницы нарастают. Пауза затянулась. Она, молча, продолжает  всматриваться в их лица. Все переглядываются и пожимают плечами, мол, – и что дальше? Наконец, в классе наступает тишина. Снова окинув взглядом лица притихших в недоумении ребят, она, наконец, произнесла:
– Здравствуйте! Садитесь. Зовут меня Софья Ивановна, Я буду преподавать вам уроки русского языка и литературы, и постараюсь привить вам интерес и любовь к этим предметам. От вас мне хотелось бы получить вполне законные обязательства в соблюдении дисциплины. В чём они заключаются?
Чтобы не терять ни минуты даром на наших уроках, вы готовитесь к ним до звонка. А это значит, что на ваших партах должны быть только ручка и тетрадь.  И ваши руки должны быть на партах – я это должна видеть. Второе. Когда входит учитель в класс, вы без излишнего шума, а лучше бесшумно, и молча, встаёте. Третье. Когда преподаватель преподносит вам урок, в классе должна быть абсолютная тишина. Вопросы должно задавать только после поднятия руки и разрешения учителя, но лишь после изложенной учителем темы урока.
Я же со своей стороны обязуюсь преподносить уроки так, чтобы вы сами желали соблюдения тишины, так необходимой для обеих сторон. И, наконец,  окончанием урока должен служить не звонок на перемену, а разрешение учителя встать.
Если наши обоюдные обязательства будут выполняться, я с уверенностью могу предсказать, что успевающим учеником сможет стать каждый из вас. И каждый из вас полюбит наш истинно красивейший из красивейших русский язык, его истинное  и чистейшее звучание. Да и литература не станет для вас утомительной для восприятия, а один из любимейших предметов.
А теперь давайте знакомиться. В ответ на названную мною фамилию, вы постараетесь вставать бесшумно и отвечать собственным именем «Я». В течение урока вы можете взять в руки ручку и  тетрадь тогда, когда я скажу: «Откройте тетрадь!»
И ещё я вам должна сообщить на доверительном уровне – я страдаю невралгией лицевого нерва, Поверьте, это нестерпимый недуг, сопровождающийся невыразимой болью, отчего приходится чаще, чем хотелось бы, прибегать к употреблению лекарств. И всякий шум значительно усиливает мои страдания. А тишина действует на меня, поверьте, благотворно. Я взываю к вашему милосердию. Очень надеюсь и на ваше благоразумие, и на ваше терпение.
Поверьте, дорогой читатель, тишина на уроках была такая, что было бы возможно услышать пролетевшую муху. Да и не было ни времени, ни возможности нарушать её.  Софья Ивановна сумела заворожить учеников исключительным даром преподавания этих предметов. Для притихших ребят время на уроках Софьи Ивановны пролетало как одно мгновение. Звонок на перемену был для них раздражающим фактором окончания урока – так не хотелось ученикам, чтобы он заканчивался.
Да и успехи учащихся были налицо – ниже четырёх баллов ни у кого из них не было. А у большинства учеников класса были одни пятёрки. И, главное, у всех ребят появилось нетерпеливое стремление показать, как они готовы отвечать на любой вопрос преподавателя.
А как Софья Ивановна читала наизусть стихи классиков и современных поэтов! Само очарование произносимых ею строк светилось в её глазах, звучало в чудных интонациях её голоса, тембр которого, казалось, проникал до глубины души. В эти мгновения для ребят не было ничего более прекрасного. Они впитывали в себя каждое слово, произносимое ею, ставшей для них и наглядным примером, и пристрастием к её урокам.
Другие примеры? Уроки физики для ребят были не менее любимыми. Их вели супруги Маркевичи. И Константин Иванович  Маркевич – завуч школы, и Эрна Константиновна проводили занятия столь увлекательно, что учащиеся так же неохотно покидали кабинет физики, как и кабинет русского языка и литературы. Для ребят всё казалось интересным: и теоретические занятия, и лабораторные работы, и соревнования, устраиваемые педагогами по сборке настольных и настенных светильников, электроплиток, утюгов, электромоторов ППСТ и даже пылесосов «Буран». Всё необходимое для сборки бытовой техники предоставляли заводы «Электроаппарат» и «Электромашина». Ребята даже шутили: «А почему мы не собираем холодильники «Кузбасс»?
Было бы несправедливо утверждать, что остальные уроки для ребят были менее интересными. Уроки географии вели Гуревичи: Борис Моисеевич и Вера Ивановна. И их уроки пролетали, как одно мгновение. Как и в остальных кабинетах, немало часов отводилось учебным фильмам, чтению дополнительной литературы из записок великих путешественников и изложение материала в столь интригующей и загадочной форме, что у ребят  абсолютно не было времени для шалостей, да и не возникало желания для таковых, так свойственных ученикам, наверное, всего мира.
Особенно много рассказывалось  о природных особенностях и природных ресурсах Крыма и Кавказа, где им приходилось, и работать, и путешествовать. Хотя  и не менее увлекательно они рассказывали и о Западной и Восточной Сибири, Красноярском и Дальневосточном краях.
А история? И она не оставалась в тени сознания ребят. Можно было бы уделить этому разделу не меньше восторженных воспоминаний. Степан Иванович Авилов преподносил эти уроки так увлекательно, словно рисовал панорамные картины, в центре которых выстраивались отличительные особенности исторических моментов, и интрига  внутри и вокруг этих событий.
Вперемежку с историческими учебными и художественными фильмами,  его собственные художественные интерпретации сценариев  в подаче устного материала,  оставляли в ребятах неизгладимую память об исторических событиях. Это были монологи артиста, передающего все интерпретации трагедийности исторических событий в свете противоречий и конфликтов.
В начале каждого учебного года Степан Иванович всегда проводил некий обзор прошлого багажа знаний, как испытания на смекалку. Ведущими вопросами на темы: «Что, где, когда?» были следующего плана. Какое различие,  и какие общие моменты были между теми или иными  войнами? Указание войн и разногласий  назывались им конкретно.  Что являлось поводом к тем или иным войнам, а что являлось причиной  к возникновению конфликта воюющих сторон? И, как же хотелось быстро сообразить, чтобы опередить своих одноклассников…
Уроки химии также не были безынтересными.  Лабораторные занятия были организованы таким образом, чтобы их процесс происходил в духе соревнования, где каждая четвёрка учащихся (лабораторные столы были рассчитаны на четыре человека) выполняла отдельное задание. Пять баллов получали те, кто быстрее и качественней выполняли задание за одним из столов.
Ребятам за другими столами, выполнившими работу позже, Нина Ивановна задавала дополнительные вопросы, на которые следовало правильно ответить, чтобы можно было получить по пять баллов. Признавался и групповой ответ. Ну, а кто не справлялся с заданием, уповали на самих себя, ибо получить двойку никому не хотелось. Этим ученикам Нина Ивановна задавала не меньше трёх вопросов, а на дом задавала им задачи, решение которых они должны были продемонстрировать на следующем уроке.
Надо сказать, что учебные фильмы  по любому предмету демонстрировали для сдвоенных параллельных классов. Такие слияния классов вносили свежую струю всеобщего подъёма энтузиазма, как бы объединяя общие устремления,  как к познанию, так и к прекрасному настроению от дружеского соседства. В школе средних и старших классов  было по два-три класса с литерами: «А», «Б» и «В», а младших классов было и по четыре.
Учились в две смены, так как учащихся в школе было свыше тысячи. Учебные смены для классов менялись каждое полугодие. Уборку в классах и коридорах осуществляли учащиеся второй смены по графику дежурств. Ну, а во время уроков коридоры, туалеты, лестничные пролёты и холлы и вестибюль мыли технички.
Наверное, самыми весёлыми для учащихся казались сдвоенные уроки домоводства, где кроме кройки и шитья, преподносились навыки в кулинарии. Все приготовленные блюда предназначались для школьной столовой. Повара столовой готовили комплексные обеды и выпечку, которые стоили один рубль, А то, что готовилось под неусыпным контролем Валентины Георгиевны Жмура, было дополнением к меню учеников, особенно младших классов или к какому-либо торжественному событию в любом из классов.
Валентина Георгиевна учила  и девочек, и мальчиков готовить множество блюд.  Они могли:  варить каши, супы, борщ, щи, рассольник, уху, харчо, соусы, компоты; отваривать макаронные изделия, рис; жарить картофель, рыбу, котлеты;  лепить пельмени, вареники; печь блины, пирожки, пироги, песочники, бисквиты и изготавливать торты и наполеоны.


Ну, а перемены – это исключительно отдельная тема, добрым виновником которой был директор школы, организовав их таким образом, чтобы все ребята чувствовали себя уютно, комфортно и радостно. Его любовь к учащимся  была очевидной – он всё делал исключительно ради них. Поймать его взгляд желал каждый из ребят. Почему? Да в самом его облике, во взгляде озорного блеска глаз, взлёту крыльев бровей, словно от восторга (хотя так и было на самом деле, когда он видел вокруг себя ребятню), светилось столько любви к ним, что не почувствовать это было просто невозможно.
Ну, а если он ловким обманчивым движением указки пытался «напугать» кого-то из учеников, то этот его озорной жест воспринимался ими, как особое личное расположение. Так оно и было на самом деле – у него были и любимейшие ученики. Но это ничуть не огорчало остальных учащихся – все знали, что они тоже любимы им и отвечали ему взаимностью. Обмануться в этом было бы невозможно. И, конечно же, едва увидев его издалека, ребятня всячески стремилась попасть ему на глаза. 
Излишне говорить, как любили они своего директора. Но и ему не удалось избежать присвоения клички, и не одной: «Колобок», « Мячик» и «Солнышко». Все три клички достались ему за своеобразную походку – он словно катился, быстро семеня ногами; за невысокую полную фигуру, венцом которой была круглая, как шар, голова с залысинами и правильными чертами лица с  широко раскрытыми улыбчивыми карими глазами, во взгляде  которых постоянно играли смешинки. Назвать это походкой было трудно – он не шёл, а легко, быстро и весело катился навстречу всем на своих коротких ногах. Последняя кличка  произносилось ребятами с застенчивой улыбкой.
Были клички и у других учителей, но, ни одна из них не звучала огорчительно для них, так как ребята, как чуткие психологи весьма точно подчёркивали кличками духовные особенности каждого из них. Не называя тех, кому они принадлежат, можно назвать для примера некоторые из них: «Мамочка», «Наседка», «Фея», «Дюймовочка», «Страж», «Ведунья» и так далее. Не суть важно название кличек, а важно то,  что в каждой из них выражались признание, уважение и симпатии ребят.
  К всеобщему огорчению школьников среди педагогов были двое преподавателей  нелюбимых ими. Это учитель математики Надежда Андреевна – старая дева семимидесяти с лишним лет, до страсти не любившая детей, особенно мальчишек; и физрук, жестокий и несдержанный в эмоциях, и в словах, способный  награждать пинком любого из ребят, сделавших неверное движение в любом из упражнений.  Последний всё же поплатился за избиение семиклассника, что повлекло за собой  не только увольнение, а и судебный процесс с вытекающими из него последствиями.
Надежда Андреевна была заслуженным работником народного образования РСФСР за свой многолетний труд. Была она весьма грузная, и часто страдала приступами хронического радикулита. И чем болезненнее было её состояние здоровья, тем с более  изощрённой жестокостью она относилась к ученикам: оскорбляла, унижала и даже нередко, в приступе яростной несдержанности, била учеников по рукам или по голове линейкой или указкой.
Год от года она впадала в ярость всё чаще и чаще, чем вызывала ответную бурную реакцию учеников. Какие только козни они не устраивали в ответ на её агрессивные выпады? Нередко изготавливали гирлянду из тряпочек и остатков резиновых шаров, посередине которой красовалась картинка с бабой-ягой, или рогатого беса. Незаметно подкравшись сзади  в  удобный для них момент, цепляли её к старой толстой пуховой шали, которую она никогда не снимала с плеч, завязывая её концы за спиной.
Гирлянды могли быть изготовлены из маленьких надувных разрисованных разноцветных шариков, старых перьев от ручек, птичьих перьев и ещё, бог знает, из чего. Словом, фантазии ребят были неистощимы. Мальчишки могли разобрать стул, а затем, собрав его заново, ожидать, когда она грузно сядет на него, и к их всеобщему ликованию грохнется на пол.
Безусловно, поступки ребят были предосудительными, но никогда они не были преднамеренными. Этим они выражали бунт в ответ на очередные припадки ярости с её стороны и серии оскорблений в адрес учеников. И перед такими проявлениями противостояния был бессилен даже директор школы. На её стороне было районное и городское начальство РАЙОНО, которое фетишизировало её, как старейшего из ветеранов труда.
Жила она в соседнем со школой  квартале, но и там не было мира, вследствие её враждебного отношения к дворовой ребятне, родители которой не могли равнодушно взирать на её агрессивные выпады против их чад. Но когда наступил печальный момент – то  с нею пришли  прощаться жители всего двора. И они же выставили в середине двора столы с обедом, поминая её без излишней патетики, и, кажется, простив одинокую и несчастную женщину, лишённую материнства  немилосердной судьбой. Позднее, средствами городских организаций на её могиле была установлена памятная плита.
Но, что удивительно, она до последних дней сохраняла ясность ума при преподавании уроков математики. И, если бы не её нелюбовь к детям, она смогла бы им дать знаний значительно больше, как делала это Валентина Ивановна, сумевшая привить своим ученикам и любовь к математическим наукам, и прочные знания.


Уроки уроками, где ребята с большим удовольствием постигали науки у любимых преподавателей, но перемены… – на них происходило столько непредсказуемых поступков ребят… Судя по бурному проявлению активности ребятни можно представить, как происходило взятие крепостей, когда для них, как гонг, взвивались громкие  и тревожные звуки школьного звонка на перемену.
На памяти каждого читателя наступление первого момента после звонка.  Лавины ребятни, словно каскад с горных уступов, выливались стремительные потоки ребят изо всех классных дверей, по всем коридорам и лестничным пролётам. Вряд ли найдётся тот, кто не попадал под  такой поток, едва ли не сметающий всё на своём пути. Спешили почти все – кто куда, не замечая дежурных, так же спешно занимающих свои посты. Вскоре бурная волна потока ослабевала,  едва достигнув желанных рубежей. Движение ребят становилось осмысленней и, в конце концов, приобретало разумные формы поведения и занятий. При звонке на урок,  всё снова приходило в не менее бурное движение, чем при звонке на перемену.
В ту пору, о которой идёт речь, одна из перемен была двадцатиминутной.  В тёплое время года учителя препровождали на длинную перемену учеников младших и средних классов во двор школы или на футбольное поле, организовывая всевозможные детские игры, всем известные и доныне: «салки», «ручеёк», «третий – лишний» или «ремешок», «лапта», «круг вышибалы» и другие. Для старшеклассников  были предоставлены волейбольные и баскетбольные площадки для игры с мячом и теннисные столы, установленные в затишье.
В холодное время года на этой перемене с учениками младших и средних классов игры проводились в холлах и вестибюле, а для старшеклассников предоставлялся актовый зал, где устраивались танцы. Но кое-кто из мальчишек предпочитали, разбежавшись,  прокатиться в валенках, специально  натёртых парафином, по навощённому паркету, нарочно сбивая танцующих, в особенности, девочек.
Их же, вследствие   такого «увлечения»,  и заставляли натирать паркет. А чтобы работа спорилась, не превращаясь в рутину, для них включали музыку в стиле чарльстона или  рок-н-ролла. Это их немало забавляло, и, в конце концов, паркет был натёрт на совесть. Тем более, что они не меньше девочек, в предвкушении всеобщего  веселья, ожидали субботних танцевальных вечеров, организованных преподавателями.
Как обычно,  вечер начинался с диспута (иначе, дискуссия) после предварительной короткой лекции педагога. Главными темами  были: долг человека-гражданина,  дружба, любовь, творчество, в мире интересного, это надо знать и другие. Затем, концерт художественной самодеятельности, силами учащихся. Как правило,  звучали  современные эстрадные песни советских композиторов, а между вокальными номерами ребята бесподобно пародировали интермедии Аркадия Райкина или Тарапуньки и Штепселя. И заключительной частью были танцы до двенадцати часов. Танцевали в то время: фокстрот, чарльстон, липси, твист, рок-н-ролл, танго и вальс. Если школьники жили в дальних окраинах, их развозили на автобусах, которые нанимали шефы школы – администрация шахты Зиминка 3-4.
Но, было среди всех развлечений ребят,  одно упражнение, которое казалось для них таким вожделенным – вихрем скатиться по лестничным перилам, с четвёртого до первого этажа, без единой остановки, без падения.  Изгибы перил на лестничных пролётах были без единого видимого стыка, отполированные до блеска всем известными частями тел ребятни. И представьте себе – о таком «аттракционе» вожделели не только мальчишки, но и немало девочек.
В связи с этим, стоит рассказать об одном неординарном случае. Одна из семиклассниц, глядя на некоторых одноклассниц, овладевших такой игрой, так называемого слалома, долго не могла решиться рискнуть на такое движение вниз. Но, ей очень хотелось скатиться, как и другим одноклассникам, по столь притягательным перилам лестничных пролётов. И, вот, в период, когда по причине болезни одного из учителей, седьмому «Б» выпало «окно», она постаралась незаметно выскользнуть из класса. Вспорхнув на четвёртый этаж, и, взглянув вглубь лестничных пролётов – нет ли кого? –   она, с замиранием дыхания от волнения, устроилась удобней, и, стараясь удерживать равновесие, ринулась вниз.
О, это восторженно-сладостное ощущение!  Но, едва успев насладиться этим ощущением, как почувствовала толчок обо что-то мягкое, и внезапное ощущение, что она приземлилась на чьей-то груди. Тотчас, услышав знакомый вопль, она  с ужасом поняла, что произошло, и осознала непоправимость случившегося.  Надежда Андреевна была настолько объёмной, что девочка с трудом смогла подняться. Машинально протянув руки с тем, чтобы помочь подняться  учительнице, тут же ощутила своё бессилие. На крики, ошалевшей от боли и гнева женщины, сбежались все, кто мог её услышать на первом этаже: двое трудовиков, работники столовой, гардеробщица, технички и вахтёр.
Что происходило дальше – девочка не помнит. От избытка волнений она потеряла сознание.  В чувство она пришла в школьном медкабинете.
–  Ну, вот, и порозовели. Как Вас зовут?
–  Света. Ушакова.
–  В каком классе учитесь?
–  В седьмом «Б».
Тщательно осмотрев девочку, внимательно посмотрев ей в глаза,  заговорила назидательно:
– Ну, а сейчас, вот, Вам справка об освобождении. Вот, рецепт – я выписала витамины и экстракт элеутеракока. При головных болях попейте по утрам кофе с молоком или сливками, это поднимет Ваше пониженное давление и будет способствовать снятию головной боли. А на послезавтра Ваша мама пусть запишет Вас к педиатру и эндокринологу. Возьмите, пожалуйста, направление. И до свидания.
Через  неделю девочка пришла в школу. Одноклассники встретили её   появление с улыбками и словами поддержки.
–  Свет, тебе велено явиться к директору, как только придёшь в школу.
–  Ты, главное, не дрейфь! С каждым такое могло случиться. Ты же, не нарочно.
–  В  общем,  Светка, не бойся, иди смело! Тебя не исключат из школы – мы всем классом возьмём тебя на поруки.
– Вот, именно, мы поручились за тебя, не плачь!
Иди же, не бойся, пока Альбина Михайловна не пришла. А «Колобок» – добрый. Не зря же у него кличка «Солнышко». Ничего тебе не будет, вот, увидишь!
– Я, правда, не нарочно – я смотрела вниз, и её не было… –  Из прикрытых глаз девочки струились слёзы. – Я боюсь…
–  Ну, хочешь, мы пойдём с тобой всем классом? Мы уже ходили.

Секретарша изумлённо уставилась на протискивающихся в распахнутые  двери ребят.
–  Что случилось? Нельзя всем сразу!
–  Да, вот, мы с Ушаковой…
– Я же сказала – всем нельзя! Пусть девочка одна пройдёт к Борису Моисеевичу!
Внезапно распахнулась дверь кабинета, и директор собственной персоной предстал перед притихшими при его появлении ребятами. Окинув всех учеников озорным взглядом, погладив правой рукой лоб и залысину, после небольшой паузы  воскликнул:
–  Так, понятно. Отрадно. Но, марш все отсюда, кроме этой «героини»!
–  Борис Моисеевич, мы пришли брать на поруки Ушакову…
– Добрые люди, помилуйте, Ушакова не перед судом предстала, а перед директором! Она сама должна отвечать за свой поступок. А там посмотрим. А сейчас все,  в класс! И немедленно!
–  Держись, Ушакова! Мы с тобой! Всё будет хорошо! –  прошептал ей  Логущенко.
Не смотря на строгие интонации голоса директора, ребята успели заметить лукавые смешинки в его взгляде. Сообразив, что  всё не так плохо, как говорила классная руководительница, ребята послушно ретировались.
–  Держись, Ушакова! Мы с тобой! Всё будет хорошо!
Едва за раскрасневшейся от слёз и стыда девочкой захлопнулась дверь, как внезапно раздался заливистый смех. Она смотрела, как он прокатился до стола, устроился в кресле-вертушке. Продолжая смеяться, отчего кресло крутилось  из стороны в сторону, он снова взглянул на  левочку, смутившуюся от его смеха, и, внезапно посерьёзнев, наконец, заговорил так, словно и не смеялся, только что.
– Рассказывайте, Ушакова! Рассказывайте всё, как есть. И не пытайтесь оправдываться!
Девочка  рассказала  честно и прямодушно и о случившемся, и о своём раскаянии. Борис Моисеевич снял очки, протёр их и вышел из-за стола.  Приблизившись к ней, погладил её по голове и подвёл к стулу.
–  Так, вот? Молодец! Хвалю за честность! Честность – мать совести, и самая ценная часть тайников души человеческой! Не всякий мальчишка, вот так, не оправдываясь, рассказал бы о своём проступке! А ты, молодец! Всю правду…  Ну-ну, не плачь!
Видя, что переволновавшаяся девочка побледнела, он поспешил усадить её у стола. Тут  же, поспешил к двери.
–  Чаю, Лидия Михайловна, и, пожалуйста, быстро! С лимоном! И  сахар!
Вернувшись на место, встревожено посмотрел на неё. Затем, улыбнувшись по-отечески, как-то озорно блеснув глазами,  проникновенно сообщил, словно по секрету:
–  Знаешь, Ушакова,  ох, и влетело мне от районного начальства, дескать, распустил я вас. Едва отговорил их от разбирательства Вашего поведения  на педсовете с последующим исключению из школы. Начальство потребовало Ваше личное дело. Хорошо, что Ваша успеваемость достойна похвалы, и по поведению пятёрка, и ежегодные отличные характеристики. Да, вот, и Ваши одноклассники  встали в Вашу защиту – явились всем классом в тот момент, когда начальство покидало мой кабинет. Дружно хором они ручались за Вас, Ушакова. Уж и не знаю, чьи усилия в Вашу защиту   перевесили, но вопрос о Вашем наказании они сняли с повестки. Но потребовали, чтобы я с Вами разобрался. Считайте, что я разобрался. Думаю, после такого конфуза, Вам больше не захочется искать приключения на свою голову. А вот, и чай!  Не отпущу, пока не выпьете.
Было застывшая от стыда и страха душа девочки, пока Борис Моисеевич говорил, оттаяла. Стало тепло на душе, и как-то по-родному уютно.
–   Спасибо, Борис Моисеевич! Я больше не буду…
–  Не будете! Не будете, конечно же! Я это уже давно понял. Да и вся гамма Ваших переживаний отразилась на Вашем лице. Очень жаль, что так случилось. Но, это уроки! Уроки жизни. В назидание, и не только Вам, Ушакова, но и всему классу! Альбине Михайловне сообщите, что Вы были у директора,  –  и, улыбнувшись, добавил:
–  Но о нашем разговоре – ни слова! Скажете, что я её приглашаю, что я сам с нею поговорю.
–  Спасибо!
–  Можете идти, Ушакова.


Происшествия в школе были, и ещё и не раз. А как же, без них? Неисповедимы замыслы поступков  школьников, и предугадать их совершенно невозможно. Вот еще один случай, доказывающий эту непредсказуемость ребят, произошедший в лучшем из классов школы по всем показаниям внутришкольного соцсоревнования – в восьмом «А».
Дело было после физкультуры. Неожиданно для учащихся завуч объявил «окно» – заболела учительница химии.
– Прошу вас, молодые люди, – из класса, никуда. Вести себя тихо. Раскройте учебник химии и самостоятельно изучите следующую тему, а заодно и ознакомьтесь с условиями задания предстоящей лабораторной работы. За пятнадцать минут до  звонка я приду и проверю – как вы справились с заданием, выставляя оценки, ответу на заданный урок.
После лыжной пробежки по морозу, ребята были возбуждены. Как выплеснуть накопившуюся энергию? Шуметь нельзя! Читать не хочется.
Ребята, вы хотите читать? Нет? Тогда давайте, предложим это одному из нас – пусть читает вслух, а мы будем внимательно слушать, чтобы было, что отвечать Константину Ивановичу. Кому доверим чтение?
–  Ковалевской Лиде – она у нас толково читает.
– Голосуем? Единогласно? Хорошо. Ковалевская, садись за учительский стол. Остальные, – ша! Слушать внимательно, чтобы быстрее покончить с этим заданием. Потом отдохнём от наук.
Слушали чтение на самом деле внимательно. Но, лишь только девочка закончила чтение, как в классе поднялся шум – кто галдели, а кто – успокаивали галдевших ребят. Тут Логущенко неожиданно вскочил на подоконник.
–  Пацаны, а слабо, я сейчас выпрыгну из этого окна?  Под ним сугроб, глубокий. А кучи угля левее и дальше от этих окон. Я проверял. Так что, прыгать можно.
–  Валера спятил… Ребята, как считаете?
–  Да блефует он!
–  Спорим!?
–  На что?
– На три рубля, если с одним тобою. С остальных – по десюнчику копеек.
–  А если, Валерочка, ещё кто-то разделит твою участь «десантника-парашютиста»?
–  Тогда с меня половина сбора на такого смельчака.
–  Ну, а если прыгнут пятеро?
–  Ну, не знаю…
–  Зато мы знаем – всю кассу, делишь на всех поровну.
–  Ну, так нечестно. Тогда я не прыгаю.
–  Что, сдрейфил? Или «жаба задавила»?
–  Ну, хорошо, согласен.
И не успели ребята толком опомниться, как Валерка быстро щёлкнув шпингалетами, открыл окно и прыгнул. Все рванулись к окнам. Но за закрытыми рамами не было видно – что там, с Логущенко. Пришлось поспешить открыть все окна, чтобы можно было увидеть Валерку. Он же, живой и невредимый, уже выкарабкавшись из сугроба, отряхивался от снега. Увидев высунувшихся из окон одноклассников, он, весело улыбаясь, махал им руками, дескать, прыгайте, кто смелый.
–  Ну, и чудик!
–  Щиц,  готовь трояк, остальные десюнчики…
–  И тут, раздвинув ребят, вскочил на подоконник Витька Нарежный.
–  Что, тоже на подвиги потянуло? Или заработать захотел?
–  А вы-то, как думаете? – и, присвистнув, выпрыгнул из окна.
–  Поднялся гвалт. Ребята словно с ума посходили – принялись прыгать друг за другом, едва дождавшись, когда их предыдущий товарищ выкарабкается из сугроба.
Вдруг Кузьмина Надя, в алом лыжном костюме и в такой же алой шапочке с большими бубонами, отодвинула очередного энтузиаста и выпрыгнула  вслед за Эдиком Берлем. Но едва девочка выпрыгнула из окна (а это был третий этаж), как распахнулась дверь класса и перед ошеломлёнными ребятами возникли Константин Иванович и Эрна Константиновна – их классная руководительница.
Ребят от окон, как ветром сдуло. Оба учителя подошли к открытому окну. Перед их взглядом возникло зрелище. Надя, под общий хохот соратников по прыжкам неуклюже принялась отгребать от себя снег, пытаясь высвободиться из объятий сугроба. Неожиданно смех умолк. Ребята, испуганно замерев, смотрели на окна. Не успев выбраться из снежной западни, она тоже посмотрела вверх. Почти со всех окон на неё смотрели учителя и учащиеся.
Что было дальше?  Об этом читателю не трудно догадаться. Весь класс побывал  и  на заседании педсовета, и в кабинете директора. А сам директор вскоре оказался на стационарном лечении в больнице. Что его спасло от угрозы увольнения? Его репутация. Ещё  его опыт, слава.  Школа, под его руководством была самой лучшей по району по всем показателям, имея переходящее красное знамя за успехи в районном соцсоревновании  среди всех школ. Болезнь, по-видимому, тоже сыграла значительную роль в его судьбе. Да и – «повинную голову меч не сечёт». 

Были и другие случаи. Но добрые деяния педагогического коллектива, под руководством лучшего из  директоров школ района – Бориса Моисеевича Гуревича,  и его лучшего помощника – завуча Константина Ивановича Маркевича, значительно превосходили все казусы, случавшиеся в школе, и, перечёркивая их остроту восприятия напрочь, оставляли после себя то, полезное и светлое, отчего всякий раз при воспоминании об этих деяниях, хотелось радоваться до самой глубины души, до слёз.