Отлученные от моря

Герои и не из таковых, мастера морского боя и дилетанты в погонах, эти командиры японского Императорского флота, попав в опалу или дрогнув перед лицом врага, были подвергнуты самому страшному для морского офицера наказанию – до конца войны оставались на берегу.

          Япония начала свое шествие по Тихоокеанскому ТВД под звуки бравурных маршей. Взращенный победами в Японо-китайской и Русско-японской войнах, японский милитаризм отнюдь не ожидал того развития боевых действий, которое пошло с конца 1942 г. В условиях господства военщины, приоритета положений морального кодекса самураев («бусидо»), поражения в битвах на море должны были повлечь за собой безапелляционные выводы по отношению к поверженным флотоводцам. Тоталитарные режимы, как показывает практика, во-первых, чрезвычайно безжалостны в первую очередь к врагам внутренним, а во-вторых, не особенно разборчивы при отыскании таковых. Как складывалась судьба опальных японских адмиралов? Кто и за что был наказан?
          Сразу нужно оговориться, что изучение этого вопроса таит в себе одну сложность. Высшей мерой наказания для японских адмиралов был не расстрел, не ссылка на Итуруп и не разжалование в матросы, а перевод на береговую должность. Одновременно, стандартная кадровая практика японского флота предусматривала систему постоянной ротации офицерского состава всех уровней между командными должностями в действующих соединениях флота, в береговых вспомогательных, штабных, административных, научных и учебных подразделениях ВМС. Буквально считанные адмиралы почти всю войну – с ее начала и до конца 1944 г. - провели на мостиках боевых кораблей (Одзава, Курита, ряд командиров эскадр эсминцев). Поэтому разобраться, где перемещение носило «плановый» характер, а где являлось формой выражения недоверия или недовольства командования, зачастую, непросто. Давайте попробуем.
          Первое поражение в Тихоокеанской войне Императорский флот потерпел уже 11 декабря 1941 г. в ходе штурма о.Уэйк. Командовал провалившейся операцией командир 6 ЭЭМ контр-адмирал Кадзиока Садамити. Лихая перестрелка эсминцев с береговыми батареями и маневры вблизи действующего аэродрома противника обошлись эскадре в два эсминца с полными экипажами. Рискну предположить, что корни этого поражения были в полном отсутствии у Кадзиока опыта службы на эсминцах. Эскадру он принял 21 июля 1941 г., а до этого, в отличие от большинства адмиралов империи, на эсминцах не служил вовсе.
          За громкими победами первых недель войны провал штурма остался незамеченным ( тем более, что вскоре остров все-таки был захвачен ) и, похоже, не повлиял на последующие перемещения контр-адмирала. Карьера Кадзиока не была блистательной, тем не менее, должность он утратил лишь с расформированием эскадры 11 июля 1942 г. Год провел на берегу, в октябре 1943 г. был выведен в резерв. Вновь мобилизован в январе 1944 г., в апреле стал командиром 6-го конвойного соединения и 12 сентября 1944 г. погиб с фрегатом «Хирадо», торпедированным субмариной «Гроулер». Вице-адмирал посмертно.
          Следующая проигранная битва – воистину трагический для японского флота разгром – сражение при Мидуэе в июне 1942 г. В операции был задействован практически весь Объединенный флот, поэтому полную ответственность за исход баталии перед императором и Ставкой взял на себя главком - адмирал Ямамото Исороку. Два потенциальных «штрафника» - командующий Первым Воздушным Флотом вице-адмирал Нагумо Тюити, потерявший четыре ударных авианосца, и командир 7 ДКР вице-адмирал Курита Такео, нелепо лишившийся тяжелого крейсера и едва не потерявший другой, «отделались» личными угрызениями совести и серьезным уязвлением самолюбия.
          На лето 1942 г. не смотря на всю тяжесть поражения при Мидуэе, наступательных дух японского флота, от командования до рядовых матросов практически оставался на высоте первых месяцев войны. В части касающейся личного состава этому немало способствовало сокрытие подлинной картины мидуэйского разгрома. Относительно командиров флотов и соединений основной опорой позитивного восприятия ситуации на ТВД оставалась вера в непобедимость японской военной машины, а также фундаментальные положения национального военного менталитета: верность императору, долгу и приказу, беззаветная готовность к самопожертвованию. Имелись и объективные предпосылки для временного оптимизма: без учета перспектив роста мощи ВМС США в ближайшие год-полтора, силы Императорского флота все еще выглядели «на уровне» своего противника.
          Таким образом, произошедшая в результате встречного боя у Гуадалканала в ночь на 13 ноября 1942 г. гибель линкора «Хиэй» вызвала у командования флотом чуть ли не больше негодования, нежели единовременное уничтожение противником всех ударных авианосцев Нагумо пятью месяцами ранее. На то были следующие причины.
1. Сколь не велики были победы Ударного Соединения Нагумо, изрядное количество японских адмиралов осенью 1942 г. всё ещё считало воплощением мощи флота линейный корабль, над которым незримо реяла заслуженная боевая слава еще броненосцев адмирала Того. «Простить» гибель линкора Ставка и МГШ конкретным ответственным за это командирам в 1942 г. не могли.
2. «Хиэй» оказался первым линейным кораблем японского флота, погибшим в войне.
3. Японцам достоверно было известно, что основными противниками двух линейных кораблей 11 ДЛК вице-адмирала Абэ Хироаки (плюс легкий крейсер и 11 эсминцев) были американские тяжелые крейсера, а потерять линкор (хотя бы и модернизированный линейный крейсер) в результате столкновения с «вашингтонскими» крейсерами объективно было непозволительной роскошью.
4. Действительно, поврежденный «Хиэй» был оставлен (впоследствии затонул) по приказу его командира – кэптена Нисида Масао, получившему на то прямое распоряжение находившегося на борту корабля командира 11 ДЛК вице-адмирала Абэ, до того, как в адрес Абэ поступил категорический приказ главнокомандующего флотом адмирала Ямамото, запрещающий оставлять линкор. Однако, вице-адмирал Абэ, уведомивший командование о состоянии корабля, свое решение о его оставлении привел в исполнение до того, как поступила официальная реакция командования на его сообщение, что по правилам японского военного этикета было равносильно самоуправству.
5. Ценность «Хиэй» определялась рядом эмоциональных факторов национального характера. «Хиэй» стал первым полноценным дредноутом, построенным непосредственно в Японии, являясь при этом на момент постройки одним из самых совершенных и грозных капитальных кораблей мира. За время нахождения корабля в составе флота и до войны на его борт дважды поднимался сам император Хирохито, в том числе во время императорского морского ревю 11 октября 1940 г., когда линкор с императором и главкомом на борту обошел строй флота в Токийской бухте. До войны на линкоре служил младший брат императора принц Нобухито Такамацу.
          Подробное изложение перечисленных факторов приведено потому, что вице-адмирал Абэ за весь период войны на Тихом океане подвергся самому жесткому взысканию среди всех так или иначе наказанных японских адмиралов. Вероятно, только его, да еще командующего Пятым Флотом вице-адмирала Хосогая (об этом речь ниже) верховное командование отправило в отставку по результатам конкретного боя.
          После гибели линкора Абэ и Нисида возвратились в Японию, где оба по факту потери флагмана 11 ДЛК давали показания специальной комиссии. Вице-адмирал Абэ поступил в распоряжение МГШ, а 20 марта 1943 г. вышел в отставку. Нисида до конца войны командовал вспомогательными береговыми подразделениями флота, 256-й и 951-й морскими авиагруппами, но в звании не повышался и никогда больше не занимал должности командира корабля.
          Еще не был решен вопрос о мере ответственности за гибель «Хиэй», как Япония потеряла второй линкор. В ночь на 15 ноября в ходе Второго боя у Гуадалканала от вражеского артиллерийского огня вышел из строя и затонул линкор «Кирисима». По данному факту также последовали кадровые выводы, правда, не столь жесткие, как в предыдущем случае.
          В этом бою японскими силами командовал занимавший с начала войны должность командующего Вторым Флотом вице-адмирал Кондо Нобутаке. На дату начала трехдневного ноябрьского сражения за Гуадалканал именно на него было возложено оперативное руководство соединениями Императорского флота в регионе. В случае с Кондо определить связь между проигранным боем и последствиями этого факта для вице-адмирала нелегко. Все источники (в большинстве – американские или японские, но отредактированные и изданные в США) повествуют, что после баталии «Кондо был отстранен от руководства операцией». На самом деле эта фраза может означать всё что угодно, в том числе то, что силы Второго Флота были оттянуты от берегов Гуадалканала на Трук.
          Все-таки проигрыш ноябрьского сражения наложил негативный отпечаток на дальнейшее служебное продвижение Кондо, просто эти последствия не носили очевидного характера. Кондо оставался в должности командующего Вторым Флотом до 9 августа 1943 г. В апреле 1943 г. (однако – только после гибели Ямамото – 29-го числа!) он даже получил очередное воинское звание «адмирал». С декабря 1943 по май 1945 г. занимал должность командующего Флотом Китайского района. Именно столь продолжительное пребывание Кондо на последней должности указывает на то, что это все-таки была опала.
          Часть вины за гибель «Кирисимы» была возложена на командира корабля – кэптена Ивабути Сэндзи, не разделившего судьбу линкора. Но вина Ивабути была признана менее тяжкой, нежели командира погибшего «Хиэй». Этому способствовали как обстоятельства боя (все-таки здесь враг имел два линкора), так и отдельные моменты биографии Ивабути (последний командир «Кирисимы» был одним из первых и весьма известных японских морских авиаторов). После гибели «Кирисимы» он некоторое время служил в штабе Одиннадцатого Воздушного Флота, потом находился в штате Морского Района Йокосука. 1 мая 1943 г. Ивабути получил звание «контр-адмирал» и затем был назначен начальником Управления кадров Морского Района и ВМБ Майдзуру. В ноябре 1944 г. Ивабути получил под командование дислоцированный на Филиппинах 31-й базовый отряд (выпросил для себя отправку на фронт ?) и 25 февраля 1945 г. погиб при обороне Манилы в бою за старый испанский форт Интрамурос. Вице-адмирал посмертно.
           Самым громким кадровым перемещением времен гуадалканальской эпопеи стала смена коман-дующего авианосными силами Объединенного флота.
           Эту должность (с начала войны - командующий Первым Воздушным Флотом, а после реорганизации ВМС 14 июля 1942 г. – командующий Третьим Флотом) вице-адмирал Нагумо занимал с апреля 1941 г. До этого он никогда не служил на авианосцах. Подавляющее большинство значимых событий первого года войны на Тихом океане было связано с именем Нагумо. Командир Ударного Соединения – «Кидо Бутай» (одновременно по японской практике – командир 1 дивизии авианосцев) Нагумо от Пёрл-Харбора до Мидуэя для противников являл собой образ непобедимого злого гения. Мидуэй, последовавшие затем сражение у Восточных Соломоновых островов и битва при Санта-Крус стали ступенями низвержения не только мощи японского военного флота (главным образом – основного её фактора – палубной авиации), но и лично Нагумо. Вслед за погибшими авианосцами, командирами и летчиками «Кидо Бутай» неминуемо должен был упасть рейтинг водившего их в бой флотоводца. В условиях восточного военно-феодального менталитета ответственность Нагумо за поражения в авианосных баталиях второй половины 1942 г. была безраздельна.
          11 ноября 1942 г. вице-адмирал Нагумо был отстранен от командования авианосными силами и назначен командующим Морского Района Сасебо, а с 21 июня 1943 г. – командующим Морского Района Куре.
          20 октября 1943 г. Нагумо вступил в должность командующего Первым Флотом (линейные силы). Для него, имевшего в своей биографии должности командира ЛК «Ямасиро» и 3 ДЛК и уже обладавшего колоссальным боевым опытом, эта стезя была более чем естественна. Однако 25 февраля 1944 г. Первый Флот, олицетворение мощи ВМС империи со времен Русско-японской войны, был расформирован, оставшиеся в строю линкоры переподчинены другим соединениям.
          Созданное в марте 1944 г. новое подразделение - Центрально-Тихоокеанский Флот - отнюдь не являло собой синекуру, придуманную исключительно для высылки Нагумо из метрополии. Вопрос усиления организационного элемента японской обороны в Центральной части Тихого океана стоял на повестке дня острейшим образом. Гораздо более интересной является причина назначения на Сайпан, где разместился штаб Центрально-Тихоокеанского Флота, именно Нагумо. То, что Сайпан не сегодня - завтра станет передовой, было очевидно. При всей решимости флота защищать Марианские острова, кровавый конец гарнизонов Таравы и Кваджелейна служили более чем ярким примером развития событий. К сожалению, на сегодняшний день о подоплеке последнего назначения Нагумо можно только гадать и лишь рост доступности японских источников, который со временем, безусловно, произойдет, сможет снять все вопросы.
          В разгар штурма Сайпана, перед лицом неизбежного поражения, вице-адмирал Нагумо и еще два высших армейских чина на острове в ночь на 7 июля совершили самоубийство. Нагумо посмертно удостоен звания «адмирал».
          Особняком среди попавших в опалу за все время войны японских адмиралов стоят вице-адмирал Микава Гунъити и контр-адмирал Танака Райцзо. Эти адмиралы, вписавшие в историю мирового военно-морского искусства ярчайшие страницы боев при о.Саво и у м.Тассафаронга, по окончанию кампании у Гуадалканала в одночасье «ушли в тень», что однозначно является следствием негативной оценки верховным командованием их руководства вверенными силами. Этот факт по сей день изумляет военных историков «демократического» лагеря. Что произошло?
          2-я эскадра эсминцев, которой с начала войны и до декабря 1942 г. командовал Танака, приняла самое активное участие в борьбе за Гуадалканал. Лично Танака неоднократно выходил в море, командовал своими эсминцами в бою, был ранен. С.Э. Морисон называет его не иначе, как «Танака Упорный» - это за прорыв четырех транспортов 14 ноября 1942 г. к Гуадалканалу и мужество принятия решения о посадке их на прибрежные мели с целью гарантированной выгрузки под воздушными атаками противника. Его победа при Тассафаронге была бесспорной (Морисон: «Что касается адмирала Танака, то он не просто был лучшим. Он был лучшим из лучших. Он был просто превосходным»). И все же, он был списан на берег.
          Логично предположить, что Танака, как многие офицеры, находящиеся на передовой, допускал резкую (и зачастую – справедливую) критику действий командования. Этот момент просматривается в его послевоенных мемуарах. Все же сомнительно, чтобы эта критика осенью 1942 г. звучала из его уст настолько открыто, чтобы это послужило основным поводом для опалы боевого адмирала. Да и кому он мог высказывать свою критику? Командирам своих дивизионов? Своему другу, командиру 6-ой дивизии крейсеров контр-адмиралу Гото? Командующему Восьмым Флотом?
          Один из подчиненных Танаки, командир 27-го дивизиона коммандер Хара в своих мемуарах отмечает, что обострение в отношении командования к Танаке произошло после Тассафаронги. Вот так! Не после 14 ноября, когда противник потопил 6 транспортов из охраняемого эсминцами Танаки конвоя, а остав-шиеся 4 «угробил» Танака, а после блистательной победы над более сильным противником!
          Хара пишет: «Командование было крайне недовольно таким решением адмирала Танака [приказом возвращаться после боя в Рабаул], хотя тот … утопил один и серьезно повредил три тяжелых крейсера противника, потеряв только один эсминец. Но эта статистика мало интересовала командование. Главное заключалось в том, считали в штабе Объединенного флота, что Танака так и не доставил груз на Гуадалканал, столь необходимый сухопутным войскам».
          Возможно в этом абзаце из «Одиссеи самурая» спрятана подлинная причина отстранения Танаки от службы на кораблях. Вспомним: в Японии - ведущей тяжелейшую войну стране - так и не было достигнуто взаимопонимания и реального боевого взаимодействия между Армией и Флотом. Их даже нельзя назвать «видами вооруженных сил». Не было в императорской Японии Вооруженных сил. Были Императорская армия и Императорский флот. Две силы, постоянно тянувшие одеяло на себя. Армия желала воевать в Китае, на худой конец - на просторах Манчжурии и Сибири. Флот, который остро нуждался в топливе Ост-Индии, – в южных морях. Армия и флот не только имели свои отдельные воздушные силы, но и заказывали самолеты у разных производителей. Армия (исходя из собственных нужд и потребностей) на свои средства строила не только войсковые транспорты и десантные корабли, но и подводные лодки (транспортные) и даже конвойные авианосцы. Флот разрабатывал для своей морской пехоты плавающие танки.
          Участие армейских соединений в кампании на Гуадалканале шло с большим скрипом и массой претензий к флоту: тот (без серьезного риска для боевых кораблей и транспортов) был не в состоянии перебросить на Гуадалканал одновременно столько войск, вооружения и боеприпасов, сколько было необходимо для решительной победы на острове. Армейское командование вообще было недовольно этой затянувшейся кампанией за тридевять земель, превратившейся в бесконечную мясорубку. Японской армии Гуадалканал был не нужен! В итоге флотское командование, которому остров первоначально был необходим для разрыва коммуникаций между Америкой и Австралией, но чем дальше, тем больше - для «сохранения лица», был вынужден идти на множество уступок армии. Отсюда - подводные лодки и эсминцы, перевозящие рис и патроны.
          И вот на пике борьбы за остров в условиях не только величайшего накала боевых действий, но и обострения чувств «заклятого братства» между Армией и Флотом, командир эскадры эсминцев начинает заниматься чепухой. Вместо того чтобы доставить на Гуадалканал рис, он топит американские крейсера! Позволю себе высказать мнение, что именно здесь и именно по «политическим» причинам зарождается решение об отстранении Танаки.
          Вечером 11 декабря 1942 г. Танака повел свои эсминцы в очередной «рисовый» поход к Гуадалканалу. У острова корабли сбросили в воду 1200 металлических контейнеров с грузом, связанных веревками (предполагалось, что японские солдаты смогут вытянуть их на берег). А затем начался ночной бой с американскими торпедными катерами. Флагманский «Теруцуки» был поражен двумя торпедами, объят пламенем и оставлен. Контуженный, раненый в шею и бедро Танака перешел на «Наганами». Японцам удалось потопить только один американский ТКА, затем эскадра возвратилась на базу. Но главное не это. Обессиленные недоеданием японцы смогли вытащить из воды только чуть больше двух сотен контейнеров. Тысячу остальных, застрявших в кораллах, утром перестреляли и потопили американские истребители. Очередной провал.
          Танака был госпитализирован в Рабауле. В госпитале он составил меморандум на имя высшего командования, в котором рекомендовал эвакуировать войска с Гуадалканала (эту мысль Танака высказал командующему Восьмым Флотом еще 4 декабря при личной встрече). Возможно, это стало «последней каплей», а может, решение было приято раньше. Так или иначе, 29 декабря Танака сдал командование 2-ой ЭЭМ и был переведен сперва в Майдзуру, затем - в Бирму, где принял 13-й базовый отряд. Командиром этого подразделения он оставался до самого конца войны. Получение им 15 октября 1944 г. звания «вице-адмирал» (вместе с адмиралами, готовящимися к битве при Лейте) выглядит почти издевательством.
          Хара сетует: «Этот перевод в глубокий тыловой район, безусловно, спас жизнь адмиралу, но лишил боевые соединения флота одного из наиболее способных командиров, нехватку которых мы уже остро чувствовали».
          Командующий Восьмым Флотом вице-адмирал Микава имел гораздо более высокую трибуну, для высказывания своего мнения относительно действий японского командования в ходе кампании при Гуадалканале. Кроме того, и поводов для таких высказываний у него было больше, чем у Танаки. Именно ему приходилось постоянно заниматься межведомственной дипломатией, согласовывая боевые операции флота то с армейским командованием, то с еще одним местным даймё - командующим Одиннадцатым Воздушным Флотом вице-адмиралом Цукахара, также находящимся в Рабауле. Скорее всего лично Микаве пришлось «утрясать» конфликтную ситуацию, когда в августе 1942 г. командир отдельного отряда 17-й армии генерал-майор Кавагути и офицеры его штаба (которых 2-я ЭЭМ должна была доставить на Гуадалканал) категорически отказались следовать на остров на эсминцах и подчиняться морским офицерам. Можно представить, насколько вся эта межведомственная возня осточертела боевому адмиралу, который в течение полугода лично неоднократно выходил к Гуадалканалу, в напряженных боях терял корабли и людей.
          Должность была им сдана 1 апреля 1943 г. Его дальнейшая военная биография однозначно показывает – это была стопроцентная ссылка. Любопытно отметить, что Микава был отстранен не только от моря, но и от боевых действий. Вице-адмирал занимал должность командующего Флотом Юго-западного района (штаб в Маниле) с сентября 1943 г. и до того момента, … как Филиппины стали передовой: 1 ноября 1944 г. Микава был отозван в распоряжение МГШ в метрополию.
          Если говорить о том, кого из адмиралов Императорского флота командование сместило с зани-маемой должности на совершенно объективных основаниях, то в первую очередь вспоминается вице-адмирал Хосогая Босиро, с начала войны и до своей первой (и последней) встречи лицом к лицу с противником занимавшего должность командующего Пятым Флотом. Это соединение было ответственным за ведение боевых действий в северном секторе ТВД.
          Бой, запятнавший честь Хосогая, произошел 26 марта 1943 г. у Командорских островов. Противник почти ровно в два раза уступал японской эскадре (один тяжелый и один старый легкий крейсер, четыре эсминца у американцев против КРТ «Нати» и «Майя», КРЛ «Тама» и «Абукума», четырех эсминцев Пятого Флота ). Четырехчасовая пальба на предельной дистанции, неумелое использование (неиспользование) своих эсминцев и боязнь эсминцев вражеских, отчаянная отвага сознающего свою слабость противника, дамоклов меч гипотетической воздушной угрозы - как следствие полное отсутствие результата.
          Уже 1 апреля 1943 г. Хосогая был смещен с должности, а в ноябре переведен в резерв.
          Еще один бой, от которого японское командование ожидало многого, а не получило ничего, произошел как раз в ноябре 1943 г. на южном краю ТВД. Наспех собранному соединению из двух тяжелых, двух легких крейсеров и шести эсминцев под общим оперативным руководством командира 5 ДКР контр-адмирала Омори Сентаро предстояло превзойти успех годовалой давности при о.Саво: преодолеть боевое охранение, прорваться к вражескому плацдарму и уничтожить вражеские транспорты в бухте Императрицы Августы у берегов Бугенвиля. В отличие от японцев, пытавшихся разыграть свой старый экспромт, американцы теперь были в полной готовности. Омори не только не добрался до вражеских транспортов, но и не потопил ни одного боевого корабля противника из противостоявших ему четырех легких крейсеров и восьми эсминцев. Справедливости ради необходимо отметить, что каждый из четырех «кливлендов», оборонявших место высадки, имел практически равную огневую производительность с любым из двух тяжелых крейсеров Омори. С учетом наличия возможности наведения орудий по показаниям радара американцы в ночном бою у Бугенвиля были объективно сильнее, что вкупе с отсутствием практики совместного плавания кораблей разношерстного японского соединения сказалось на результатах боя: японцы потеряли легкий крейсер и эсминец, несколько их кораблей получили повреждения, в том числе оба тяжелых крейсера.
           За бодрым докладом Омори (он даже претендовал на потопление не существовавшего вражеского тяжелого крейсера) истинное положение дел от командования не укрылось и кадровые перемещения не заставили себя ждать. Все три японских адмирала – участника боя, не взирая на прошлые заслуги, лишились своих должностей.
          Сам Омори (ветеран рейда на Перл-Харбор, а 5 ДКР командовавший с ноября 1942 г.) уже 25 ноября был смещен и переведен в метрополию на должность начальника Торпедной школы флота. Он получил 1 мая 1944 г. звание «вице-адмирал», но на море до конца войны смотрел лишь с берега.
          Командир 3 ЭЭМ контр-адмирал, барон Идзуин Мацудзи, сын адмирала Русско-японской войны, ветеран многих операций и боев 1943 г., потерявший в бою у Бугенвиля свой флагманский крейсер «Сендай» и лишь на следующий день подобранный из воды подводной лодкой, 16 декабря был отозван в распоряжение МГШ. Его достойная военная карьера (с 1941 г.: командир КРТ «Атаго», ЛК «Конго», 3 ЭЭМ) после боя у Бугенвиля пошла прахом и вскоре нелепо оборвалась вместе с жизнью. В апреле 1944 г. он был назначен командиром 1-го конвойного соединения, а уже 24 мая погиб с торпедированным субмариной «Рейтон» флагманским фрегатом «Ики». Вице-адмирал посмертно.
          Действия командира 10 ЭЭМ контр-адмирала Осуги Морикадзу, державшего во время боя флаг на крейсере «Агано» и всю баталию маневрировавшего где-то в массовке на заднем плане, также были оценены по достоинству. Он сдал свою эскадру 3 декабря, а в январе 1944 г. получил под командование 23-й базовый отряд. По всей видимости, в этой должности Осуги проявил изрядное рвение, так как в мае 1945 г. был произведен в вице-адмиралы, а в августе 1948 г. казнен, как военный преступник.
          Годом полного разгрома Императорского флота стал 1944.
          Итоги сражения в Филиппинском море никаких негативных кадровых перестановок среди японских адмиралов не повлекли. Хотя сменивший Нагумо новый командующий Третьим Флотом вице-адмирал Одзава Дзисабуро вернувшись в Японию и подавал прошение об отставке, оно было отклонено. Командование флотом четко понимало, что на носу – действительно решающая битва, до которой остаются считанные месяцы, и устраивать кадровые перетасовки не время.
          После сражения при Лейте японский флот как организованная сила перестал существовать. Два главных последовавших за ним кадровых перемещения с кораблей на берег: вице-адмирала Одзава (оставшегося без летчиков и авианосцев) – 15 ноября и командующего Вторым Флотом вице-адмирала Курита (практически, оставшегося без флота) – 23 декабря, не могут быть поставлены вровень с перечисленными выше кадровыми перемещениями 1942 или 1943 г., когда Ставке казалось, что стоит отстранить нерадивого, недостаточно агрессивного, чересчур самостоятельного командира и заменить его другим, как положение будет исправлено. Формально, Одзава в последствии и вовсе был повышен: 29 мая 1945 г. он стал главнокомандующим Объединенным флотом. На эту дату высокое назначение уже являлась профанацией, но все же. Курита также получил весьма уважаемое место: 15 января он стал директором академии в Этадзиме. Оба были зачислены в резерв уже после войны - в октябре. Складывается впечатление, что в Японии к концу 1944 г. для этих двух адмиралов просто не осталось достойных «морских» должностей (из-за гибели флота) и им пришлось довольствоваться «береговыми».
          Быть может результаты битвы при Лейте всё же повлекли за собой минимум одно «смещение». Всё тот же Хара пишет: «Контр-адмирал Сусуму Кимура, командир 10-й эскадры эсминцев … после боя [у о.Самар] был смещен со своего поста. Он был прекрасным моряком, но не бойцом». Действительно, в бою у о.Самар японские эсминцы (точнее командовавшие ими адмиралы, начиная с самого Курита) продемонстрировали удивительную пассивность, чем предопределили бесславное поражение Центрального Соединения. Контр-адмирал Кимура Сусуму был отозван в распоряжение МГШ 15 ноября, а затем до конца войны пребывал на берегу. Вместе с тем, не стоит забывать об объективной стороне этого пе-ремещения: вследствие больших потерь, понесенных в операциях «СЁ-1» (оборона Филиппин) и «ТА» (доставка подкреплений на о.Лейте), миноносные силы Императорского флота в ноябре 1944 г. подверглись реорганизации: 1 ЭЭМ Пятого и 10 ЭЭМ Третьего Флота были расформированы. Однако в отличие от своего однофамильца, бывший командир 1 ЭЭМ контр-адмирал Кимура Масатоме принял под командование 2 ЭЭМ, сменив её погибшего командира контр-адмирала Хаякава.
          Списание на берег командира среднего звена (имеется в виду командир боевого корабля начиная от легкого крейсера, командир ДНЭМ и т.п.) для Императорского флота было явлением из ряда вон выходящим. В большинстве своем эта категория офицеров гибла в бою или с тонущим кораблем, отказываясь покинуть борт. Так после Гуадалканала все погибшие в боях японские линейные корабли (а также «Исэ» и «Хьюга», уничтоженные американской авиацией в базе) унесли с собой своих командиров и двух командиров дивизий линкоров. На 18 потерянных Японией тяжелых крейсеров (в т.ч. 4 – в базах) приходится 10 погибших командиров кораблей и 2 погибших командира ДКР. Из 44 командиров ДНЭМ японского флота периода войны на Тихом океане, биографии которых изучены автором, до конца войны не дожил никто! Из них 22 офицера погибли, находясь в должности, еще 20 из этого числа погибли до конца войны, будучи переведенным на другое место службы – в основном на должности командиров крупных боевых кораблей (13 чел.). Двое умерли. Однако исключения были и здесь.
          До конца войны были отлучены от моря спасшиеся командиры погибших авианосцев: «Акаги» - кэптен Аоки Таидзиро (единственный из командиров четырех авианосцев, потерянных японцами при Мидуэе, который пережил сражение), «Сёкаку» - кэптен Мацубара Хироси, «Тайхо» - кэптен Кикути Томозо (два последних – даже контр-адмиралы с 15 октября 1944 г.).
          И у офицеров среднего звена «пожизненным берегом» каралась не только потеря корабля, но и невыполнение боевой задачи. Ночью 29 августа 1942 г. отряд из 7 эсминцев под командованием коман-дира 24 ДНЭМ кэптена Мураками Тоносуке подошли к мысу Тайву (Гуадалканал) с десантом на борту. В это время в штаб Восьмого Флота поступили данные разведки о том, что на стоянке у Лунга-Пойнт находятся вражеские корабли: 2 транспорта, крейсер, 2 эсминца. Вице-адмирал Микава направил кэптену Мураками приказ: по окончании высадки атаковать противника. Однако Мураками этот приказ игнорировал и вернулся на Шортленд. По прибытию, он объяснил свои действия тем, что для проведения внезапной атаки ночь была слишком светлая (было полнолуние).
          2 сентября Мураками был отстранен от командования и до конца месяца убыл в Японию, где был приписан к Морскому Району Йокосука. С начала 1943 г. он командовал сперва 2-м отрядом канонерских лодок, потом 11-м базовым отрядом, потом канонеркой «Эифуку Мару». В мае Мураками вновь оказался в штатах Морского Района Йокосука, через год – в мае 1944 г. - был переведен в категорию офицеров, ожидающих назначения, но не дождался – умер в октябре того же года.
          Хотя ссылка боевого морского офицера (особенно – адмирала) на берег, это всегда унижение и наказание, нужно отметить несколько объективных аспектов описанных выше кадровых решений.
          Не считая политических причин, невыполнения приказа и проявления очевидной слабости духа, все прочие описанные здесь случаи поражений и гибели кораблей реально приводили к серьезной ломке психологических качеств офицеров. Например, можно легко представить, что к концу напряженнейшего для Нагумо первого года войны он был уже полностью «выжат» как командир и человек. Три битвы подряд подвели его к пределу возможностей (американцам потребовался еще целый год, для того чтобы научиться преодолевать усталость командующих флотами и их штабов путем чередования нахождения в кампании двух «комплектов» командного звена на ТВД).
          Понятие чести морского офицера со времен зарождения мировых военно-морских традиций предполагало высшую меру ответственности командира за свой корабль и экипаж, а в случае Императорского флота этот момент усугублялся положениями кодекса «бусидо». Только принципиальное усложнение процесса подготовки командира крупной военно-морской единицы заставило задуматься об истинной цене его добровольной гибели вместе с кораблем.
Вполне понятно, что для командира не могла пройти бесследно внутренняя борьба от понимания того, что в бою он сделал все что мог, но его корабль все равно гибнет и ему, пережившему ад сражения и агонию корабля, теперь приходится выбирать между бесчестьем личного спасения или добровольным заключением в тонущем стальном гробу. Так, Уолтер Лорд отмечает тяжелый психологический криз, постигший спасенного командира погибшего «Акаги» - кэптена Аоки: «Миура [штурман «Акаги»] убедил своего командира перейти на эсминец … . Аоки выглядел очень подавленным (в таком настроении он оставался до конца своих дней)». Некоторые историки битвы при Лейте прямо увязывают поражение японцев с вынужденным «купанием» вице-адмирала Курита в самом начале сражения. За редким исключением, вновь вверить спасшемуся офицеру крупный боевой корабль было действительно нецелесообразно. А назначить кэптена, потерявшего свой линкор или авианосец, командиром эсминца или военного транспорта, было бы унижением запредельным. В результате кэптен продолжал службу на берегу.
          И последнее наблюдение. В стране, управляемой милитаристской кликой, при режиме, не имевшем по сути ничего общего с демократией, морских офицеров, обвиненных в поражениях, в потере ценных боевых единиц флота, в невыполнении боевой задачи, постигли не репрессии, не заключения, не иные ущемления гражданских прав, а лишение чести погибнуть в бою на мостике корабля.