Ловушка специй

Запах специй преследует меня. Он паутиной летает по ветру, дразня мой нос. Возникает  из ниоткуда, расцветает в жарком летнем воздухе, прячется в листве. Сливается с запахом только что политых палисадников.  Запах мне не знаком, но почему-то представляется комната, заполненная специями. Старые, запыленные окна без штор, пряный запах дубовых досок стен и пола.  На мгновение я ощущаю вкус этих специй на своем языке.
Солнце клонится к закату. Духота, заполненная сводящими с ума ароматами, кружит мне голову. Беспомощный взгляд скользит по смеющимся людям. Они пьют ледяную минералку, едят мороженое, они словно в другом измерении. Я же стою в тени, опаленного солнцем, вяза.  Гадко пахнущие жучки изредка падают на волосы и плечи.
Запах становится сильнее, и я закрываю глаза. Он сливается со мной, вплетается в волосы, пульсирует, зовет. Зовет так сильно, что я невольно делаю первый шаг. Под подошвой слышится легкий хруст. Жара взрывается запахом аниса и лакрицы. Воздух, словно липкий кисель, сгущается вокруг. Открываю глаза и убираю ногу. На асфальте целой звездной россыпью лежит бадьян. Сложный, многоступенчатый аромат наполняет воздух. Откуда здесь столько специй? Чуть дальше замечаю еще бадьян, он аккуратной горкой лежит возле ограды детской площадки.
Словно по ниточке перехожу к пряной горке. Присаживаюсь и зажимаю в ладони сухие хрупкие звездочки. С самого начала лета, кто-то или что-то играет со мной в эту игру. Сегодня я намерена доиграть до конца.
Узкая дорожка бадьяновых звездочек уводит прочь от людных улиц. Лак на ногах покрылся пылью. Я шагаю по горячему асфальту. По небу мирно разливается закатное вино. К аромату лакрицы добавился свежий запах. Его тоже принес ветер. Пальцы непроизвольно разжались и, порядком раскрошившийся, бадьян выскользнул на дорогу.
Лето жадно набросилось теплом на корзину, стоящую в переулке. Пожалуй, это самая странная часть моего города. Она родом из прошлого. Здесь, прямо за пышущими жаром многоэтажками, начинаются сады. Заброшенные много лет. Не плодоносящие много дней. Забытые, покинутые. Заросшие.
 Когда-то давно я гуляла там. Не боясь затеряться среди спящих яблонь и груш. Я помню в глубине, затянутое тиной озеро. Я до сих пор слышу поющую цикадами тишину. Мой нос, не способный с рождения различать запахи, отчего-то научился чувствовать именно там.
Я подошла к корзине. Я ни разу не видела этих цветов, но я знаю, что это. Крайне редкие в своем виде, лиловые цветы шафрана. Полная корзина «золота», только что сорванная, пахнущая медом и свежескошенной травой. Наклоняюсь и полной грудью вдыхаю сладко-металлический аромат.
Цветами шафрана выложена дорожка, она уводит в сады. Солнце там почти село. Сверчки тревожно пели в высокой траве. А она в свою очередь пела мне. Звала, приглашала, обещала. Расстегнув ремешки босоножек на щиколотках, я оставила их у корзины. Бросив последний взгляд на город, и искренне надеясь, что не наступлю на колючки, я пошла по дорожке из бесценных цветов.
Это дурман. Вокруг шепот и шелест. Тихое пение. И запах. Корица. Такое чувство, что кто-то пригоршнями раскидывал ее в траве. Рассыпал в дикой пляске. И теперь она всюду. На коже, покрытой россыпью темных родинок. В волосах, на потрескавшихся от жары губах. Тропа, выстланная шафраном, давно закончилась. Вокруг, только густые, пряные сумерки. Вязкое жаркое лето. Ветви груш сплелись воедино, словно пальцы влюбленных. Весь сад сплел из ветвей паутину. И общался по ней на своем языке фотосинтеза и километров корней. Это лабиринт с дорожкой из специй  и я иду по ней, сама не зная зачем. Иду, пока не окунаюсь в море лимонных ароматных оттенков.
Сад завел меня в глушь, к озеру. Его поверхность покрывала густая тина и ряска. И лишь середину посеребрил лунный свет. Огромное, пахнущее лесом и травами, полное лунной воды озеро. Его берега ковром выткала цитронелла. Пальцами ног зарываюсь в плотные стебли, а потом, уже упав ничком, вдыхаю полной грудью резкий запах лимона. Внутри меня живет нечто дикое. Оно отзывается саду, вторит специям. Оно дышит страстью и жаждой. Это не я! Но оно внутри.
Качусь вниз по склону, вырывая с корнем короткие пучки травы. Локти и колени давно покрылись зелеными пятнами. Одежда до конца дней моих будет пахнуть лимоном. С визгом скатываюсь с холма и едва успеваю вдохнуть, перед тем, как рухнуть в озеро. Густые водоросли беспрекословно принимают меня. Вода жжет, до того она холодна, волосы неспешно расплылись вокруг головы. Здесь кромешная тьма. И только там где мое тело разбило тину, лунный свет окрасил воду серебром. Пожар внутри затихает. Вода поймала ритм сердца и успокоила меня.  В мутной лунной воде плавают нити водорослей и я с ним. Нас тяжело покачивает. Я не глубоко. Сижу на дне, руки и ноги тянет к поверхности. Воздуха не хватает. Взмахнув руками, выталкиваю себя наверх. Мне казалось, что первый вдох будет шумным, взахлеб. Но, сквозь слегка приоткрытые губы всего лишь прошелестел ветер. После гулкой тишины озера, ночь на миг взорвалась шелестом листвы и пением одинокого сверчка. Казалось, что сад обрушился всей своей древней мощью на то единственное живое существо, только что покинувшее недра озера. А потом узнал и затих. Замолк сверчок, утих ветер. Со всех сторон полился тот же ласковый шепот. Я у берега, по уши в ряске и русалочьих цветах. Волосы облепили лицо. Прохладный порыв воздуха мерзким холодом огладил спину.
Увязнув босыми пальцами в скользкий гадкий ил, выбираюсь на берег и иду, прочь обхватив себя руками. Две минуты назад меня пожирал пожар летнего зноя. Но не теперь. Я ускоряю шаг. Знаю и не знаю куда иду. Все дальше от города, все глубже в сад. Я помню эту тропу. Она заросла щавелем и шалфеем. Но там,  в глуши стоит деревянный дом. Замираю от радости и от страха.
Дерево ещё больше потемнело от времени. Хотя два раскидистых дуба укрывали его как могли. Восковые коренастые стволы, узловатая кора. Два ворчливых старичка. Встряхнулись на ветру и заскрипели. В желобках пологой крыши, наверняка, полно желудей. На крыльце лежит книга. Она большая, смахивает на старинное собрание  детских сказок.  Взбираюсь по высоким ступеням. Так и есть. Плотные желтоватые страницы, выцветшие иллюстрации, не утратившие, тем не менее, своего великолепия. Но языка не разобрать. Провожу пальцем по странице. Густая пыль кажется маслянистой на ощупь. И мне вспоминается голос, низкий, переливающийся хрипотцой, погружающий в транс. Словно скользишь ладонями по дорогому бархату. Иногда так бывает, в особенно тихие ночи. Когда сладко спится и по венам течет истома и темнота желаннее утра. Когда дышится легко и сны пусты и гулки.
Кто-то читал мне здесь. Подсохшие волосы щекочут правое плечо, и я чешу его, сильно надавливая ногтями, черными от грязи. На коже остаются красные следы.  И я отхожу от книги. На странице следы, прочерченные пальцами в пыли.
Толкаю рассохшуюся дверь. Губы растягиваются в улыбку. Плечом приваливаюсь к косяку. Сотни светляков облюбовали многочисленные ящички и банки старого дома. Они ползают по скрипучим половицам, проваливаясь в щели и сигналя собратьям из пыльного погреба. Плутают в ворохе свежескошенной травы справа от двери, деловито семенят по наклонным шкафам, разбитым на ячейки. И тепло мерцают, освещая дом призрачным теплом. Частички пыли, потревоженные шагами, стоило лишь войти в дом, закружились.  Крошечные водовороты взметнулись в воздух, а потом нашли приют на пальцах ног. Зеленовато-бледные огоньки парят над головой. Время вокруг застывает. Я чувствую, как светлячок упал мне на макушку.  Тяну руку. Время и пространство закрутились в пружину. Сжались до невозможности. И на десятые доли секунды все замерло. Стало серым и мертвым. А потом пружину сорвало, и она раскрутилась с бешеной скоростью. Все закружилось, со страшной силой разбрасывая мироздание по углам. Дом взорвался ароматом тысячи специй, жаром лета, неистовым полетом светляков и сотней тысяч красок ночи. И как-то сразу стало понятно, что полночь. Ловушка специй захлопнулась. Они привели меня куда хотели. Я пахну лесом, корицей, медом, лимоном и озерной водой. В моих волосах русалочьи цветы. К подолу каким-то чудом, намертво застряв в размахрившемся шве, прицепился цветок. Щеки коснулось что-то иссохшее. К потолку подвешены связки листьев малины, наломанные ветви вишни с засохшими ягодами, на леске в шесть рядов плотно нанизаны грибы. По стенам связки высушенных яблок, груш и абрикосов. На небольшом столе в углу комнаты горкой лежат лесные орехи и каштаны, стоят кружки, искусно вырезанные из дерева.  В погасшем очаге прощально мерцают остывающие угли. Чугунная решетка пахнет каленым железом. Грубые, сколоченные ящики полны специй. Перцы, лакрица, кора померанца, анис, базилик, имбирь, фенхель, кориандр. Я тону в аромате специй, жадно вдыхаю этот запах, окутанная мерцанием светляков.
А им, похоже, надоело ждать, когда я осмотрюсь. Они плавно снялись с насиженных мест и короткими перелетами направились вдоль стены, уставленной пыльными банками. Выползали из погреба, минуя неровные щели в полу. Какое-то время я потратила, наблюдая за тем, как свет покидает закоулки дома. А жучки тем временем скопились у подслеповатого матового, словно леденец окна. Круглое, обрамленное рамой из дубового дерева, оно было довольно большим и занимало пол стены. Круглая ручка удобно легла в ладонь. Светляки мигали. Они облепили меня и призывно сигналили. Взобравшись на плетеные из ивовых прутьев корзины, под крышками которых дурманно пах шафран, я повернула ручку. Окно к моему ожиданию не распахнулось в сад. Оно просто вертикально повернулось в раме, выпуская в летнюю ночь нетерпеливые огоньки. И там, в ночном пряном мареве, в ста шагах от дома, в низине за вишнями и березами, горел костер. Дикие кусты барбариса росли за домом и буйно цвели. А чуть дальше, засохший пень утопал в цветах гибискуса.
- Колдовство… - сорвалось с моих губ.
Выбравшись в сад и утопая в шелке трав, я крадучись пробиралась за светлячками от дерева к дереву. А шепот становился все громче. Зато гас костер. С каждым шагом становилось все темнее и темнее. Пока мраком не накрыло весь сад. Замолчали ночные птицы и сверчки, и только светляки упрямо летели дальше.
«Иди», шептала темнота, «дальше», «иди на наш зов», «мы ждем». И я иду, хватаясь руками за ветви. Под босыми ногами лопаются перезрелые вишни. Невесомые пальцы касаются моего лица, волос, подталкивают в спину. Светляки замирают впереди мерцающей стеной. И я останавливаюсь перед ними.
- Здесь кто-нибудь есть? – со страхом спрашиваю я.
- Есть, есть, есть, есть… - вторят десятки голосов, кто-то хихикает. Вокруг, во тьме разгораются тысячи нитей. Словно кто-то оплел сад светодиодными проводами. Они повсюду. Красные, синие, розовые, фиолетовые, зеленые, длинные и короткие. Их колышет летний ветер. В пяти шагах от меня полыхнул костер. Его яркое пламя ослепило меня. И только потом я увидела их. Вокруг костра, горящего в кругу цветущего папоротника. Десятки женщин, все до единой бледные. Они улыбались мне. И это не провода светились во мраке сада. Это были пряди их волос. Мерцали всеми цветами радуги на русых, черных, светлых и рыжих волосах.
Открыв рот, поворачиваюсь по кругу, оглядывая их. И вижу ее. Высокая, черноволосая, в венке из чертополоха. В ее длинных волосах сотни полыхающих красным нитей. Из-под коротких пушистых ресниц смотрят бездонные глаза. Тонкие пальцы, сноровисто набивают табак в длинную старинную трубку. Большой рот скривился в усмешке.
- Пришла-таки.
- Это вы меня звали…
- Нет. Это все глупые специи. Им понравилось с тобой играть. Не помнишь?
- Нет…, не уверенна.
- Двадцать лет назад маленькая глупышка забрела в сад и наелась ведьминой вишни. Она слушала сказки мертвого народа, и помнится, неплохо плясала.
В памяти всплыл образ крыльца, босые грязные ноги, трубка у ножки стула и вишневые косточки. Начинаю смеяться, вспомнив, как бестолково скакала у ручья, как перебирала пыльные склянки, сбивающие с ног ароматами.
- Так это вишня виновата?
- Можно и так сказать, - бормочет незнакомка и раскуривает трубку. От нее вообще вкусно пахнет табаком.
- И я что, останусь здесь навсегда?
- Зачем навсегда-то. Теперь настала ведьмина неделя. Дни, когда отступает время, для таких как мы. Следующий раз ты выйдешь из сада двадцать лет спустя. Так от чего бы ни поплясать, празднуя покалеченную жизнь?
Меня дерет озноб и ужас, глупо открываю и закрываю рот.
- Ведьмина неделя, ведьмина неделя… - кричат радостные голоса. Отовсюду, словно вода, льется музыка. А я стою у цветущего папоротника и смотрю на водопады волос, светящиеся вокруг меня. С вплетенными цветами.
Незнакомка бережно опустила в траву длинную трубку и стряхнув венок, шагнула в круг. Ее рука была мозолистой и покрытой пятнами от ежевики или смородины, когда она протянула ее мне.
- Так уж вышло, о беде подумаем потом. Ведьмина неделя. – Усмехнулась она.
- Ведьмина. – Согласилась я и у виска обожгло огнем. Оранжево-красная прядь замерцала слева, и я вложила свои пальцы в ее руку.