Язык мой - враг мой

  Почему-то мне всегда не везёт: то ли характер у меня такой несносный, то ли язык меня подводит.   Только  говорю я всегда невпопад.  Это про меня сказано: «Язык мой – враг мой!»
   В восьмидесятые годы  прошлого века  после института я начала работать учителем  в небольшой школе. Школа как школа. Коллектив  сплочённый.  Встретили меня доброжелательно: они же не знали про мой несносный характер.
     Директор Нина Ивановна - властная женщина,  но болезненная (в школе бывала редко),  так что   все  заботы об успеваемости, о дисциплине учащихся лежали   на плечах  завуча -  худенькой Елены Васильевны.  К тому же она была секретарём партийной  организации школы,  занималась какими-то общественными  делами, в которые входило  - собирать взносы в разные фонды.  Помнится,  этих фондов было много, сдавали  деньги  почти каждый месяц, даже фонд спасения утопающих был.
   И вот как-то раз завуч зашла в учительскую перед началом уроков и сказала:
 - Все сдаём  по пять рублей  в фонд мира!
 И, как всегда, меня подвёл мой язык. Я спросила:
-  А эти взносы добровольные?
 - Конечно, добровольные, - не замечая подвоха, ответила  Елена Васильевна.
 - А можно три рубля сдать?
   В учительской наступила тишина,  учителя,  казалось, застыли на месте… Завуч, всё-таки она была интеллигентная  женщина, подошла ко мне и каким-то зловещим полушёпотом прошелестела:
 - Никогда и никто  из нашего коллектива не пытался нажиться на горе других людей…
 -Помилуйте,- мне было даже немного стыдно - может, я чего-то не знаю,- но при чём  здесь взносы и горе людей?
 - Разве  Вы  не  знаете, что, сдавая деньги в фонд мира, мы помогаем всем людям в мире, пострадавшим от войны. Ведь  где-то ещё  идут войны, а Вы… может, эти деньги смогут предотвратить…
    Я, действительно, не знала  про горе людей во всём мире, но горе  Елены Васильевны  было неподдельным. Кажется, она смахнула  слезу…   Конечно, я сдала пять рублей; если бы она  попросила   больше  - я отдала бы и больше,  лишь бы мир на всей планете… хоть   больше у меня  не было, так как зарплата моя была сто двадцать рублей.  Но я утратила главное…доверие руководства школы, а значит, всего коллектива. В течение года на всех педсоветах и собраниях подчёркивали, что  есть в коллективе несознательные элементы… До конца года я добросовестно сдавала все взносы, поливала летом цветы на клумбе, принимала активное участие в ремонте школы, чтобы обрести утраченное доверие коллектива и, главное,  Елены Васильевны.
    И мне это удалось.   На следующий год из райкома партии пришла разнарядка - принять в партию комсомольца.   И вот меня решили рекомендовать  в члены коммунистической партии. (Я одна была комсомольского возраста).   И хоть желания вступать куда-то, честно сказать, у меня не было, но   было  обретённое  доверие…которое не утратилось даже после очередного моего глупого вопроса: для чего мне нужно вступать в ряды  партии.   Завуч просто  сказала, чтобы я поменьше говорила на  партийном собрании.
      И вот в  понедельник после уроков  состоялось  это   собрание.  Пришли  и старые коммунисты, уже не работающие, преклонного возраста, но  твёрдо верящие в победу коммунизма во всём мире.  За эту веру  я  их, действительно, уважала. Среди них была и Нина Семёновна Белых, к которой у меня было двойственное отношение. Седая, строгая, в прошлом учительница русского языка и  литературы, она мне напоминала женщин -  революционеров в кожаных куртках из фильмов про революцию. Её я и уважала (такой вид) и побаивалась.
 Собрание началось. Елена Васильевна после   каких-то умных слов о роли и долге коммунистов в нашей стране перешла к главному:
 - Сегодня мы собрались, чтобы представить кандидата в члены партии молодого учителя, нашего коллегу,  дисциплинированного товарища, который зарекомендовал себя неплохим учителем…
-  …Татьяну Фёдоровну  Рыбальскую, - закончила завуч.
  Я встала,  подошла  к  учительскому столу (собрание проходило в классе) и, краснея, решила  честно признаться в своих грехах:
  - Спасибо, товарищи!  Но мне кажется, я не заслужила вашего доверия! Я ещё недостаточно сознательная…  и рано мне в ряды таких замечательных людей,  как вы.  Скажу откровенно: в прошлом году   я  в фонд  мира чуть не сдала три рубля…
  Меня перебила Елена Васильевна (про её взгляд я умолчу- снова сказала не то):
 - Садитесь!  Товарищи, Татьяна Фёдоровна скромничает, она  всегда  добровольно сдаёт деньги во все фонды. И вообще  мы сегодня собрались, чтобы принять её  кандидатом в партию.   Может, кто-то хочет выступить?
   Встала «революционерка» Нина Семёновна:
 - Конечно, надо пополнять ряды  партии молодыми членами.  ( На моём лице растянулась невольная улыбка, которая не осталась незамеченной  Ниной  Семёновной. Тем более что все сохраняли серьёзное выражение лиц.)
 - Только не та нынче молодёжь. Если раньше  за идею коммунистической партии умирали… (Мне показалось, что она сейчас  схватит шашку и…), то сейчас  много стало несознательных молодых людей…  Одни сгорают на кострах, а другие греют  руки у этого костра, - закончила  своё выступление «революционерка».
   Кто-то ещё что-то говорил, но я уже и не слышала. Я  мысленно ругала себя за безыдейность, за несознательность, лицо моё горело огнём, как будто это я грелась у чужого костра… Если бы зажгли этот костёр, думаю, чтобы смыть свой позор, я бы без  колебаний в него бросилась… лишь бы довольны  были  Нина Семёновна, Елена Васильевна  и все эти заслуженные  коммунисты.
  В кандидаты партии  меня всё-таки приняли (разнарядка !), а  через год  я уже была её настоящим членом. Но недолго я им побыла, так как наступили девяностые годы,  конец двадцатого века. Партия развалилась вместе со страной…  а куда делись деньги, которые так нужны были   народам, пострадавшим от  войн и разрухи,  так я и не узнала.