Черти с рогами, с протухшими пирогами

       Город бомбили.  Каждый раз, когда выла сирена, извещая о налёте фашистских самолётов, бабушка грозила кулаками в небо и говорила: "Опять явились черти с рогами, с протухшими пирогами". Один такой чёрт метнул с самолёта бомбу в машину, в которой мама спешила к нам.  Бабушка долго плакала и умерла. Папа ушёл на фронт, писем от него не было, и мы не знали, как нам надо дальше жить. Еда заканчивалась, и однажды утром Валька, мой старший брат, решительно заявил, что  надо ехать в деревню, к маминой сестре, Лизе, так наказывала нам бабушка, а в детский дом мы всегда успеем.

  - Заодно и на чертей посмотрим,- сказал Валька, - хочешь на чертей с рогами посмотреть?
   Я вспомнил, что не ел со вчерашнего дня и спросил брата:
       - Валь, а пироги протухшие у них с чем, не знаешь?
   
    Валька влез в мамины валенки, а мне дал папину шапку-ушанку. За козырьком шапки я обнаружил военную кокарду с маленькой алой звёздочкой и прицепил её на козырёк ушанки.  Брат обмотал меня бабушкиной шалью поверх старого пальтишка, завязав её сзади толстым, чуть не морским узлом.   Прихватив с собой 3 последних вареных картофелины  и хлеб, ранним морозным утром мы двинулись в путь.
   
   На трамвайной остановке толпились люди с котомками и узлами, большими и маленькими.  Ехали мы недолго, остановок через 5-6, трамвай резко остановился, рельс дальше не было, «черти»  разбомбили окраину.
   
   Осмотревшись, мы увидели натоптанную тропинку через лесок, туда же шли и пассажиры трамвая. Шли долго, съели и хлеб, и картошку. Тропинка вывела на широкую, плотно закатанную снегом  дорогу. По дороге  проезжали  незнакомые автомобили и мотоциклы, шныряли  солдаты в  чёрных шинелях, говорили на непонятном языке, словно,  переодевшиеся «черти», с рогами  под шапками.
   
   Наконец, мы зашли в деревню. На базарной площади мужики сколачивали что-то, похожее на качели, и  мы, приободрившись духом, вприпрыжку дошли до тёткиного дома. Лиза попричитала над  «сиротинушками» и накормила нас тёплой похлёбкой из пшена и мёрзлой картошки. В русской печи румянились маленькие пирожки. Наверное, они были с горохом.
    
   Тепло, покой, сытость растекались по всему туловищу, глаза слипались. И вдруг,  я увидел, как Лизин взгляд упал на мою шапку,  ужас перекосил её лицо, - на шапке красовалась кокарда с маленькой  алой звёздочка.  Лиза схватила шапку, молча погрозила нам пальцем, оторвала кокарду и спрятала её в карман фартука.  Открылась дверь, и в избу ввалились  «черти».   Топали они так, как будто вместо сапог и валенок у них были копыта. Показывая на печку и чугунок, «черти» требовали еду.
   
    Выхватив полотенце из-за пояса фартука,  Лиза метнулась к печи. И вдруг,  папина кокарда  покатилась по полу к ногам «чертей».
   Что произошло потом,  врезалось в мою  память на всю оставшуюся жизнь.    Уютную Лизину избушку  «черти» перевернули вверх дном,  стреляли в подвал, в потолок, в окна.  Валька затолкал меня на печку и залез сам.
   Лизу «черти» забрали с собой. Больше мы никогда её не видели.
   Вскоре пришёл соседский  дед, собрал Лизины пирожки, и позвал нас к себе в избу. Утром он запряг лошадь, мы сели в сани, дед бросил  нам тулуп и повёз к трамвайной остановке. По дороге мы ели Лизины пироги и плакали, понимая, что с Лизой случилась большая беда.    Плакал и дед,   и не разрешал нам смотреть в ту сторону, где мужики строили  «качели». Краем глаза я увидел: там, «на качелях», развевалось что-то очень похожее на платье Лизы.   
Прости меня, Лизонька.