Изгиб гитары желтой

     В кои-то веки чету Петровых пригласили в гости. На ужин. В пятницу…
     В назначенный час, захватив из дому коробку конфет, два пол-литровых графинчика доброй водки, капустного салата «улёт» в стеклянной баночке и недорогие подарки из ИКЕА для хозяйки, Петровы остановились перед тяжелой парадной дверью принимающей стороны. Петров нажал мерцающую кнопку домофона. Разбуженная кнопка отозвалась испуганно фальшивой трелью, дверь бесшумно отворилась, и супруги проследовали на второй этаж, ступая осторожно в кромешной темноте.
     - Ну что вы так долго? Мы уже есть хотим, - вместо приветствия пропела хозяйка. Она стояла в тусклом квадратном коридорчике в красном кимоно с золотыми драконами. Длинные черные волосы её были стянуты сзади в большой узел, из которого торчали две параллельные спицы.
     «Вылитая гейша», - подумал Петров, освобождаясь с женой от верхней одежды. «Мы и опоздали-то всего на двадцать минут», - другая мысль пролетела в его голове, словно пуля контрольного выстрела. Залитый ярким светом проем кухни манил краешком стола с хромированными конечностями и парой тонких женских ног в узеньких замшевых бордовых лодочках с фиолетовыми колготками под белой скатертью и кисло-сладким ароматом жареного мяса.
     Петров тактично пропустил вперед супругу, затем хозяйку, и сам протиснулся в дверной проем.
     В центре девяти квадратных метров под холодным бесстрастным светом трехрожковой люстры возвышался стол изумительной красоты. На белом крахмальном полотне возлежали: фарфоровые и керамические глубокие, десертные и малые закусочные тарелки и салатницы;  подносы и мельницы для соли и перца из нержавеющей стали; хрустальные бокалы для вина, граненые рюмки и графины. Серебряный столовый сервиз Cantori, рельефные тарелки из закаленного стекла играли бликами отраженного энергосбереженного света. Селедка под шубой, маслины, салат из морепродуктов, мясная и овощная нарезки, тарталетки с икрой, тарталетки с грибами, курицей и сыром, оливье, сардины, горбуша под лимонным соусом, фруктовый салат… Бирюзово-зеленые, под цвет обоев, текстильные салфетки из хлопка и льна, украшенные темно-коричневой декоративной строчкой, подчеркивали элегантность сервировки стола. 
     В углу, у крохотной тумбочки с маленьким плазменным телевизором на ножке, слева от прозрачных зеленых штор, прикрывающих окно и потемневший двор, восседал в оранжевой футболке муж хозяйки с взлохмаченным седым чубчиком вокруг жиденьких пегих волос. Рядом сидела рыжая Танька-разведенка с хищным взглядом черных глаз, с тонкими огненно-красными губами и бородавкой на носу.
     Всю правую сторону кухни занимал светло-коричневый гарнитур со встроенной техникой.
     - Вот и мы, - сказала Петрова, присаживаясь.
     Муж хозяйки протянул Петрову вялую ручку:
     - А мы уже думали начинать без вас.
     - Антон, - пропела хозяйка. – Налей девочкам вина.
     Антон вскочил, схватил бутылку «Саперави». Петрова подвинула навстречу свой бокал.    
     - Я буду водку, - громко сказала Танька.
     Муж хозяйки перевел взгляд с «Саперави» на Таньку. Затем посмотрел на одинокий запотевший граненый сосуд с прозрачной жидкостью в центре стола, сел, откинулся на спинку стула. «Саперави» громыхнула о стол.
     - Саша, попробуйте с супругой это, - хозяйка показала Петрову ладонью на салатницу с маринованными грибами. – Это всё Антон, - хозяйка качнула головой – как бы говоря «Вот так-то!» - и посмотрела на мужа.
     Муж смотрел вопросительно на Петрова. Напряженность возрастала…         
     Петров нагнулся к ножке стола, достал пакет и извлек из него стеклянный графинчик.      
     Антон возбужденно потер ладонью правой руки свой нос.
     Петров достал из пакета второй графинчик.
     Муж хозяйки одобрительно крякнул, вскочил и снова схватил «Саперави». 

     В воздухе сновали фотоны и тосты.
     Хозяйка подавала горячее:
     - Не знаю, как удались мне эти жульены. Это ты, Марина, из ничего конфетку можешь приготовить. Настоящее произведение искусства.
     - Да ладно тебе, не прибедняйся, - отвечала Петрова. – Антон вот у тебя мясо и грибы делает – пальчики оближешь.
     Хозяйке были приятны слова Петровой. Все как у людей. И гости – милые люди. И Антон – хоть и гражданский, а муж…
     Выпили под жульены.

     Женщины перешли в комнату на диван смотреть фотографии из недавней поездки хозяйки за границу. Антон снял со стены гитару и сел рядом в кресле. Петров, посетив места индивидуального пользования, присел на свободный венский стул.
     - Это Монмартр. Сент-Шапель, - громко рассказывала хозяйка. Фотографии переходили из рук в руки.
     В наступившей короткой паузе под тихое звучание гитары Антон не пел, а словно бы рассказывал: «А у костра ни сесть, ни лечь… как не устанет дождик сечь… слушай, давай станцуем вальс в ритме дождя».
     - Это Пантеон, - продолжала хозяйка. - А здесь, на входе — надпись «AUX GRANDS HOMMES LA PATRIE RECONNAISSANTE» - «Великим людям благодарная Отчизна».
     - В небе не виден солнца свет, в небе просвета даже нет, а под ногами не паркет, а в основном - вода…
     - А почему Антон с тобой не поехал? – спросила вдруг Танька.
     - Антон? – переспросила хозяйка. Щеки её вспыхнули. Стало вдруг трудно дышать, словно золотые драконы выжгли из её легких весь воздух. Хозяйка сделала над собой усилие и продолжила: - А вот это, позади меня, мост Александра III…
     Антон безучастно, почти бесшумно перебирал струны. Ему наскучило это. Он встал, подошел к гражданской супруге, протянул гитару:
     - Спой что-нибудь.
     Хозяйка обняла обеими руками деку. Потом поправила спицы на голове…
     - Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно, - с легкой хрипотцой начала она. - Струна осколком эха пронзит тугую высь…
     Перед взятием нового аккорда хозяйка старательно, но быстро разгибала четыре пальца левой кисти, и  тут же пухлые подушечки устремлялись ввысь, стремительно прижимая струны на другом ладу:
     - Качнется купол неба - большой и звездно-снежный…
     Голос окреп.
     Душа замерла в томлении.
     Танька, не зная слов, шевелила ногами, покачивая головой в такт песни. Петрова, вспомнив стройотрядовскую юность, беззаботно подхватила:
     - Как отблеск от заката костер меж сосен пляшет. Ты что грустишь, бродяга? А ну-ка улыбнись…
     А хозяйка доверчиво и пронзительно выводила:
     - И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет.… Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…
     Вероятно из-за градуса, Петрову внезапно захотелось сделать какую-нибудь невинную шалость, например, закашлять. Он открыл, было, рот, вздохнул и тут же широко и громко зевнул, закатив глаза.
     Хозяйка остановилась удивленно и отложила гитару. Драконы негодовали. Петрова неодобрительно произнесла:
     - Э-эх!
     - Устаю на работе, - соврал Петров.
     Антон подпрыгнул, вскинул театрально руки и протянул:
     - Так надо ж отдохнуть…
     - Началось, - чуть слышно сказала хозяйка. А потом совсем тихо, для Петровой, добавила: - Привилось уже.
     Хозяйка с Петровой остались в комнате. Остальные прошли в кухню.

     Петров ловил вилкой скользкие опята. Когда казалось, что маленькой шляпке уже некуда деваться, вилка вдруг лязгнула о край тарелки, гриб упруго отскочил и полетел под стол. Петров проводил опенок взглядом и наткнулся на правую ручку гражданского мужа хозяйки, которая гладила левую лиловую коленку Таньки.
      Петров схватил одной рукой граненый стаканчик, другой - соленый огурчик, выплеснул содержимое стаканчика в рот и с хрустом надкусил маринованный овощ.
     По телевизору показывали товарищескую встречу сборной России по футболу.
     Водка закончилась предсказуемо, но неожиданно. Как раз, когда наши пропустили гол.
     Антон достал откуда-то виски из дютифри. Налил в те же три граненых стаканчика.
     - Саша, уже поздно, -  раздался из комнаты голос Петровой.
     - Ну, на ход ноги, - Антон поднял левую руку со стаканчиком. Правая рука его была по-прежнему занята.
     Выпили на ход ноги.
     - Нет, - сказал Петров. - Сначала надо разгонную.
     Выпили разгонную. Танька уже не закусывала.
     - Т-теперь н-на псшок, - пытался говорить Петров.
     Антон едва поспевал наливать.
     - А вот, ик, т-теперь нахх ноги, - икал Петров.
     Антон открыл новую бутылку Саперави. Теперь они втроем только пили.
     Петрова уже завязывала шнурки на ботинках мужа, а он чокался с Антоном, и они хором из двух диких пьяных голосов кричали:
     - Зап-пороговая… Стрем-менная.… На ход  к-коня…
    
     Уже подходя к дому, освободившись от поддерживающей руки жены, Петров удивленно спросил:
     - А где Татьяна?
     Дома, раздевшись, укрывшись одеялом, Петров, обращаясь неизвестно к кому, произнес:
     - Он н-не хозяйский м-муж ражданки. Он со-жи-тель нахх.
     И сразу уснул, изредка всхрапывая и подергивая ножками.
     Петрова прошла в другую комнату, достала из портфеля стопку тетрадных листов с изложениями и только положила их на стол, как зазвонил телефон. Петрова взяла трубку.
     - Антон ушел, - из трубки хлынули рыдания.
     - Как ушел? Куда?
     - Не знаю… Я попросила его помочь мне с посудой, а он нахамил, надел куртку и ушел…
     - Не плачь, не плачь. Он на морозе остынет и придет, ни куда не денется.
     Некоторое время из трубки слышны были только всхлипы, вздохи.
     - Он такой ненадежный…
     Петрова включила торшер, выключила общий свет, села в кресло напротив письменного стола.
     - И-и на работе завал… баланс не сводится… начальник не доволен, - трубка всхлипнула. – Уйду я с этой работы.
     - Перестань. Ты же главный бухгалтер, и начальник ценит тебя. Вы же столько лет вместе работаете.…  Потом, в нашем возрасте уже не так просто найти работу…
     В трубке слышалось прерывистое дыхание:
     - Я думала, что Антон мне будет опорой. А он чуть что – сразу на лыжи. И-и… не работает толком. Даже хлеба не купит. И-и… все мне приходится делать.… А я, что – железная?
     - Не плачь, не плачь. Надо беречь себя.
     - Хоть бы дома порядок был…. А то ни дома, ни на работе…
     - Да все у тебя хорошо на работе. И почет, и зарплата, - Петрова посмотрела на стопку с изложениями. -  У нас в столовой питание сделали комплексное – сто двадцать пять рублей на пять дней. Я в дневники своему классу объявления наклеила. Шесть человек деньги сдали. Думаю – позвоню, расскажу родителям подробнее. Может еще, кто согласится. Звоню одной маме, говорю, так, мол, и так - порции маленькие, зато второе и напиток. А она мне: «У меня в кошельке – десять рублей, получила уведомление – сокращают, а младшенькому – четыре года…»
     Всхлипы в трубке прекратились:
     - И что дальше?
     - Не знаю. Парень хороший. Умница. Он матери сказал, что не хочет в школьной столовой кушать. Всё понимает. Сейчас закончит девятый класс …
     В трубке зашмыгали носом:
     - Да это я так, Марина. Поговорила с тобой и успокоилась. И Антон этот тоже… двенадцать сантиметров счастья…
 
     Петрова поставила трубку на базу. Взяла в руки первый листок. Из спальной доносилось пьяное похрапывание мужа…

     Позже, пробираясь в темноте к кровати, ступая босыми ногами по холодным плитам ламината, Петрова вспомнила:
     «Как там, в песне - «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»?»

ноябрь 2013

     /Автором использованы в тексте стихи из песен Наума Лисицы «Вальс в ритме дождя» и Олега Митяева «Изгиб гитары желтой»/