Рыжая

(Из серии "Знакомьтесь, Я Василий")
               
        Я часто прохожу мимо родильного дома. Выхожу с работы и вместо того, чтобы напрямик домой, делаю небольшой круг. Из любопытства ради. Нравится мне смотреть на новорожденных папаш, или, ещё ожидающих, своего рождения. Многие из них, в основном, ведут себя прилично. Медицина шагнула, образно говоря, в небо, и стащила оттуда долгожданную тайну. И уже, каждый желающий знает, на что он был способен.


Кто-то гордится собой, кто-то смирился. Против Него не попрёшь. Счёт не предъявишь. В общем, какое семя посеял, то и соберёшь. Но встречаются такие, которые, ну никак, успокоиться не могут. Вот и сегодня - сидит один бугай на скамейке в больничном сквере. Кулачищи, как три моих. Шварценеггер, одним словом. И плачет… как ребёнок.


Неправильно как-то. Верзила и ревёт. Ему бы в тёмном переулке появиться, так прохожие сами кошельки подносили. А он, ну прямо неудобно. А главное, не ему, а мне неудобно, за нас, мужиков. Остановился я поодаль. Наблюдаю. Любопытно, и что же за горе у мужика. Подумаешь, девка родилась. Потерпи немного, второй - парень будет. Или третий. Это уж как повезёт.


        Не выдержал я. Подошёл с опаской и, поборов робость, присел рядом на край. Кашлянул. Никакого внимания. Я ещё раз, с надрывом. Перестарался маленько. Закашлялся по настоящему. А он меня, хлоп по спине. Я и растянулся на земле. Извиняется, что перестарался. Руку подал. Помог сесть. Я быка - за рога. Говорю ему, чтобы не расстраивался. Как-то неприятно за свой мужской пол становится, глядя на него, ревущего. Я, конечно, это корректно ему высказал, осторожно. Кто его знает, шибанёт - не соберут и профессора.


А он:
"Люблю я жену свою". 
"Люби на здоровье. Кто же любимую в роддом провожает, как на похороны?" - говорю.
"Нельзя ей рожать. Врачи запретили. Сердце слабое. Но, не послушалась. Семья без дитяти, говорит, как птица без крыльев. Я с ней согласен" - разговорился мой сосед. И даже про слёзы забыл.

 
"Очень боюсь потерять её. Если помрёт – моя вина". 
"А как же" - подумалось мне: "Не соседа".
"Вот"- он достал фотографию.
На меня смотрела дурнушка. Рыжая, конопатая, с несоразмерными чертами лица. В общем, мимо пройдёшь с ускоренным шагом.
"Правда красивая?"- улыбается мужик.
"Угу"- промычал я, скрывая истину.


И снова стало мне стыдно за наш мужской, многострадальный род.
"И откуда берутся такие тюфяки?" - мелькнуло у меня в голове.
Но я благоразумно промолчал.
"Послушай" - завёлся мужик: "А как мы познакомились – не поверишь. Как в кино!"
Я пожалел уже себя. Это мне надо? Лучше бы прошёл мимо. Обречённо вздохнул и приготовился слушать.

 
        "Сижу я на берегу. Кругом идиллия. Птицы ещё спят. Комары тоже. Сижу, мечтаю о не пойманной щуке. И вдруг крик на противоположном берегу. Видно, кто-то тонет. Баба, по голосу видать. Кричит:
"Помогите! Помогите!" 
Кругом только я один и всё. Баста! Мне и спасать беднягу. Рубашку скинул. Штаны тоже. И... бултых в воду. Озерцо небольшое, до противоположного берега - минут пять.


Плыву, а в ушах крик о помощи не смолкает. Подплываю и вижу, стоит девка по пояс в воде, а на берегу бык её стережёт. Копытами землю гребёт, рогами мотает. И ревёт. До сих пор не могу понять, почему я его раньше не слышал? Может тихо ревел? А может утопающая перекричала?


Подплываю к ней с тыла, и мягко так говорю:
"Не бойся". А она, как взвизгнет от испуга, и бац в обморок. Я подхватил её на руки, чтоб и вправду не утонула. Смотрю на неё. Сердце застучало вдруг сильно-сильно, и как-то с перерывами. Погладил я её длинные солнечные волосы. А они, так плавно по воде... И прильнули к моей груди. И всё. Понял я, что случилось со мной нечто необычное.


Вижу, бегут к нам. Бык дёру дал. А я вынес свою русалку на берег. Положил на траву. И что-то нехорошо мне стало от приближающихся людей. Не зря, видно, парнокопытное исчезло. Соображаю я конечно медленно, но верно. Положат меня рядом с пострадавшей. Она очнётся, а вот я, может, уже и нет.


Сиганул снова в озеро, и к своей удочке - кролем. Вернулся домой. Есть не хочет. Пить тоже. Про телевизор забыл. Всё о ней думаю. Ночь промучился, а наутро к озеру. Обошёл его. Вижу - примерно в километре, село стоит. Я туда.


        Ни имени, ни фамилии не знаю. Хожу, во дворы заглядываю. Полдня прошло, а результата никакого. Сел около магазина. Стратегию выстраиваю. Ну нет её, этой стратегии. Пусто в голове. Тут подходят двое. Спрашивают, не я ли был вчера утром на озере? Уж больно похож. Я дураком прикинулся. Понятия не имею, о чём они. А что случилось у них?


"Да Катьку Рыжую хотел кто-то ограбить" - смеются. Разошлись мирно. Может, что и заподозрили, но виду не подали. Двое - не дюжина.
Снова пошёл по селу. Про Катьку Рыжую, спрашиваю. И такое ощущение, что одна девка на всё село. А последний юнец, так вообще,  вывел за околицу и пальцем тычет:
"Да, вон она, на дереве сидит. Суженного ждёт. Начиталась Грина. Чокнутая".


Смотрю, точно она. Солнечные волосы с плеч спускаются до пояса. Сидит на дубовом суку и куда-то вдаль смотрит пристально. Я наученный. С тыла решил не подходить. А то вдруг не поймаю. Беда будет. Обошёл незаметно лесочком и, как ни в чём не бывало, вышел медленно издалека, прямо по фронту её взгляда. И чувство нахлынуло на меня, что под снайперским прицелом вдруг очутился. Неуютно стало. Но мне ли робеть, если сердце о любви кричит?


       Иду прямо к ней. Она ротик припухший открыла. Вся замерла. Глазищами уставилась на меня. Ну точно, снайпер с двустволкой. Подхожу. Молчу. Не знаю, что и сказать суженной. Моя краля вдруг руки мне протягивает и так тихо, проникновенно говорит:
"Сними меня". Поймал её, как пушинку. Прижал к себе.
"Никому не отдам" - говорю ей: "Моя ты и всё."
С тех пор не расстаёмся. Мне без неё – как дому без окон. А на селе она действительно была знаменита".


        Дальше, как я понял из его продолжения, жена его чем-то похожа на того необузданного быка.
"Мать её мне рассказывала," – увлёкся мой новый знакомый:
"Ещё школьницей, достала где-то пионерский горн. И раньше, чем запоют петухи, каждое утро трубила на всё сонное село "Вставай! Вставай! Штанишки одевай!".


Через неделюБ окружили соседи её дом и ультимативно пригрозили вынести проклятый горн, чтобы его сжечь. Или сожгут дом. После длительной осады, подчинилась строптивая, мольбам матери. Вышла, с гордо поднятой головой, трубя:
"Врагу не сдаётся наш гордый Варяг…"


Еле оторвали её от этой тимуровской трубы. Растоптали горн враз и радостно разошлись. Так эта проказливая девчонка на следующий день залезла в клуб и стащила самую большую трубу. Но далеко не ушла. Поймали. И чтобы не было соблазна, весь духовой инструмент продали. Благо, он и так пылился. Музыкантов, кроме неё, на селе не было. А после такого случая и подавно не будет.


        А прошедшей зимой, она перепугала всё село. Прямо в канун Нового года. Привезло руководство ёлку. Поставили на площади в центре села. Нарядили гирляндами, игрушками. Народ к ёлке табуном валит, на традиционный новогодний карнавал. Кто чучелом нарядился, кто дедом морозом. То тут, то там, снегурочки мелькают. Было пару бабуёг. Один умник,  Кащеем нарядился. Правда, быстро замёрз в одной майке. Минус двадцать пять - не шутка. В общем весело. Смешно.


Праздник вот-вот наступит. Стрелки к двенадцати приближаются. И вдруг…  Из соседней улицы, прямо на площадь, выбегает медведь. А за ним, свора сельских собак. Все врассыпную. Мужики похватали детей на руки и дёру. Бабы в крик, и тоже за ними. Вмиг ёлка осталась в одиночестве. А собачья стая навалилась на мохнатого и давай рвать.


Вой. Хрип. Визг. Кто-то из ближних дворов вернулся с ружьем. И… ба-бах! B звёздное небо, чтоб собак отогнать, для пущего прицела по зверюге. С елки вмиг слетела половина наряда. А сама она вспыхнула. Вернее, не она, а бумажные украшения её. Промахнулся мужик. Не попал в небесную твердь.


Собаки, сволочи, не среагировали. Дерут, беднягу, за все конечности. Медведь визжит бабьим криком:
"Помогите!"
Повезло ему, что не пристрелили. Догадливый народ отогнал собак. Выволокли Катерину из медвежьей шкуры за рыжие волосы. Кто-то сильно шлёпнул её, и визг превратился в плачь.


Горящую ёлку потушить не смогли. Догорела пионерским зимним костром, на радость детям. А местный лесник, с трудом узнал своего медведя, много лет, мирно висевшего на стене, в сторожке. Всю ночь, на всё село, пьяно кричал он о моральном и материальном ущербе. Всё сокрушался, что это был последний экземпляр, живого грызли на всей земле.
 
                ***

        Вечерело. Больничный сквер незаметно опустел. Остались только мы. Сидим. Беседуем. Интересный парень оказался. Тронут я был его рассказом. Даже, признаюсь, жалко себя стало. Мне бы такую историю любви пережить.


Засветились окна родильного дома. Луна выкатилась на прогулку. Птицы в ветвях притихли. Изредка слышен протяжный скрежет трамвайных колёс на далёкий перекрёстках. Снова загрустил мой собеседник. Всё чаще стал вздыхать. Потом совсем замолк. Да и я устал. Поздно уже. Пора домой. Но что-то удерживало меня оставить его одного.

 
"Домой не собираешься?"- спрашиваю его.
Он мотнул головой:
"Куда я без неё. Она - мой дом".
Смотрим, бежит кто-то по аллее и прямо к нам. Пальто поверх белого халата.
"Кто тут из вас Илья?" – спрашивает женщина.
"Я" – насторожился мой знакомый.


Она скидывает пальто, снимает халат и ему подаёт.
"В боковую дверь. Второй этаж. Четвёртая дверь справа. Пять минут даю" – строго приказала она:
"И быстро назад, если не хочешь, чтобы меня уволили!" – крикнула вдогонку парню с белой косынкой на широких плечах.


Присела, запыхавшись, рядом:
"И вправду сказала, что ждёт её. Не поверила. А как совсем плохо стало, решила выскочить. Кто её знает? Может действительно настоящие мужики не перевелись".
"Что-то не так?" – спрашиваю с тревогой.
"Помирает," – жалостливо сказала она:
"Родила сына, а сама уходит. Попросила, чтобы мужа привела попрощаться. Сердце совсем надорвалось. Ну как я могу отказать?" - она махнула рукой:
"Если уволят, то Бог потом наградит. Он Глава всему, а не начальство".


Тут уже мне нехорошо стало. Что же это такое? Ждали радость, а приходит горе?
"Не верю!"- выкрикнул я.
"Что не верю, Мне?" – подскочила соседка.
"Да! – рявкнул я ей в лицо.
Она отшатнулась.
"Хам" – обиженно покачала женская голова:
"Хамло" – повторила голова, и повернулась ко мне затылком.


        Я остался один. Стою растерянный. И что это на меня нашло? Подошёл к злополучной боковой двери. Жду. Чего не знаю. Дёрнул за ручку. Открыта. Осторожно заглянул – темно. Вдруг слышу:
"Быстро покиньте медицинское учреждение! Не больница, а общая баня!"        "Доктор. Милый. Спаси её" – умоляет голос Ильи: "Я тебе всё отдам. Хочешь, жизнь отдам. Только спаси".

 
"Выйдите, молодой человек!" – кричит доктор.
"Я рабом к тебе на всю жизнь пойду. Только спаси," – не унимается мой товарищ: "Помоги. По-хорошему прошу", – дрожащий голос стал грозным.
"Что?" - взвизгнул врач: "Вон!"


        Снова сидим на лавке. Илья ревёт. Я тоже И зачем мне надо было зайти в этот парк? Сидел бы у телевизора. Но нет, сижу здесь. Ночью. Среди кустов и деревьев, рядом с человеком, которого утром ещё не знал. И плачу о рыжей, чужой жене, с которой даже незнаком. Что это на меня нашло? Чем помочь? Что делать?


"А давай помолимся" – вдруг говорю я:
"А что? Хуже не будет".
Илья поднял с колен голову. Посмотрел на меня:
"Верующий, что ли?".
"А кто меня знает? Наверное, да".
В ночной, больничной аллее благоговейно притихли тополя. А под ними стояли на коленях два мужика и молили Господа о спасении роженицы.

                ***

        Незаметно погасла луна. Утренний ветерок пробежался по нашим небритым лицам. Скользнул к верхушкам деревьев, зажигая их заревом восходящего солнца. А из больничного здания снова выскочила вчерашняя медсестра.
"Ребята" – кричит она, размахивая руками.
Подбежала, и как с пулемёта:
"Давление нормализовалось. Пульс стабильный. Температура в норме. Доктора откачивают друг-друга в ординаторской. Надеюсь, что выйдут сами, без посторонней помощи".


        Подхватил Илья её. Закружил, как ребёнка вокруг себя. Чмокнул в обе щёки и… передал мне. Я виновато склонил перед ней голову за вчерашнюю глупость.
Из её торопливого рассказа мы узнали, что доктор, с которым так нежно разговаривал Илья, поднял с постели главного врача, и они вдвоём, всю ночь, не отходили от несчастной. Два раза останавливалось сердце…
"Если бы не они" – всхлипнула сестричка.
"Если бы не ОН", - поправил я.
Все согласились.


        Мне вдруг захотелось снова взглянуть на фотографию. Илья с радостью протянул её мне.
Смотрю - красавица девица. Встретишь на улице – глаз не отведёшь. Повезло парню. Эх, мне бы такую. Только чуть-чуть постарше. Перевёл взгляд на медсестру. А что? Похожа!
"Замужем я," – отрезала та.
Не везёт. А может она врёт?
"Нет, я правду говорю. Замужем я…" – зарделась женщина.
И как она догадалась? Ума не приложу. Может все рыжие такие необычные?