Огненный ветер

Всё это началось так. В два часа ночи раздался сигнал тревоги. Я открыл глаза и вскочил с койки, зная, что мне в любом случае не светит остаться в расположении.
- Второй ход на выезд! – Оповестил по громкой связи наш диспетчер. Ну что ж, хоть первый сможет остаться и поспать. Пока я запрыгивал в боевую одежду, водитель Игорёк в диспетчерской забирал путёвку. Считанные мгновения – и наши сонно-взбудораженные лица уже в пожарной машине АЦ 8,0-40.
Включили мигалки, сирену, и помчались по территории горно-добывающего предприятия в сторону города. Городу всегда необходима поддержка – там всего то пара пожарных частей, в которых нет ни нормальных машин, ни положенного штата бойцов. Выключили сирену – чего орать то посреди ночи, на дорогах итак никого нет.
Для предприятия пожарная часть в первую очередь, а для людей в городе уже потом, да и то, в городских два человека: начальник караула и водитель. Как пожар, так они выезжают, часть запирают на замок и будь что будет. Это Россия, 21 век! А вот предприятию, так как оно выкачивает ресурсы и отправляет их за границу нужно обеспечить достойную пожарную охрану. Ну как достойную… Так, более менее вменяемую, но не отвечающую требованиям современной службы мирового стандарта.
Что говорить, у нас тут дыхательных аппаратов даже на всех не хватает. Где-то начальство отмыло денежку.
Едем минут двадцать – дальняя часть пригорода. Уже видим, как полыхает частный дом. Надеемся, что кто-то из городских опередил нас.
Спешим по кривым узким улочкам, пробиваемся через грязь и бурьян, подъезжаем к месту пожара и сразу сообщаем диспетчеру по рации. Выпрыгиваем из машины и вместе с Игорьком начинаем развёртывание. Вокруг стоят люди – все наблюдают, кто за буйством огня, оставившим дом уже без крыши, кто за нами. Городских пожарных нет, зато есть газовая, электрики, скорая вот она подъезжает… Странно, и как это они на газели из города позже нас приехали? Причина такая же, стало быть – машин и специалистов по пальцам можно пересчитать.
Начинаем сбивать пламя, вокруг люди сплетничают, обсуждают. Слышу обрывки слов, дескать алкаш тут живёт, нажрался и с сигаретой в руках заснул… От едкого дыма глаза слезятся, дышать тяжело, но к такому привык – по лету что ни день – то пожар. Игорёк вторым номером, и за машиной поглядывает, и мне помогает, чтоб рукав за всякий хлам не цеплялся, диспетчеру отвечает.
Гидранта в этой глуши нет, но наш восьмитонник до подкрепления продержится, мало того и пожар сами локализуем, останется только пролить водой то, что осталось от дома…
Мы тушим пожар и за этой сценой равнодушно наблюдают жители пригорода, кто-то смеётся, кто-то снимает на телефон… Я в боёвке хожу по углям, добиваю сполохи пламени, заодно проливаю, чувствую, сзади кто-то подходит, хрустит по углям.
- Сынок, дай я пройду, документы заберу. – Слышу шепелявую речь. Оборачиваюсь, а там существо стоит в майке и трусах с мутными глазами, в тапках, почти сплавившихся от жара. «Хозяин» - думаю я.
- Какие документы, мужик?! Там всё сгорело! – Объясняю ему. – Вон ванна одна стоит. Уйди отсюда, пока я не дотушил!
- А чего ж вы так долго едете, пожарные, а? – Продолжает он.
А я и не знаю, что ему ответить. Вроде пьян мужик, а вроде и немного соображает. Сказать, что государство его кинуло на всё про всё? Что пожарные части развалили, оставили только предприятиям? Про зарплату сказать, которой хватает, чтобы поесть немного и заплатить налоги? Или про то, что народ вообще, в принципе, никому не нужен и оставлен на вымирание?
- А какого хрена ты пьёшь как свинья?! – Поддался я гневу. – Нажрался, на хозяйство забил с концами! Обгаженный вон ходишь, не стираный…
- Ды я…
- Да ты… Руки ты опустил и сам опустился! Ну кто виноват, что дом твой сгорел? Государство тебя рабом делает, а ты и рад смириться. Оно на тебя плюёт, а ты горе палёнкой заливаешь.
Жаль мужика конечно стало: пьяница хоть, но без жилья остался. Где ему теперь жить? Есть ли у него родные, близкие? Или в теплотрассы теперь? К бомжам? К попрошайкам? У церкви милостыню просить? В шалаше лесном жить до заморозков? Или замёрзнуть где-нибудь, сгинуть, никем не замеченным?
Оглянулся минутой позже – мужика нет, только люди стоят вокруг, рты раззявили. Думаю, интересно, а доносы сейчас пишет кто-нибудь? Я ж тут возникаю, недовольный властью. Стукачи-то всегда есть – как бы на службе проблемы не начались.
Уставшие и удручённые возвращались в часть по утру. Затушили пожар сами – кроме нас никто не приехал, разобрали тлеющие руины, чтобы хозяева соседних домов ни о чём больше не беспокоились: дома их не загорятся, а про чужое горе можно спокойно забыть.
А вот мы не забываем, и недовольством копится гнев в наших сердцах. Гнев на разложение внизу и вверху. Гнев, оттого что мы, спасатели, выглядим клоунами. И я задаю себе вопрос: «Можем ли мы действительно защитить кого-то от пожаров и бедствий, или всё это только опиум для народа?».
Да можем, что тут говорить. Вот взорвётся предприятие – стянут все силы с области и не только, запылают торфяники, леса – тоже стянут. Государство в лице менеджеров и чиновников себя защитит с нашей помощью – оно готовило для этого почву.
Страшно жить в таком разобщённом мире, когда люди не осознают себя одним народом, который разделяет и радость и беды. Нас разобщили, разделили на кланы, группки, классы, и теперь мы ходим друг перед другом надувши губки. Теперь нас не интересует никакая беда, кроме нашей собственной – такими уродами стали многие люди самых что ни есть цивилизованных государств. Но при упоминании неумолимых законов государства любой цивилизованный уродец превращается в трясущуюся и податливую мразь, которой положено терпеть. 
Нас сменяет первый караул, мы разъезжаемся по домам, но самое интересное ждёт впереди. Не успеваю поесть и помыться, как раздаётся звонок на мобильный.
 - У нас сбор, приезжай. – Уныло сообщает диспетчер.
Еду обратно в часть. А там мне сообщают:
- Пожары начались, парень, по всей Руси. Алабама тебя не забудет. – Потряхивая жирными щеками, стебается начальник. – В общем, нужно отобрать команду, которая поедет тушить торфяники.
А нас, молодых и не женатых там три человека. Викинги молодых берегли, а троглодиты трусливо отправляют в ад.
- Если что, на вас хоть семья не висит. – Пытается объясниться майор.
«Ублюдок, - думаю я, - А от нас в случае чего даже потомства не останется».
Может, стукачи так быстро работают? Ну а те двое то причём? Макс и Леха редко когда возникают, покладистые вроде парни.
Сначала нас на областной пункт сбора отправляют, и смотрим мы – а там молодых совсем нет, все мужики в возрасте. Одни мы пестрим молодыми лицами и сержантскими погонами среди безпогонников.
- А вас то куда, пацаны?
- Да куда и вас, к чертям собачьим.
Мужики смеются.
- Мы и сами не знаем ещё куда нас.
А через день узнаём: во Владимирскую область, город Гусь-Хрустальный.
Что тут расписывать – ехали долго и угрюмо. Выехали на ночь глядя, а попали к назначенному месту рано утром через сутки.
Вся местность была задымлена, иногда ветер местами разгонял едкий туман, и мы лучше видели жизнь и быт вокруг. Разместились мы в лесном детском лагере, в котором, конечно же, детей не было. Зачем разместились там? Не знаю, наверное, затем, чтобы в случае пожара мы сообщили в оперативный штаб куда движется огонь, и сгорели.
В городе, такое ощущение, послевоенная жизнь. Заводы закрыты, кругом старое советское жильё, покосившиеся дома, универмаги какие-то как память о былом… Местами в городе нет асфальта, грунтовые дороги с колдобинами – мы тряслись в машинах как могли, держались, чтоб не вылететь в лобовое стекло. Кругом безработица, пьяных и бомжей тьма! Преступность высокая. Я, кажется, понял: здесь металлургической промышленности нет, горнодобывающих комплексов тоже. А большего для развития страны нам, видимо, и не нужно! У нас ещё, как ни крути, а здесь действительно преисподняя, ещё этот дым и огонь дополняют картину инферно.
В общем, передохнули мы немного, и к вечеру из штаба поступило распоряжение выдвинуться в западную часть пригорода, не дать пожарам подойти к городу и по возможности не допустить пожаров в пригороде.
Прибыли на место. Увидели скудные пожарные расчёты города, заливающие дымящую землю в нескольких метрах от старых изб и огородов.
Болотистый лес метрах в пятидесяти местами возгорался, но это было лишь следствие – внизу под землёй тлел торф, вездесущий на подмосковной земле.
- Ближе не суйтесь! – Кричал нам какой-то начкар. – Там провалитесь к е…ни матери!
Ну мы и не ехали дальше, остановились рядом, развернулись как следует, подключились к общей цепи водоснабжения от сельских гидрантов.
Проливать землю было нудно, но мы делали своё дело. Глядя на Макса и Лёху, я понял, что и на моём лице оседает эта инфернальная гарь чёрной пылью. Треск и шипение занимавшихся огнём деревьев, которые быстрее выгорали в корнях, становились нам неприятны.
Вскоре ветер в нашу сторону усилился, дым повалил гуще и лес стал полыхать по серьёзному, нагоняя страх на жителей своим неистовым рёвом. Огонь забрался выше – там ветер помогал ему неправдоподобно быстро распространяться на ещё не поражённые огнём макушки деревьев. Это был неудержимый огненный ветер, жгучие протуберанцы которого мы ощущали всем своим существом.
Мне не было страшно, скорее мной владела холодная отрешённость – я был готов бороться со стихией до последнего. Словно в насмешку моим мыслям, она решила показать, какая смерть нам светит.
Я не сразу понял, что произошло: услышал грохот, но мне казалось это частью стихийного рёва. Потом были крики, нет, скорее вопли невыносимых мучений. От дыма было трудно что-либо разглядеть, да ещё и сознание расплывалось от недостатка кислорода.
Справа, метрах в двадцати провалился под землю пожарный КамАЗ. Лёха увидел всё первым, он кричал нам, чтобы мы подтягивались на помощь. Мы и побежали с рукавами, чтобы хоть чем-то помочь, что ли… Мы не вполне осознавали, что нужно сделать в такой ситуации.
Крики заваленных раскалённым торфом не смолкали, они были душераздирающими и шокирующими, но мы двигались вперёд, пока вдруг не поняли, что земля под ногами стала податливой, как батут. Понимая, что двигаться дальше нельзя, мы остановились и как смогли, направили струи воды в образовавшуюся пылающую яму. Всё, что у нас получилось – это напустить больше пара. Яма пылала всё сильней, крики смолкли, но последний вскрик напоминал задыхающийся смех, отчего мне в этом жарком аду стало холодно.
- Назад! Уходим! – Не своим голосом позвал Макс. Мы понимали, что помогать больше некому, и нужно было сохранить ещё и свои жизни.
Мы бежали к своей машине, и я заметил подъезжающий к нам свежий пожарный расчёт. Надо было сообщить о потерях в штаб и предупредить вновь прибывших.
Прибывшие не вышли из машины, они вывалились, ибо были пьяны в стельку, и это виделось настоящей иронией судьбы. Почему они пьяны, думал я, когда вокруг такие бедствия? От безысходности бытия или от собственной лени и тупости? От страха, что их спину никто не прикроет или от презрения к тем, кто, сидя в богатых хоромах далеко отсюда, развлекаясь с женщинами и играя в покер, послал их в огонь на старинных повозках?
Макс докладывал в штаб о случившемся, мы с Лёхой стали тушить пожар с лафета, хотя я уже совсем не понимал, для чего я это делаю. Что могут сделать так мало людей? Над нами же просто смеются!
А потом они, эти жирные и похотливые существа, будут посмертно выдавать ордена тем погибшим…
Чуть не забыл, эти новоприбывшие недолго суетясь, решили последовать нашему примеру:
- Вась, давай тоже с лафета уе…м!
- Давай! А он у нас есть?
- Ды вроде есть…
Я засмеялся. От глупости и невыносимого абсурда. Эти мужики в возрасте не знали, а может, забыли просто, что у них на машине тоже есть лафет.
Мы их предупредили, чтоб далеко не лезли, рассказали о том, что случилось. Мужики не протрезвели, просто добавили, дескать, не первый случай уже далеко. А так – сами с усами, и вообще, поперёк батьки в пекло не лезьте типа.
- Мы сейчас тут… А вы поезжайте!
Самоотверженные. Себя не любят, и власть тоже, но товарищей, особенно молодых, как отцы берегут. Наверное, это по пьяни, а может, отголосок доброго и честного начала. В любом случае, мне их просто жаль.
Я не помню, когда это всё кончилось – времени прошло много. Ветер утих. К домам мы огонь не подпустили. Потом приехали военные, начали сооружать водопроводы, чтобы заливать всё водой по максимуму.
Мы приехали на ночлег, вот недавно помылись. Пора бы спать, да я всё пишу, остановиться не могу. Одно я знаю точно: мы не боимся трудностей, мы боремся за жизни людей, ликвидируем пожары. Это почётно для нас – мы держимся за эту идею, а в реальности предстаём игрушками в руках нерадивого и жестокого игрока. В этом мире капитализма мы – дешёвый товар. А если когда-либо станем дорогим, то это только ради прихоти олигарха, озабоченного своей безопасностью. В таком мире жизнь не для народа – она для преступников и предателей.
Решено! Вернёмся из командировки – и я увольняюсь. Больше ни в одну госструктуру. К чёрту эту западню, не хочу быть кирпичом в этой пирамиде жертвоприношений.
А теперь спать. Завтра снова борьба со стихией – надо набраться сил. Вернусь – будет о чём написать ещё.