Женькины истории. 31. Тихая гавань Элеоноры

  Навсегда умчалось в сказочную страну босоногое детство на трёхколёсном велосипеде, и на веки вечные, рассекая непоседу ветер, ушла в точку к горизонту бравая юность на чёрной, тридцать первой «Волге». Женька устал, ему так хотелось прибиться к тихой гавани и с верной и красивой «рыбачкой» зажить простой  человеческой жизнью. Родить детей, радоваться заурядным дням, находя в них счастье, покой и любовь.
30 декабря 1991 года, Женькин давнишний школьный товарищ, Андрей Копейкин, возвратился целым и невредимым из Югославии, где полтора года находился в составе Российских миротворческих сил. Поздно вечером, того же дня, он позвонил Женьке домой и радостно прокричал в трубку телефона: "Женька, я вернулся! Жду тебя к себе на Новый год на новой квартире в Горелках! Адрес ещё не забыл!?".
Андрей так радостно кричал, что Женька был просто обязан принять его приглашение. И он его принял. Ближе к вечеру 31 декабря 1991 года, Женька, в весёлом расположении духа, пришёл на квартиру школьного товарища, проживавшего на территории военного городка.
  Улица Гарнизонный проезд, а в народе она называлась просто «Гарнизонный», находилась за забором вертолётного полка, базирующегося на северной окраине Зареченского района Тулы. Там в основном проживали офицерские семьи и их близкие родственники. Это исконное военное место полностью унаследовало прежние черты гостеприимства, воинского благородства, любви к женщинам, и решительности защищать Родину и слабого. Эти качества сохранились от постройки аэродрома с 1935 года до наших дней. А во время Великой Отечественной войны кратно преумножились французскими лётчиками эскадрильи «Нормандия Неман», располагавшейся в военном городке, в начале сороковых годов прошлого века. Некоторую отчуждённость от единого целого городского ландшафта, жители «гарнизонного» компенсировали свежим воздухом, прогулками в домашней форме одежды по тротуарам микрорайона и фамильярными застольями по поводу всевозможных юбилеев, праздников и просто вечеринок без повода. Внутри большого людского муравейника царил своенравный эдем с законами и порядками военной направленности, которые ему придавали окраску и силу духа казачьей станицы приазовской низменности.
  Встреча давнишний школьных друзей, Женьки и Андрея, произвела фурор на его маму Людмилу Фёдоровну и соседей по лестничной площадке. Все восхищались внешними качествами и великодушным поведением Женьки, не выпускали из поля зрения бравого солдата Андрея с его мужественным лицом, повидавшим огонь, воду и прошедшим через медные трубы. Каждый, кто приходил на огонёк к Андрею старался выпить с ним и его товарищем «энное» количество крепких спиртных напитков и посчитать за честь обнять защитника Отечества вместе с его другом за широкие плечи, уронив скупую слезу за русских солдат, не вернувшихся из боя. С каждым приходом нового гостя слабела внутренняя воля виновников торжества и, наконец, эта ослабевшая воля сломалась, и улеглась беспозвоночными телами на диван в спальне Андрея Андреем, на кухонный кожаный уголок на кухне Андрея Женькой, забыв про наступающий Новый год.
- Элеонора, Тамара заходите ко мне в гости, Андрюша вернулся живой из Югославии!- громко крикнула Людмила Фёдоровна, в открытую фортку кухонного окна, увидев проходящих по тротуару двух местных девчонок. Женька с трудом открыл глаза и посмотрел на часы, было 10 часов 02 минуты, 1 января 1992 года.
- Вставайте кавалеры, к Вам сейчас дамы придут,- весело сказала мама Андрюхи и забегала по кухне, собирая на стол. И, правда, спустя минуту раздался звонок и с морозным воздухом, пробежавшим по полу кухни, в квартиру Копейкиных вошли две сказочные снегурочки. Щёчки были мандариновые, губки апельсиновые, глазки вишенки и с блёсками на ресничках. Искусственно и даже бодро держащиеся кавалеры, помогли раздеться гостьям, и с максимальным вниманием рассматривали милые лица загадочных существ. Поздравив друг друга с наступившим Новым годом, познакомились и, пройдя на кухню, всецело погрузились в ожидании сказочного чуда. Булькающая и скворчащая закуска в кастрюльках и сковородках, на горящих конфорках плиты, оповещала всех присутствующих о наступлении иной жизни, свежем витке взаимоотношений, новом восприятии грядущих глобальных перемен. Весёлая вдова Людмила Фёдоровна с казачьим говорком тараторила шутки-прибаутки, шевелила «вискозных» ухажёров, доставала ниоткуда «Тульский сувенир» и, разливая его в хрустальные рюмочки-сапожки, кричала: "Ура! С Новым годом, с новым счастьем!". Женька ухаживал за Элеонорой Левинсон, так звали его собеседницу, и ему было так приятно это делать, что он готов был кормить её с ложечки и поить из детского стаканчика, настолько «безжалостно» эта молодая чернявая снегурочка обожгла его холостое, истосковавшееся по женскому теплу, сердце. Вероятно Тамару Голуб, так звали вторую девушку, сидевшую по другую сторону от Женьки, этот факт сильно досаждал, дразнил её женское самолюбие, и она постоянно вмешивалась в разговор Женьки и Элеоноры, стараясь перетянуть внимание понравившегося ей молодого человека на себя. На «героя Югославии» она как-то не обращала должного внимания, хотя Андрей был педантичен и по-отцовски ласков. Бубновым тузом легла алкогольная масть на старую ослабевшую волю ребят и она, теряя вертикальное положение, приняла позу в виде печатного знака «параграф». Ухмыляясь и хихикая, воля магнитилась к любым горизонтальным поверхностям, становясь доброй и смешной. Окутав и парализовав «сонное сплетение» участка головного мозга, шалопутная масть уложила Женьку на кровать тёти Люси и, пригвоздив, распластала его на ней пятиконечной морской звездой. Женька просто-напросто напился и уснул.
  Сквозь зыбкий сон Женька почувствовал смелые прикосновения чьих-то прохладных рук к его мужскому достоинству. Ловкие и игривые руки ретиво вальсировали по головке и телу петушка, натирая ему неоперённые бока. Проводя кончиками пальцев по гладкому узенькому колечку вокруг мочеиспускательной дырочки, подушечки пальцев застенчиво и осторожно цепляли на себя прозрачную предвестницу мужского семени, оставляя мокрую размазню на кончике головки коричневатого петушка. Приподняв голову с подушки, Женька застал Тамару за столь пикантным занятием. Вывалив из бюстгальтера на Женькины ноги свои сиси, она маленькими ручками теребила податливого петушка, он поднимал головку и собрался, было прокукарекать, а Тамара, ловя момент и повернувшись к нему бочком, усердно пыталась впустить певуна в свои плюшевые пельмени. Женька с трудом сдержал «пение» птички, отводя руки Тамары от причинного места своей рукой. А она, в это время уверенно думала, что воплощает свой прожектёрский план в жизнь, пытаясь первой завладеть авторским правом на свободного мужика. Женька вдруг впервые за много лет, по-настоящему испугался того, что этот злополучный, не предумышленный поступок его измены Элеоноре с Тамарой,  может навсегда прекратить, их ещё так и не начавшиеся отношения, а Женьке, ой, как не хотелось этого.
- Ты что?
- Отстань от меня,- резким голосом оборвал её похотливые движения Женька, бросив на неё лапидарный взгляд. С пьяной улыбкой на губах она, скрепя сердцем прекратила своё одностороннее прямое домогательство, нехотя оставляя Женьку в покое, встала с кровати тёти Люси и разнузданно направилась к двери спальни.
- Чёрт знает, что эти бабы просто все сошли с ума на сексуальной почве.
- Из-за таких вот эротоманок и рушатся не сложившиеся ещё новые отношения,- шептал вслух возмущённый Женька.
- Хорошо, что никто, в том числе и Элеонора, нас не увидел,- подумал он,  вставая с кровати и выходя следом за Тамарой из спальни Людмилы Фёдоровны, застёгивая на ходу брюки и заправляя под ремень водолазку. А на кухне отряд не заметил потерю бойца, он голосил украинско-казачьи народные песни. Тётя Люся, Андрей и Элеонора обнявшись за плечи, раскачиваясь, наслаждались красивыми мелодиями, выдавая их мажорные аккорды на всеобщее обозрение, донося своё весёлое настроение до охочих ушей соседей. Потом весь этот «разгуляй» перешёл в зал квартиры и под медленную музыку Женька пригласил Элеонору на танец. Обняв её двумя руками за талию, Женька почувствовал душевное тепло женского тела, и ему хотелось сберечь его, сберечь этот столь редкий дар. Хотелось нежно прижимать чудесное создание к себе, как любимую детскую мягкую игрушку, делать ему, этому созданию, только приятное и искренне доброе. Музыка и их плавные, друг другу понятные, дополняющие движения в танце. Это всё и подсказывало Женьке, что вот она, та самая желанная и неповторимая, которую он так долго искал на протяжении многих лет. Склонив голову и прикоснувшись своими губами к волосам Элеоноры, Женька понял, что он влюбился в эту девушку, в эту женщину, в женщину своей долгожданной мечты. Мелкая приятная дрожь пронеслась по всему телу Женьки. Желание овладеть, но не ради похоти, а ради светлой и чистой страсти, Элеонорой охватило его воспалённый от нахлынувшего чувства мозг. Женька желал петь и плакать, смеяться и декламировать свои самые лучшие стихи о любви, да так откровенно, что его ноги и руки, уставший от паузы язык сами по себе легко двигались, порхали вкруг него, как самостоятельные индивидуальности, как независимые личности, имевшие своё собственное имя, отчество и фамилию. Женька рассказывал Элеоноре о себе, о своих увлечениях и друзьях, и ему вовсе не хотелось дурачить её всякими придуманными на ходу пустяковыми рассказами и словами. Он возник перед ней, перед своей богиней из своего внутреннего, случайно сохранённого, целомудренного потаённого мира по причине непомерной радости и неимоверного человеческого счастья.
А что Элеонора? А она, как умная девушка, отвечала ему полной взаимностью и откровенной не двусмысленной симпатией.
Пробежав несколько кругов по циферблату, стрелки часов подошли к полуночи. Как бы ни хотелось, а Новогоднее веселье подходило к своему завершению. Женька набрался храбрости и назначил Элеоноре свидание возле памятника Н. Рудневу 6 января в 18 часов. На что она охотно согласилась и с не покидающей её улыбкой удалилась из квартиры Андрея Копейкина, впустив на время в кухню погреться скулящий, замерзающий воздух, как бездомную и голодную собаку.
  Женька шёл пешком по ночной замёрзшей Туле. Одинокие прохожие и редкие пары, сутулясь, тяжело возвращались из шумных компаний. В морозном воздухе пахло бенгальскими огнями, горелыми петардами и Абхазскими мандаринами. Пройдя в забытьи расстояние от «Гарнизонного» до улицы Советская, за каких-то пятьдесят семь минут он, не переставая, думал об Элеоноре и жаркий огонь нечаянной радости, которую преподнесла ему судьба, а может даже и тётя Люся, горел внутри него и двигал им физически и духовно. Женька почувствовал потребность в жизни, нужду в любви, необходимость отдать всего себя безвозмездно любимому человеку. Гормон «счастья» эндорфин бурлил внутри передней доли его гипофиза и испарялся искрящимся паром с вспотевшей и раскрытой кудрявой головы.
Всю оставшуюся ночь ласковые мысли гладили его по голове и мурлыкали, залетая в уши, не давая заснуть, и все они были о прекрасной вчерашней знакомой. И всё же на вкрадчивом рассвете Женька крепко уснул со счастливой улыбкой на лице. Спустя шесть часов, он проснулся и первая, пришедшая ему в голову мысль, была об Элеоноре. Ему до такой степени не хватала её присутствия, что он быстро собрался и отправился к Андрею затем, чтобы через тётю Люсю узнать адрес Элеоноры и новогодним гостем вторгнуться в чарующие объятия той самой скромной «рыбачки», так долго ожидавшей его у тихой гавани.
*
Женька нажал на кнопку звонка квартиры Копейкиных.
- Кто там?- спросила Людмила Фёдоровна через закрытую дверь квартиры.
- Женька Шварц,- ответил Женька.
- А, Женя, что случилось?- спросила тётя Люся, открыв дверь.
- Тёть Люсь, я перепутал вчера мохеровые шарфы и надел шарф Элеоноры,- хитро сказал Женька.
- Как мне его вернуть владельцу?
- Вы не знаете её домашнего адреса?
- Знаю,- ответила Людмила Фёдоровна.
- Она проживает в Октябрьском посёлке на улице Карпова 123.
- Спасибо! Спасибо!- сказал Женька и выбежал из подъезда дама, оставляя  после себя на лестничной площадке только эхо благодарного слова.
Два раза позвонив в звонок дома 123 по улице Карпова, Женька сдерживал волнения и придумывал какую-нибудь отговорку, на случай непредвиденной ситуации и, как назло, ничего стоящего ему в голову не приходило. Но всё решилось само собой, когда дверь открыла Элеонора, и Женька с порога  ей сказал: "Здравствуй!".
- Привет,- с улыбкой ответила она.
- Я не мог так долго ждать шестого января, и вот я пришёл,- искренне произнёс он.
- Вот и хорошо, я очень рада,- сказала Элеонора и, взяв Женьку за руку, провела его в дом.
Они пили крепкий чай с вишнёвым вареньем, рассказывая друг другу весёлые истории из личной жизни, они были вместе, и им это нравилось.
На следующий день Женька после работы снова пришёл к Элеоноре и они, как два сизокрылых голубка ворковали за ароматным чаем с блинами, и так не натянуто шла их беседа, что создавалось впечатление о давнишнем знакомстве этой очаровательной пары. Все  январские вечера они проводили вместе: ходили в театр, в кино, просто гуляли по вечернему заснеженному Комсомольскому парку. И, наконец, первого февраля Женька, впервые, поцеловал Элеонору.
- Ах, какой это был поцелуй!- я вам сейчас расскажу.
Не поцелуй, а мармелад в шоколаде, не губы девушки, а сочные персики в сахарной пудре, не ласковый и нежный язычок во рту, а тёплая и свежая ванильная пастила, нет, скорее всего - вот что это был за поцелуй.
Во-первых: дрожащие девичьи плечи и томно закрывшиеся от наслаждения две пары глаз. Во-вторых: учащённое жаркое дыхание и крепкие объятия друг друга. В-третьих: робкое и изнеженное прикосновение к упругой груди. В-четвёртых: трепетный шёпот сладких слов и лёгкое касание мужских губ к женским ушкам. Вот теперь, наверняка, всем стало понятно.
Чем больше времени Женька проводил с Элеонорой, тем сильнее им овладевала любовная страсть к ней. Но Женька так дорожил своей избранницей, что оскорбить её, доставить ей боль он не мог, не имел права. Женька любил Элеонору и надеялся, что и она к нему тоже не равнодушна. Он предоставил Элеоноре самой решиться на высший любовный шаг, если она посчитает, что это им обоим необходимо.
Слухи о том, что дочь встречается с молодым человеком, донеслись до мамы Элеоноры и она, как всякая мать, как-то вечером приехала из деревни повидаться с ней. Проведя весь вечер в кругу молодой пары, она успокоилась, одобрила выбор дочери и на следующий день уехала, с чувством радости за её судьбу.
Торжествующая и захватывающая дух карусель, кружила двух влюблённых по цветным просторам их чистых отношений. Всё вокруг них восторженно и празднично сияло калейдоскопом дней, они были одни целым, одной неделимой сердцевиной, одной основополагающей частью своего большого и всемогущего мира, мира любви и взаимоуважения.
Очередной раз, вернувшись с мороза в тёплый уютный дом, Элеонора и Женька, быстро скинули верхнюю одежду и, потирая замёрзшие раскрасневшиеся щёки и руки, принялись вместе готовить ужин. Согревшись и получив положительный заряд энергии от чудного, вкусного ужина, они прилегли на разложенный диван и включили телевизор. Пушистым котёнком Элеонора прижималась к груди Женьки, уложив голову на предплечье, и нежно когтила его шею ноготками балетных пальчиков. Женька воссиял прелюдией сердечного рокота и ласково, скорее осторожно провёл Элеоноре по груди рукой, и она робко сказала: "Да".
Не навязчиво и застенчиво, словно боясь разбить хрустальную дорогую вазу, Женька, дрожа от волнения, снимал хрупкие лепестки с бутона целомудренной розы, шипы которой стали мягкими и пушистыми, как парашюты одуванчика. Лилея жгучий свет её карих глаз, целовал жаркие, вкусные губы, скользя лаконичным и не развратным языком ниже по подбородку к шее, и затем остановился на сомкнутых светло-терракотовых персях. Зарницей вспыхнула сладкая заноза, заполняя собой эспланаду, между крепостью Элеоноры и бурлящим городом Женьки, приближая и затягивая их ароматом звуков и осязанием тёплой кожи, вкусами запахов и ощущением шумного, яркого света. Парадигма обыденной речи трансформировалась в приятный шепоток, от него хотелось плакать, и это была счастливая радость, сквозь сладкие слёзы. Над апофеозом страстей воцарился лик настоящей любви, любви человеческой, крепкой и правдивой. Белый лунный свет струился между ними и ласкал их тела волшебной палочкой эльфа, проникая бережно в плюшевые долины не земной прекрасной феи.
  На следующее утро они проснулись, обнявшись, и Женька, сказал Элеоноре, что он её очень сильно любит и поэтому посвящает ей своё стихотворение, которое он сочинил этой ночью во сне и назвал его «Подай мне руку». Он немного помолчал, собрался мыслями и спокойным, уравновешенным голосом приступил к дарению стихотворного произведения своему дорогому и любимому человеку.

«Подай мне руку»

Подай мне руку, я на цыпочках пройду
По шаткому карнизу этой бренной жизни.
Держи меня и я пройду, не упаду
От воскресения до неизбежной тризны.

И не качается теперь, как палуба, моя
Дорога, а потому, что ты и есть опора.
Нас унесёт с тобой за тёплые моря
Наш яркий свет и пение невидимого хора.

Подай мне руку, я передам тебе своё тепло,
Мне ничего не жаль, возьми, что хочешь.
На скользкий пол расплавленное капает стекло
Из глаз моих, от радости, что ты меня не хочешь,

Что ты не хочешь, потерять свою судьбу,
Напетую святыми, в назидание всему живому.
А в небе голубом для нас летает марабу,
Он машет крыльями и приглашает к дому.

Я открываю сердцем дверь, иди за мной!
Не оборачивайся в пустоту, она того не стоит!
Мы словно дети первозданные перед грозой,
Мы наше счастье, только начинаем строить.

Мы раскрываем дивно души чистые свои
Тому, кто предан мыслям, вере, сердцу.
Тому, кто жизнь познал, как Сальвадор Дали,
Безумством воли, в глобус мира, открывая дверцу!

26 февраля Женька пришёл с работы  к  Элеоноре домой и остался с ней навсегда. А 25 марта 1992 года они поженились, и 21 декабря, того же года, у них родилась славная дочка, которую они назвали Янина. Так образовалась новая семья из трёх человек, каждый из которых был, любим двумя другими и счастлив за двух других самых ему любимых и дорогих  людей, потому, что они есть у него. Быстро прошёл счастливый 1993 год. Дочка подрастала, дружная семья работала и училась, радовалась и грустила, смеялась и плакала. Словом жила обычной семейной жизнью, какой живёт большинство простых людей.
В одно прекрасное время, в ночь с четверга на пятницу, в начале 1994-го года, Женьке приснился весьма странный сон. Ему снилось, что к нему в  спальную комнату явился тот самый Марк Шагал. Он был одет так же, как и много лет назад, в чёрный фрак, со скрипкой и смычком в руках и, ткнув его острым смычком в грудь, сказал: "Женька Шварц, жди скорого известия. Тебя хотят видеть твои родственники". Он засмеялся, и на зелёном лице его растянулась белозубая улыбка.
И, правда, по прошествии трёх суток на имя Евгения Семёновича Шварца пришло письмо от его двоюродного брата, по линии матери, Бориса Бецмана. Он приглашал приехать Женьку с семьёй в Израиль для ведения совместного бизнеса. Борис изложил кратко суть дела, предлагал принять небольшую жилплощадь, доставшуюся по завещанию от тёти Эммы Женьке в наследство. (далее в письме были личные просьбы и воспоминания, касающиеся только Женьку и Бориса). Предложение было очень заманчивым и, подумав несколько дней, взвесив все «за» и «против», Женька решился на рискованный шаг. Так в феврале 1994 года, поклонившись на прощание в пояс родителям и земле его родившей, Женька с семьёй, пересекая границы нескольких государств, прибыл на историческую Родину.