Невыдуманная история

               


     Честно скажу, я никогда не мог понять, что за разновидность тараканов бегает в голове у женщин? Ну точно, не наша, не земная, а, может быть даже, какая-нибудь марсианская. Особенно если это касается судебных работниц.
      Вот был у меня, к примеру, такой случай в жизни.
     Привлекают меня к уголовной ответственности в составе, по их формулировкам, устойчивой преступной группы, за кражи машин, при этом, представляя мою скромную персону в роли организатора. Доказательств никаких, дело не состыковано еще на стадии следствия, но есть установка сверху, из УВД, которое, собственно, с грехом пополам и с третьей попытки спихнуло его в суд, меня  прочих упрятать за колючую проволоку во что бы то ни стало и как можно на дольше; а значит не оправдают это было по определению ясно,  потому как все наши силовые ведомства всегда работают сообща, ну что карточные шулера, разводящие лоха на бабки. А тут еще адвокат у меня – дурак - дураком, вместо того, чтобы к судье, как к одинокой  женщине, подход найти и по кавалерски  подмазаться, приблизившись на кошачьих лапах, постоянно ее, выводя из себя всякими грубыми заявлениями, буквально до кандрашки доводит. Так что она его уже ни слышать, ни видеть  не может. И сколько я ему не объясняю, чтобы  он сменил тон и не накалял атмосферу, ибо это ж не надо быть семи пядей во лбу и обладать природной прозорливостью, чтобы понять, что такое его вызывающее поведение, на мне же потом в первую очередь, в приговоре и отразится, все одно, этот телок упертый, гнет и гнет свою линию, выражаясь по солжениценски, пытаясь бодаться с дубом.
        Так оно, как я и предполагал, и получилось: «впаяли» мне девять лет. Вот так вот ни за что ни про что и, как заявил прокурор, запрашивая аж  десять, «с учетом личности». Нормально, думаю; и что теперь делать, даже не знаю?Адвокат, конечно, ерепенится, говорит, что будем писать и туда и сюда, но я-то уже, по предыдущему опыту, наперед вижу, что все это бесполезно, а потому едва сдерживаю себя, чтобы не послать его на нервах  куда подальше.
         Пусть все же, решаю, напишет «касачку», а тогда уж…
          - С протоколом судебного заседания знакомиться будете? – спрашивает меня и остальных фигурантов обвинительного вердикта, подошедшая к клетке, секретарша Оля.
          - Будем, - не много посовещавшись, выражаем мы коллективное мнение.
          После чего, в условленный день, нас опять привозят из изолятора в судебный подвал, где и начинается вся эта «тарабарщина», рассчитанная на трое суток. С утра до вечера. Смысл? Для нас, попросту убить время: ведь с учетом того, как не скоро мы теперь освободимся, оно у нас практически не поддается исчислению и приравнивается к вечности. А для карательного органа – это самая что ни на есть обыкновенная формальность, призванная показать, что, дескать, все было сделано по закону и даже все наши замечания, по протоколу, были устранены своевременно. Хотя одно то, что он, предоставленный нам  для ознакомления, был уже подшит к томам уголовного дела, красноречивейшим образом говорило о том, что никто этого и не собирался делать. Все могущие пойти нам в дальнейшем, по мере обжалования, на пользу позитивные моменты там отсутствовали, а, во время разбирательства, заносился, сознательно, один негатив, как по кальке, переведенный со страниц, высосанного из пальца следователем, обвинительного заключения; а самого судебного заседания как бы и не было.
         - Вот мой адвокат, на процессе, утверждал, что лично слышал, как судья, еще задолго до окончания слушаний, сообщила ему сколько мне дадут лет, а почему это тут не зафиксировано? – интересуюсь я у бдительно контролирующей нас, через решетку отсекателя, секретарши Оли, которой давно уже от нечего делать строю глазки.         - Не надо, - отрезает она без апелляционно.
         - И вот этого нет, и вот этого… , - добавляют мои, крутящиеся рядом, товарищи по несчастью и означенные силовиками подельники. Но их она даже не удостаивает вниманием, удобно устроившись на стульчике напротив и попивая чаек с шоколадными конфетами, как у себя дома. С ума сойти можно. И не стошнит же…
          До чего же все таки бывают бесчувственными люди.
         А тут хоть волком вой от бессилия.
         Ну не блеять же, в самом деле, если из тебя сознательно сделали, в который раз, козла отпущения.                                Вот  вы бы что стали делать, оказавшись в таком незавидном положении? Молчите. Ну и я, на какое-то время, как бы растерялся даже. Зато мои бессменные, на  этом фатальном  отрезке существования, товарищи Саша и Сережа, не опустили в отчаянии руки, а принялись, пользуясь тем, что я сам не подозревая о том, отвлекаю приставленную за нами приглядывать «секретутку», рвать из двух последних томов, содержащего, как это уже уточнялось, и протокол судебного заседания, уголовного дела, все представляющие мало-мальскую юридическую ценность официальные бумажки. А, стало быть, и я был к этому причастен – промолчал же! Единственно расстраивало, что эта, плохо справлявшаяся с функцией надзирателя, судебная стенографистка, несмотря на все мои просьбы, отказалась дать нам до кучи «ознакомиться» с первыми томами, где и хранились наиболее ценные документы.
          А так бы мы все стопроцентно ушли домой, прямо с кассационного рассмотрения.
          Ну хоть шума наделали и то приятно.
          Ольге за это, безусловно, сильно попало. Однако, из суда, за такую очевидную халатность, не выгнали - вероятно, учли то, как она, уже на протяжении многих лет, по собачьи преданно помогает судьям сажать, включая нас, ни в чем неповинных граждан, работая на руку обвинению.
           Я и не предполагал, что так сильно вскружу ей голову, отпуская самые что ни на есть дежурные комплименты. Ведь пока не вскрылась вся эта наша, вышеописанная проделка с уничтожением липового, но, однако же, прошедшего на ура, компромата, она, оказывается, даже к маме моей домой, имея доступ к адресным данным, с бутылкой вина в гости ходила, дабы познакомится поближе и поставить ее в известность о том, что она собирается меня ждать из мест лишения свободы, как преданнейшая невеста. Подумать только, сама же приняла непосредственное участие в том, чтобы устроить мне, скажем так, «билет в один конец», а параллельно , как в насмешку, воспылала, к своей фактически жертве, чуть-ли не декабристской любовью. Ну не дура, а? Хотя кто их поймет этих баб, с однозначно водящимися у них под черепной коробкой инопланетными насекомыми.
            Прошло много лет, по моим представлениям, как я уже указывал прежде в рассказе, целая вечность. Я сменил несколько лагерей, в связи с тем, что никому из начальников, я был такой, не спокойный подопечный, не нужен! С приговором-то я не смирился, продолжая писать жалобы во все инстанции, доказывая незаконность своего осуждения. Даже сайт себе, найдя выход на правозащитников, умудрился открыть в интернете, чем, опять же таки, наделал много шуму и прославился как первый российский зэк отважившийся на это. «WEB  - урка», сразу же нарек меня «Московский комсомолец», прознав о данном факте. «Еще бы толк был», как поговаривала моя мама – ведь дело то так и не пересмотрели, а сидеть мне пришлось до конца срока, а все потому что администрации – всеми силами отпихивающихся от меня, что от смертельного врага – колоний, в тоже самое время, вопреки логики и здравому смыслу, в отместку сделав из меня нарушителя, дорожку мне для выхода по УДО, тем самым, окончательно перекрыли.
         В результате, я чуть не сдох, перед самым освобождением, подхватив воспаление легких, в одной из последних зон.
          Видно, есть у меня на небе свой Ангел-хранитель, да и моя мама, по ее заверениям, изо дня в день, усиленно вымаливала милости ко мне у Бога.
          Об Ольге, судебной секретарше, я, как не трудно догадаться, даже и не вспоминал. Да и она сама, после того как выяснилось, что я и другие, элементарно подставил ее, никаких попыток связаться со мною не делала.
           Было одно или два, точно уж не скажу теперь, по прошествии лет, любовных письма от нее, пришедших мне еще в тюрьму, незадолго до начала апелляционного рассмотрения, да только они все относились к той, первой, романтической фазе нашего контактирования и пока она еще не догадывалась о том, что за этим скрывается в действительности.
             И вот я в конце концов освобождаюсь, валяюсь, в один из вечеров, дома на диване, слушаю радиостанцию «Эхо Москвы», всеми мыслями устремляясь в будущее. А тут – надо же! – звонок из прошлого. Мама несет мне телефонную трубку, со словами: «Тебя спрашивает какая-то Оля» (очевидно, та ей не представилась – память то у моей дорогой родительницы, невзирая на преклонный возраст, была еще хорошая).
            - Какая Оля? – не возьму я в толк вначале.
            - Из суда. Давай увидимся.
             Хоть стой, хоть падай, в общем. Я, совладав с эмоциями, из вежливости взял у нее номер ее телефона, пообещав перезвонить, при первой же возможности и что, естественно, позабыл сделать. Догадываетесь почему? Объясню, если нет вдруг. Все очень просто: это у нее в голове марсианские тараканы – необычные, а у меня-то наши, земные и привычные, которые всем своим существом не желают встречи с теми, для них получается, чужеродными. Ну а как идти против своей природы, если даже эта самая Оля, как женщина, весьма и весьма привлекательная особа.
           - До судьи уже, из помощниц, как я слышала, выслужилась. – Имея ее ввиду, уточняет мне мама.
            - Да на здоровье. Если еще раз позвонит, то скажи, что меня нет дома. Разумеется, на Катю, Свету, Таню, Машу и Алену – это не распространяется. И дело отнюдь не в том, кто они по профессии…
                Июль 2010 г. Тольятти