Скальпель

Скальпель.

Старый скальпель почти с двадцатилетним стажем, лежал в стерилизаторе, среди таких же блестящих, как он инструментов. Здесь были ножницы и зажимы, острозубые крючки и крючки со странными названием Фарабефы. Они, наверное, очень гордились своим иностранным, скорее итальянским происхождением. Он лежал тихо и спокойно. Никогда не кичась своей ответственной работы. Хотя больше всех знал и больше всех волновался. Он знал всех хирургов и старых и молодых. Знал и кичливого доцента с кафедры, небрежно откинувшего его в сторону. Он не любил его, появлявшегося в операционной раз или два в год. Не любил его нетерпеливых и порой небрежных рук, и нервного подергивания. Он был уверен в своей остроте. Больше всех любил нежные неторопливые руки Олега, и чувствовал его сердечную теплоту и  уверенность даже сквозь перчаточную резину. Он всегда жалел ткани и рассекал их тонко и нежно, стараясь как бы не сделать им больно. Хорошо знал степенного и добродушного зав отделением. Относился к нему с уважением, даже с некоторым подобострастием, И когда лежал на операционном столике, подмигивал ему нежным солнечным зайчиком. Он будто хотел обрадовать его своей зеркальной чистотой. Помнил Сашку, его вечно трясущиеся руки, толи от пьянки, толи от нервного напряжения. Он жалел его и хотел помочь в чем то. Знал, что от него ушла жена и тот остался один в квартире, где все замерло с уходом веселых и жизнерадостных Сашки и Иринки. Откровенно говоря, он не любил его жену, не любил ее надменность и наигранную улыбку. Он помнил и тот роковой день. Когда молодого паренька увезли из операционной, накрыв с головой, и оттого страшно белой простыней. После Молодой доктор уехал в другой город, а сестра Люба долго стояла лицом к стене, уткнувшись в операционный костюм, изредка  вздрагивая плечами. Он осознавал, что в чем то виноват. Он не умел плакать, не было слез. Лежал и думал. Он думал о заслуженном отдыхе. Он не устал. Но чувствовал,  как его нержавеющее сердце пронизывали болезненные червоточины.
1989г Новокузнецк  первичка.