Кровь художника

 Он был немолодым уже художником.
   как и многих других художников, полностью отдающих себя своему делу и не имеющих другого источника пропитания, кроме собственного таланта, его часто можно было видеть на бульваре имени Пушкина, где, вдоль низенького бордюра, неизменно стояли несколько его картин.
   Он рисовал город.
   Он жил в этом городе и рисовал то, что - так неожиданно и так восторженно, открывал в нем.
   Иногда это был яркий цветок в свкжей зеленой траве, на фоне уходящих в небеса и за горизонт зданий из стекла и бетона. Иногда - река, сияющая солнечными бликами на волнах и отражающая старый мост с ажурными чугунными перилами. Или это могла быть церковь, купающаяся в лучах поднимавшегося за ее куполами солнца...
  Его картины были необыкновенно светлы и возвышенны и потому он считался талантливым - и это признавали и его соседи по ремеслу и те, кто покупал его полотна.
   Но ведь картины - это не пряники и не живые раки - и потому жудожник считал необыкновенной удачей, если в воскресенье мог продать одну-две.
   В тот день, когда он повстречал эту покупательницу, он уже продал одну из своих картин - это была картина, изображавшая колокольню городского собора с багряным закатным лучом, будто, пронзившим ее и задевшим бок колокола; было еще только десять часов дня и до конца этой еженедельной воскресной выставки-продажи он надеялся продать еще одну. По его мнению, этот солнечный воскресный день начался великолепно, таким ему и надлежало быть...
   Исполненный самых радужных ожиданий, он перешагнул через рядок рам с холстами и, повернувшись спиной к бульвару, окинул взглядом свои картины...
   Одна из них изображала солнце. восходящее над еще спящей городской окраиной, с полем, лесополосой и неплотно расставленными частными домаи - не новомодными богатыми коттеджами, а теми, одноэтажными, такими  уютными, что они казались одушевленными...
   Вторая картина изображала девочку, рисовавшую что-то мелком на асфальте. Девочка была одета в школьное платье, мелок в ее руке был розовым и сами пальцы в пыли мелка были розовыми и все было резко, без теней, очерчено, потому, что солнце на этой картине уже заслонила большая, серебрянно-серая и какая-то совсем не грозная грозовая туча...
   Художник разглядывал свои картны, когда за его спиной звонкий девичий голос произнес: "Ой, как красиво! А можно, я куплю у вас ту, с дкевочкой?".
   Он обернулся - степенно, как и подобает немолодому уже человеку искусства - и увидел перед собой миловидную девушку, которая сама, казалось, состояла вся из света и радости...
   Он не мог не улыбнуться навстречу ее улыбке и, конечно же, ответил ей: "Милая девушка, конечно же, любую из моих картин вы можете купить. И тут все знают, что я не беру дорого...".
   И, конечно же, он продал этому светлому созданию картину с девочкой и подумал о том, что, наверное, сделал ее еще радостнее... И о том, что день, дейстыительно, великолепный...
   В следующее воскресенье он снова вышел на бульвар, чтобы продать еще две свои картиныы.
   И вновь он увидел ту девушку, но теперь увидел издали, она куда-то торопилась и не орстанавливалась перед рядами картин.
   он проводил ее взглядом, невольно залюбовавшись молодостью, красотой, энергией движений этой девушки... казалось, мимо, в ореоле подсвеченных солнцем светлых кудрявых волос, прошла сама Весна...
   Потом, спустя несколько недель, когда он не видел ее на бульваре, он начал уже забывать о ней...
   Но однажды к нему подошел мужчина.
   Молодой, строгий, одетый в милицейскую форму.
   Мужчина предстваился: "Петр Градов, патрульно-постовая служба. Григорий Иванович Фомин - это вы?",
   Художник ответил: "Да, должен согласиться с вами - это я. ак что случилось?".
   Милиционер сказал: "я - брат одной вашей покупательницы. Она... Маша хочет попросить вас нарисовать картину - восход и белые розы. она не рассказывала мнеп, как это должно быть, она ведь не художник... она хотела увидеться с вами лично, но, к сождалению, она сейчас прикована к постели...".
   "Она заболела?" - поинтересовался художник.
   "Нет, она раненап. Моя сестра - оперуполномоченный в нашема РОВД, ее ранил вооруженный пьяный псих. " - пояснил Петр Градов.
   И тут же, смутившись, проговорил: "Простите... Зачем вам все это было знать...".
  "О нет!" возразил ему художник. И сказал: "Я видел, какой радостный и возвышенный человек ваша сестра. И я, конечно, нарисую для нее эту картину. И - передайте ей - я даже не возьму денег...  Возможно, эта картина добавит ей еще немного хороших эмоция, а хорошие эмоции - это лекарство, они помогают выздоравливать. Так и передайте ей.".
   Милиционер улыбнулся, поправляя фуражку, и сказал: "хорошо, я передам. А когда может быть готово ваше лекарство?".
   "Через три недели, вас устроит?" - ответил художник.
   Милицонер сказал: "Вполен, учитывая, что это - искусство.".
   ...Утром следующего же дня художник взял совй цифровой фотоаппарат, краски, холст и мольберт и отправился искать в городе место, где он мог бы найти подходящую натуру.  И его творческая память не подвела его - он нашел такое место у старой проходной одного из заводов...
   Он сделал несколько снимков, расставил деревянные ного мольберта, закрепил на нем холст и сделал первый набросок будущей картины...
   Сделав этот набросок, он сложил мольберт и отправился домой.
   там он обработал на компьютере снимки из своего фотоаппарата и выбрал из них один, который наиболее полно передавал цвета, которых еще не было на наброске, но которые долэны были лечь на будущую картину.
   Впереди было три недели...
  Он рисовал эту картину кропотливо, терпеливво, удостоверяясь, что каждый мазок, каждая линия, каждый шьрих нанесены безукоризненно верно...  Он хотел создать картину такой, чтобы она понравилась той раненной девушке.
   И каждый день в картину добавлялось что-то, положенное именно этой картине.  И каждый день приближал картину к окончательному завершению...
   И вот осталось всего три дня. И всего один участок картины не выглядел еще так, как хотел и как добивался хуудожник.
   Ни одна краска не подходила для этого участка картины, не могла передать цветную тень, отбрасываемую белым, чуть розоватым, подсвеченным солнечным лучом, лепестком розы на соседний цветок...
   А картина требовала завершения, она была почти уже готова и художник чувствовал, что даже подправлять ее не придется...
   Оставалось всего три дня - и два из них художник провел в раздумьях и смещиваниях красок...
   Вечером второго дня он нечаянно порезался, неосторожно проведя ребром ладони по краю холста одной из своих еще не вставленных в раму картин - и капелька крови брызнула на холст - и застыла на нем ржаво вищневой точкой...  И художник, глядя на эту точку, вдруг, понял, что именно этот цвает ему нужно смиешать с белым, чтобыв получилось то, что нужно. Но такой краски у него не было. и не было времени для ее поиска, времени для раздумий...
   Он набрал номер знакомого врача и пояснил ему ситуацию...
   И, конечно же, врач приезхал и он был изумлен просьбой художника и, возможно. про себя он и крутил пальцем у виска, считая, что немолодой творец, как и многие творческие людт, "со странностями"...
   Но он промолчал.
   И наполненный кровью художника шприц перенес эту кровь в большое стеклянное блюдце. И вскоре художник нанес на полотно последние штрихи...
    А к вечеру третьего дня ы дверь его скромной квартиры на шестом этаже старого, "сталинской" постройки, дома, позвонили.
   Художник, глядя в дверной глазок, спросил: "Кто там?".
   И услышал в ответ: "Петр Градов. Я пришел за картиной.".
   Григорий Иванович Фомин открыл дверь и впустил милиционера.
   Петр Градов, пройдя в квартиру и заперев за собой дверь, смущенно, и от того тнеловко, подал художнику деньги.
   Но тот, строго и наставительно, сказал: "Молодой человек...
    Я не торговец, я  художник. И, хотя в наш бестолковый и скаредный век деньги играют важную роль в жизни человека,  в этой жизни бывают моменты. когда деньги теряют свое значение...  Я родился намного раньше вас. молодой человек, и научился ценить, кроме денег, еще и простое человеческое тепло. именно поэтому я поступил именно в художественный колледж, а не в торговый университет... Кстати, как поживает ваша сестра?",
   Милиционер ответил на его вопрос: "маша поправляется. Ее уже отпустили из больницы домой.... Но, конечно, до полного оздоровления пройдет еще много времени. ".
   Художник помолчал, затем спросил: "Могу ли я проведать ее?".
   Петр Градов ответил: "Да, вы можете сами вручить ей картину. Моя машина у подьезда, я отвезу вас. Пойдемте.".
   И художник свернул в свиток и перевязал тонкой розовой ленточкой картину и они вышли во двор и художник сел в машину Градова, бережно держа свернутую картину на коленях...
  Они подъехали к увитому старым виноградом одноэтажному дому на окраине города.
   Петр Градов остановил машину у ворот, отпер калитку и они с художником вошли во двор...
   ...Как и говорил милиционер, его сестра была еще прикована к постели слабостью и не прошедшей еще блью.
   Но она узнала художника и тепло улыбнулась ему...
   Ей понравилась картина.
   А пожилому художнику понравился чай с черным хлебом, намазанным светлым и душистым майским медом, который они втроем пили за перенесенным к постели раненной девушки овальном столом, накрытым белой в клеточку скатертью... И еще понравился запах сирени, вливавшийся сквозь открыытое окно...
   Поздним уже вечером, почти ночью, Петр Градов отвез художника к нему домой...
  И снова шло время...
   выходя по воскресеньям на бульвар имени Пушкина, немолодой живописец не встречал своих знакомых - Петра и Машу, несколько недель.
   Но в один из погожих майских дней они, вновь, подошли к нему.
   Веселая, светящаяся, кажется, изнутри. опиралась на плечо брата, а тот подал руку худоожнику, чтобы поздоровапться с ним.
   Их рукопожатие было крепким, искренним, дружеским...
   а потом, когда мужчины поприветствовали друг-друга, Мария Градова, обратившись к художнику, произнесла: "Спасибо вам за картину, Григорий Иванович... Эти розы... Им не хватило. разве что, аромата... Они получились такими живыми...  И такими живительными... Петя передал мне ваши слова - и, да, я соглашусь с ними - эо, действительно, лекарство... Спасибо вам... вы даже не знаете, что сделали для меня...".
   И улыбнулась...
   И для пожилого художника не было более ободряющих, более хвалебных и более теплых слов...