7. Эмигрант

Из  Москвы  Таня  вернулась  невесёлая.

-Всё,  мы  не  едем, - сказала  она,- папу  не  пустят,  точно!
-Таточка,  расскажи,  почему  не  пустят? -  взмолилась  Роза Михайловна.
-Мама, ну,  что  тебе  рассказать,  ты  сама  знаешь!

Роза  нервно  заходила по  комнате, причитая: «Какая -  несправедливость,  какая -  несправедливость.  Он  столько  перенёс! А  мы?  Почему мы должны?…».

-Мама, говори, пожалуйста, потише, а то папа услышит, - взмолилась Таня.
Роза рукой прикрыла рот, и села  на  краешек дивана.

Утром   молча  позавтракали и  разошлись  по  своим  делам.
Роза Михайловна,  как  всегда,  убирала  со  стола посуду. 
В  окно глянул  лучик  солнца.
Всполошившись,стала выносить  пуховые  подушки на  балкон, взбивая  их  на  ходу.
Делала  она это  каждый  день,  когда  не  было  дождя.
В  дождливую погоду  она  любовно  выставляла  их  возле  форточки  на  широком  подоконнике, поправляя  уголки,  словно  ушки  каких-то  диковинных  зверей.

В  далёком  довоенном  детстве  её  к  этому  приучила  мама,  объясняя,  что  не взбитая  подушка  "морочит  голову"  ночью.
Мама,  конечно, была  права,  но  почему  же  сейчас  всё  так сложно?

-Люсик,  ты где?  Ответа  не последовало.
-Илья, - позвала  она мужа  строгим  голосом.  Снова – тихо.
Шаркая стоптанными тапками, Роза методично обошла все комнаты. Заглянула даже в темную кладовку.

Прошло много времени, беспрерывно  трещал  телефон.
Обеспокоенные  долгим  отсутствием  Ильи,  звонили  дети,  внуки, друзья.
Эти  звонки  разрывали  её  старое,  больное  сердце. 
Роза  Михайловна подбегала  к  телефону,  что-то  отвечала  и  снова,  обессиленная,  садилась  в  кресло.

На  улице  уже  засветились  фонари,  задергалась в конвульсиях  реклама  прямо  под  окном.
Вернулись  с  работы  дети и  молча, сидели за столом. Присмирели,  обычно  шумные,  внуки.
В  доме  пеленой  повисла  тревога.
   
- Мама,  не  волнуйся,  ради  Бога,  всё  будет  хорошо.
Я уже заявил в милицию, -  успокаивал  старший  сын - врач,  подавая  ей мутноватую  жидкость  в стакане.
Она  автоматически  пила  и  погружалась  в  тяжелый  полусон.

В этом полусне она вспоминала, как познакомилась с Ильёй.
Тогда  это  был  высокий  красивый брюнет,  комсомольский  вожак.
Но  самое  главное,  у  него  был    велосипед,  выданный  Гу Комом,  на  котором  он  гонял  по  пыльным  сельским  дорогам,  агитируя  молодёжь  вступать  в  комсомол.

Он  имел  маузер в  деревянной  кобуре.  В  те   годы  у  многих  было  оружие, а  вот  велосипед  только  у  Ильи.

Его  широкие брюки  были  прихвачены  внизу  по  бокам  бельевыми  прищепками,  но  даже  это  обстоятельство  не  убавляло  мужественности.

На  танцах,  в  городском  саду,  Розу  давно  заприметил  Федька Каин -  местный  хулиган. Он настойчиво добивался  её  расположения, провожая до  дома  каждую  субботу.
Розе  это  не  нравилось,  но она  боялась  ему  сказать.
 
Однажды даже решила  вовсе не  ходить  на  танцы,  но сладкая  музыка  вальса-бостона  словно  завораживала  её  и  тянула из дома.

С  танцев  Роза  намеренно  уходила  пораньше  и  почти  бегом  направлялась  к  дому.

В этот злополучный вечер  из-за кустов сирени, наперерез ей, вышел  подвыпивший Федька.
Без  предисловий,  он схватил Розу обеими  руками.
Пьяный  липкий  поцелуй  перехватил  ей  дыхание.

-Не  надооо,-  полыхнул  по тихой  тёмной  улочке  провинциального  городка  пронзительный  девичий крик.

Илья,  тихонечко  насвистывая  популярную  мелодию,  устало  брел домой.
Крик  остановил  его.  Он  прислушался.

-Помогите!
Вскочив  в седло  велосипеда,  как  на   скакуна,  и  привстав  на  педалях,  словно  в  стременах,  раскачиваясь  из  стороны в  сторону,  он  помчался  на зов  о  помощи.

Отбросив  в сторону,  дорогую  его  сердцу,  машину,  он  скомандовал: «Не  тронь!».
Пьяный парень,  оставил  свою  жертву,  встал  и  с  бычьей ненавистью пошел  на  Илью.

- Стой,  я  сказал! -  опять  скомандовал  Илья.
Брань  и  угрозы  полетели  в  лицо  спасителю.

Роза зажмурилась,  закрыла  руками  уши.    Слёзы  текли  по  лицу  девушки,  белое  платьице  было  безнадёжно  испорчено.
Прошла,  как ей  показалась,  вечность.

Вдруг громыхнул  выстрел.

Она открыла глаза.
Незнакомец  стоял с  поднятым  вверх  маузером.  Из ствола    струился  лёгкий  дымок.
Обидчика  как  ветром  сдуло.

Потом было  комсомольское собрание.
У  Ильи  отобрали  не  только  оружие,  но  и  велосипед.
Потом она поцеловала его...

Раздался громкий  стук в дверь,  Роза Михайловна  очнулась   снова  в  страшной  реальности.
Вошла соседка, баба Аксинья.
-Вы  чаво  сваво  деда  не бярётя, усё  сядить,  да  сядить?
-Где?
-Где,  где, -  передразнила  старушка.
-На  отстановки,  на Николаеве,  во  где.

Роза словно вся обмякла, по её лицу текли слезы.
Дети выскочили на улицу и привели старика, озябшего, но довольного. Усадили за стол, накормили.

Роза все гладила и гладила его по плешивой голове, причитая:  «Ну, где ты был, Люсик? Ты же нас всех перепугал».
Старик бодреньким голоском вторил ей: «Где ты был, Люсик?».
И отвечал сам себе: « Я тоже еду, и завтра поеду».

Теперь,  после  завтрака,  перед  работой,  Таня  отводила  отца  на  троллейбусную  остановку,  а  в  обед  Роза  забирала  его домой.
Там, на остановке,  он  никому  не  мешал  никуда  уезжать, он сам ехал.
К  нему  на  лавочку  подсаживались  люди,  что-то  спрашивали,  а  он  миролюбиво  им  улыбался и кивал головой.
***
Так  продолжалось  до  осени, а  весной  семья  уехала  в далёкую  зелёную  страну, из которой изредка приходили письма в Смоленск, с просьбами к соседям сходить на Гурьевское кладбище.
- Чаво бы не сходить, все же человек знакомый. А хтой-то это амигранты?