би-ба-бум

- Ужасный день. Скажи что-нибудь хорошее
- Котятки. Лучше?
- Немного
- Полосатые котятки. Зеленые глазки
- ЛучшЕе чем

Главное, малыши, НЕ. Не наполовину ли полон стакан, наполовину ли пуст. И даже не НАПОЛОВИНУ ли. Самое главное – чем. Че-чу-ча-ЧЕМ. Не чаем. Содержимое, мамочку вашу с трех сторон на круглом журнальном столике. Влюбить. В. Ву-опс.

«Дорогой боженька, Пасибки за блэк метал и манную кашу с киселем. Не малиновым». Примерно так Василина начинает каждый день. С пробуждения. И вы еще не спрашиваете почему. И верно. Нас можно не пытать, мы сами порасскажем. Последовательно. Начиная с конца среды. Итак. Был почти уже четверг. Но все еще нет.

И компактные пушистые тапочки в виде кроликов. Были. Запомните.

Любовь, детишки, похожа на ниточку. Стальную. Перерезает глотку на скорости мю и ты захлебываешься. Совсем. Делаешь три шага и бульк. Голова падает на остролист и зверобой. Мю-сли о том-сём-сям.

- Бе ре ги её… - шепчет Люси. – О бе щай… - все еще шепчет Люси. – Всё ра ди… - снова она. Шепчет.
- Всегда, королева мотыльков, - говорю я. И плачу. Потом.
Как бы мне ни хотелось. Изменить. Прошлое. Если. Не. Смог. Можно. Изменить. Будущее.

Рей Мемориам.

Взбивалка взбивает. Молочник вылакал молоко. Удвоил надои. Удавил. Удивил. Радостью радуется. Где-то. Там. Пока я напридумаю – чем украсить омлет. Красным.

«Би-ба-бум, у вас одно новое сообщение». И принтер начинает жужжать. Недолго. Выплевывает стандартный бланк.

- Василина, - спрашиваю я ее. – Дорогая моя.

- Да? – отвечает она. Тщательно глотая. Манку, малыши, не то, что вы опять подумали. Все лучшее детям. Полужидкая кашка с плюхом розового по спирали. Все искусство кашевара – в оптимуме густоты. Или жижи. Наполовину, помните? Годы опыта, дни скорби, выскребание кастрюльки. Однажды приходит мастерство. И ты становишься богом. Кашеварения. Все приходят к тебе утром за добавочной порцией. В компактных пушистых топ-топ.

- Можно добавки? – хлопает она своими глазками, чудесными изумрудами в обрамлении суринамского сахара. В обычных годах ей видимо около двадцати.

- Конечно, милая, - Шлёпсс. Безусловно нет. Полужидкая, помните? Шлёпс – удел начинающих поварят. – Крови побольше? – она кивает.

- Обещаю - все на свете ради тебя одной
- Новая песенка?
- Мысли вслух. Прочитаешь?

- Кто на это раз, Бибу? – и я толкаю вперед листок сложенный впятеро. Так печатает лучший печатник в мире. – Буду ли я опять плакать снова, но потом?

- Мне не знать о том, Лули. Сложен впятеро, как увидишь, оригинально. Не открываем был есть. Смысл не нарушен конфиденциально.

- Увижу, - говорит она и закручивает ложкой спиральку в противоположность. – Снова попросить?
- Снова, - киваю я. – «Пожалуйста»

- Пожалуйста, - выдыхает Василина в листок. Взаимно который становится кубиком. Который становится тетраэдром. Который становится …. Тем, что наполовину. И меняет события. – Уф, - выдыхает она снова. – Ебучий Драхмапутры полуенот.

- Печаль?
- Она. Самая, - слышу я. И вижу черную дыру. Цель – переносица, если бы другой я стоял напротив и улыбался. Он увидел бы красную точку на переносице. Моей, другого меня первого. Банг – банг, пцок-пцок. Дециметр черепа из затылка не пришить, не приклеить. Не прислюнить. Печаль. Она.

- После сможешь уйти на покой, - ухмыляюсь я. Еще первый, не другой. – Ты же давно хотела.
- Угу, - хмыкает она. Невесело. – Целых девять месяцев. В человеческом времени.

- Подумай о плюсах без минусов. Доешь кашку.
- Подумаю

Она жует, я мою кастрюльку. Скоро четверг и пусть кухонька содержится в чистоте. Некоторое время.
- Мы можем найти тех, кто сделал выбор.

- Детка, нам ли не знать - хорошие концы противоречат сути насильственного цикла перерождений. Отсрочка, не более-менее. К тому же, последнее, что хочу – видеть в следующем листке все равно тебя-би-ба-бум

- Правила ради исключений
- Наполовину, Лули, всегда. Лишь
- Знаю. Они жестоки.
- Верны. В эти времена.
- Знаю. Они жестоки.

- Если затянуть пленкой пол и прислониться затылком к трем томикам микенской поэзии – уборка займет считанные минуты
- Так и сделаю
- Умница
- Разумница
- В папу, - улыбаюсь я. Глазами. Не ртом.

- Все равно найду отправителя.
- После, солнышко. Если. Дважды если. И только потом – после. Угу? И пусть играет Ад Перпетуам Рей Мемориам, ну знаешь. Кремация без музыки без слов – я категорически не буду рад. Нужные органы заморозь рядом с мамиными.

- Найду. И кто-то пожалеет, что родился в месте рождения, - очень может быть Василина отыщет. Способная с детства. Кубик в квадратик, шарик в круг. Поймет ли она, забудет ли. Может быть к тому времени (ее) мир станет немножко другим. Агу-агу. Девочку назовут Апрель. Наш порядок таков. Чтобы кто-то вошел - другой должен уйти. Выйти. Просыпать потрошки. Я сделал выбор и заполнил формы. Подпись, где крестик - тут и там. Немного просто. Семья 800 лет контролирует численность обитателей Склепа. Решатели доверяют нам очистку. Иначе кланы станут вымирать, голодая. Но подробности последнего соглашения Василине лучше не знать. Я прижимаю ствол к переносице и подмигиваю ей. Традиционно уходит мать. Если кто-то не решает изменить порядок. Например кашевар.

- Все хорошо, сладенькая. Давай, - плакать она станет потом. Я знаю. Потом – можно. – Люблю тебя, - спуск у зэт-8 очень мягкий, мгновенно увижу небеса. Шучу.
- Прости, пап

Так вот, о небесах. Их нет


Рецензии