Подранки войны

Подранки войны

Мне не довелось быть непосредственным участником Отечественной войны. Мои сверстники в силу своего возраста, естественно, не могли участвовать в ней. Но на нашу  долю, долю детей войны, выпали не детские испытания. Судьба уготовила нам тяжкую участь - дважды пережить на своем веку страшные невзгоды. Нам пришлось пройти через все лишения военных лет, вынести неимоверные трудности голода и холода, пережить  бомбежки и пожары, страдания от потерь отцов, родных и близких. И сегодня на закате лет, когда уже подорвано здоровье и ушли силы, на детей войны навалились новые испытания – не уступающие фашистской оккупации, унижение «шоковой терапией», нищетой и либеральной «демократией».

       Мое поколение - подранки войны. Их биографии, первые впечатления связаны с всенародной  войной, обжигающим горем и беспримерным подвигом народа. У моего поколения не было счастливого безоблачного детства. Его отняла война. Была безотцовщина, страх, вечное чувство голода и нужды. Мы дети войны. Великой Отечественной. Воспоминания о войне пусть эпизодические, отрывочные останутся навсегда в моей памяти.

      Нашу семью война застала в небольшом донбасском городишке Красный Сулин. Я не могу точно вспомнить, как пришло в мое детское сознание страшное слово: «Война». Но хорошо помню, как в нашем доме нависла какая-то тягостная атмосфера. Мама и бабушка Варвара Романовна тайком плакали, забывая порою о нас, детях. Говорили о войне, собирали вещички для отца и дяди Вани, младшего брата отца. Он не так давно вернулся с действительной службы, не был еще женат и жил вместе с нами. Мужчины получили призывные повестки  и должны были уходить на фронт. Вот так со слезами мамы, как большое горе, в мое сознание ворвалось это страшное понятие «война».
 
      Как раз в эти дни в семье назревало волнительное событие – у мамы должен  был появиться на свет очередной  ребенок. И все в доме с напряженным интересом ждали прибавления семейства. Особенно волновалась детвора, а нас у родителей было трое и все мал - мала меньше: я – старшенький, и сестры: Юля и Валя. Кто-то хотел братика, а кто-то сестричку. И вот в доме появился младший брат Вова.

     Но вместо радости мы видели плачущую маму и озабоченную хлопотами бабушку, молчаливого, посуровевшего отца. Мама была совершенно потеряна и часто плакала. Мысль о том, что ей придется остаться одной с четырьмя маленькими детками на руках, буквально подавляла ее. А тут еще, как потом рассказывала мама, на крышу нашего дома повадилась прилетать сова и по ночам угукала дурным голосом. Сколько не пытались прогнать ее мужчины, птица упорно возвращалась на свое место и продолжала свою жуткую песню.
-Не к добру это! – тяжело вздыхала бабушка. А мама вообще не могла уснуть ночью.
Потом были проводы в армию папы и дяди Вани со слезами и рыданием женщин. Отец успокаивал, как мог, отчаявшуюся маму.
- Не убивайся, Аня. Ты же слышишь, война будет короткой. Я скоро вернусь.
- Зловещим оказался плач того сыча  на крыше нашего дома.. Не дождалась Анна своего Яшу.  Не вернулся он домой. Сгинул на войне и дядя Ваня, и самый младший брат отца - дядя Дмитрий тоже погиб. Потеряла бабушка всех троих своих сыновей-соколов, а мама - мужа и кормильца.

      Следующей, сохранившейся в детской памяти, была картина отступления наших красноармейцев. По улице потекли повозки с грузом и военными. Шли и шли уставшие, запыленные дорожной пылью люди, двигалась какая-то техника… На ночь двор заполнялся повозками, загруженными зелеными ящиками и всяким снаряжением. Люди  и истощенные лошади жадно пили  из колодца воду и здесь же засыпали. Утром, поблагодарив за вареную картошку, огурцы и хлеб, солдаты утекали на Восток, а вместо них подходила новая волна. И так изо дня в день.

     Нам, малолетней детворе, все было чрезвычайно интересно. Мы шныряли между повозками и людьми, на все смотрели во все глаза. Врезалась в мою память такая картина. Красноармеец, сидя на земле, наматывал на голень поверх ботинок обмотки. В начале войны наши бойцы были обмундированы ботинками с обмотками. Видимо, этот вид обуви был для солдата еще мало привычен.  Моток вдруг выскользнул у него из рук и покатился по двору. Это была довольно длинная узкая дорожка и солдат, чертыхаясь, стал вновь сматывать ее в моток. Кто-то из военных, видимо командир, нервно торопил солдата, тот волновался и никак не мог быстро справиться со своей обувкой. Зрелище было не из лучших…

     Думается, в этом малозначительном эпизоде, как в капле воды, высвечивался уровень оснащенности личного состава и боеготовности частей нашей Красной Армии. Тяжело было нашему солдату в первые месяцы войны в обмотках и с одной трехлинейкою, нередко даже без патронов,  противостоять  сытому и самоуверенному фашисту. Гитлеровцы были по-современному, вплоть до мелочей,  экипированы, вооружены рожковыми автоматами и другим вооружением, которого так не хватало нашей армии.
Фронт приближался к нашим краям. Стали  слышны отдельные взрывы и гул канонады. По ночам в небе появлялись страшно гудящие самолеты и бомбили город. Фашистов интересовала железнодорожная станция, через которую шли эшелоны с военной техникой, горючим и личным составом. Станция была совсем недалеко от  нашего дома. Помню, как красноармейцы ловили шпионов, которые по ночам фонариками наводили бомбардировщиков на нужные цели. Потом  бомбежки стали постоянными и этот ужас, казалось, превратился в бесконечность.

    Один из ночных налетов запомнился мне  на всю жизнь. Проснулся я  на руках красноармейца, который тащил меня из дома в ночь. От  осветительных ракет  было светлей, чем днем. Невыносимо визжали летящие бомбы. Казалось, что именно в тебя  она нацелена. Я очень испугался и начал громко реветь и звать маму. Оказалось она бежит рядом, с Вовой на одной руке, а другой тащила за собой маленькую Валю. Еще один солдат нес Юлю. Все мы юркнули в какие-то кусты. И в это время полыхнуло страшное зарево. После этого я ничего не помню. Оказалось, фашист угодил в цистерны с горючим и те начали взрываться и гореть. Досталось и нашему дому…

    Позже у меня после этой бомбежки начались серьезные проблемы со здоровьем. В холодном поту и в слезах я вскакивал по ночам от кошмарных снов и раздирающим криком пугал всех домашних. Немало горя хлебнула со мной мама, пока бабушка не сводила меня к знахарке бабке Дарье и та, светлая ей память, излечила меня от испуга. Но это отдельный рассказ о моем первом общении с экстрасенсами-целителями.

   Страшнее всего было то, что в этой всеобщей суматохе и бомбежке я потерялся и отбился от семьи. Мама с детьми в толпе беженцев ушла за отступающими войсками. Меня приютила соседка тетя Мотя, подруга нашего дяди Вани.
 
    А потом в город вошли немцы. Издали я видел,  как мчится огромный танк с таким же огромным белым флагом на башне и фашистской свастикой в центре полотнища. За ним катили мотоциклы с колясками, в которых сидели откормленные вояки в касках и с автоматами в руках.

    В городе фашисты начали устанавливать новый порядок. По дворам пошли облавы на курей и поросят. Нам детям интересно было наблюдать, как немцы в коротких шортах ходили от дома к дому и требовали у хозяек:  «матка, яйка, млеко..». Гогоча и громко горланя, шныряли  они по курятникам, собирали яйца и ловили кур. Взамен совали оторопевшим бабам бумажные марки. И все время что-то ели и жевали, жевали… При этом не стесняли себя в исполнении своих физиологических надобностей. Даже в присутствии окружающих, кто бы они ни были. Я, помню, буквально оторопел, когда впервые услышал на улице постыдные звуки, исходящие от этих «цивилизованных дядей». Удивленный, я прибежал к тете. В ответ она только рукой махнула…Вскоре в нашем полисаднике, вокруг дома  ногой стать было некуда от зловонных следов завоевателей. Вот такую культуру нам «варварам» несли  «цивилизованные освободители».

     Потом на столбах появились приказы (Acht;ng), в которых регламентировались новые правила жизни. Как-то наша группка ребятишек увязалась за немцем-расклейщиком этих «ахтунгов». Вот он подошел к столбу, смазал клеем и прилепил листовку. Не спеша, отошел в сторонку и стал рассматривать свою работу. И тут один из нас, паренек постарше,  стал пытаться прочесть текст. Он старательно произносил по буквам: а-а-а, х-х-хту, а-а-хту, а дальше у нашего грамотея никак не получалось. Немец, набычившись, хмуро слушал. Затем вдруг резко развернулся и с такою силою двинул сапожищем под зад парнишке, что тот отлетел на несколько метров и носом плюхнулся в землю. Нас как ветром сдуло…

     Таким вот был мой первый урок общения с оккупантами. Немцы, казалось, не замечали местных людей и относились к нам высокомерно и  презрительно. Вели себя по-хозяйски, нагло. Если что-то было не по ним, раздавался  резкий окрик, толчок прикладом или удар сапогом.

    Нет, не свободу и избавление от насилия, как заявляли оккупанты и как пытаются доказывать сегодня некоторые наши ультрадемократы, несли фашисты в оккупированные земли. Они мечтали о новых территориях и безмолвных русских рабах. Каждому солдату, как известно, Гитлер обещал дать на Востоке наделы земли с проживающими там аборигенами. Наверное, и этим объяснялось циничное поведение немцев в начале войны. Это потом, после сокрушительного разгрома их под Москвой и Сталинградом, фашисты как бы отрезвели, стали терпимей, порой даже сочувственно относиться к местному населению.

     Недавно наш  земляк-луганчанин, талантливый писатель опубликовал свои воспоминания о военных событиях на Донбассе в Отечественную войну. Надо сказать, интересное, захватывающее повествование о войне. Так вот, в повести автор приводит эпизод, когда во время оккупации к ним в дом поселился немец. Увидев голодных детей и выбившуюся из сил мать, он якобы дал им шмат сала. И то сало, по утверждению автора, спасло их семью от смерти.

     Думаю, мало вероятный случай. Мне ни разу за время пребывания в оккупации не довелось ощутить на себе, моих родных  или окружающих сочувственного или, тем более, доброжелательного отношения немцев. Не могли фашисты по-своему  естеству быть добренькими к порабощенным..  Не хлеб и сало они раздавали, а пинки и пули. Могут возразить, что  не все солдаты вермахта были фашистами. Наверное, так.  Может  быть, немало из них в душе были и антифашистами. Но в начале войны, опьяненная перспективами блицкрига, обширными завоеваниями и наживой,  немецкая солдатня, как саранча, грабила, притесняла и уничтожала людей на захваченных территориях. Повсюду, где появлялся фашист-завоеватель, проливалась кровь и сеялись страдания. Мы, дети войны, и  нам надо все это помнить. И не только помнить, но, и это главное, передавать молодому поколению, доносить им правду о той кровавой войне.



Семенченко Анатолий Яковлевич
Адрес: 119333, Москва, пр-т
Университетский, дом № 6, кор. № 4, кв №6
Тел: 8 499 137 62 93;  8 910 470 05 15