Я скоро вернусь

вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня.
И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его.
                Книга Бытия.

Моя история началась с того дня, когда медсестра Наташа работавшая в дома малютки, нашла маленький кричащий кулек недалеко у проезжей части, в пяти метрах от места своей работы. Потом был детский дом, вот это я уже помню сама. Меня никто не обижал, я была тихой и послушной. Но не это было причиной моей неприкосновенности, я с раннего детства очень сильная физически. Меня пытались заставить заниматься силовыми видами спорта, но я отдала предпочтение скрипке. На чем все дружно успокоились. Не пришло тогда мое время.
 После школы я даже умудрилась поступить в техникум, а затем и в институт. Было у меня все так же, как и у остальных. Может чуть больше усидчивости и терпения. Но студенческая жизнь была бурной. С первого курса колледжа я устроилась уборщицей в парикмахерской и на пропитание худо-бедно хватало. Потом мастер маникюра пожалела меня и научила своему ремеслу, и я начала подменять ее по вечерам. А потом у меня появилась своя клиентура.
 Про способности мои никто не знал до тех пор, пока парни в общаге не решили померяться силами и устроили на столе в нашей комнате что-то вроде соревнований по армрестлингу.  Вовка Черкевич валил всех без напряжения. Не мудрено, безмозглый бугай был метра под два ростом и килограммов сто весом. В институте держался только благодаря постоянному участию в состязаниях гиревиков. Все мальчишки прошли через состязание, не один ни отказался от заведомого проигрыша. А потом Вовка заявил, что мужиков в общаге нет и все «бабы» его, если ни одна из них не попытается его победить. Подогретая алкоголем я, не задумываясь, села напротив.
 Все смеялись, и Вовка обещал не калечить меня. Но я уже была настроена решительно. Он был действительно сильным и хотел доказывать это всем столько раз сколько попросят. Поэтому не смог вовремя сообразить что происходит. Видимо мозг у него был совсем маленьким, и информация до него доходила очень долго.  Сначала я услышала хруст, потом увидела слезы, вытекающие из протрезвевших сумасшедших глаз Вовки, а затем жалобный почти детский оглушительный крик. Я ослабила хватку и отошла в сторону. Об этом случае все благополучно забыли, чтобы не нарушать Вовкиного авторитета. А он в свою очередь надолго забыл о соревнованиях.
  Все изменилось, когда мне исполнилось двадцать четыре.  И теперь я каратель. Меня многие знают, но  никто не знает кто я. У меня есть документы, но у меня нет имени. Я выгляжу как женщина, но я понимаю, что я даже не человек – я каратель.
 ….
Это были два друга. Они проходили вместе срочную службу во время первой Чеченской компании, там и познакомились и подружились, точнее о таких можно сказать «породнились». Когда один нарвался на фугас, второй нес его на себе пятнадцать километров. А до этого не раз спасали они друг друга. Без одной ноги друг был отправлен домой, а тот, что теперь был моей целью, после госпиталя еще два месяца отслужил.
 Придя на гражданку, стало ему понятно, что мир, его героя, на руках носить не собирается. Девяностые. Тогда и пошел в ход трофейный обрез. Нужно было кормить себя, родителей, и медленно спивающегося друга инвалида, мать которого за копейки вкалывала на трех работах, чтобы как-то справляться.
 Сначала его жертвами были зажиточные кавказцы, которые вызывали у него особое чувство страха, когда либо ты, либо тебя. Он подкарауливал их с выручкой у принадлежащих им магазинов и убивал. Убивал как на войне, не задумываясь о раскаянии. Он говорил другу, что убивать ради выживания нормально, так делают все в природе.
  Со временем ему стало без разницы кого убивать, он врывался в квартиры и убивал всех, кто там был.
 Я всегда предупреждаю тех, кого должна покарать. Так было и с ним, с самым первым.
Он возвращался домой поздно, чуть выпивший и довольный жизнью. А я в сиреневом китайском пуховике встречала его у подъезда. Он глянул на меня мельком .
 - Если не одумаешься, я скоро вернусь. 
Эту фразу я потом повторяла многое множество раз. Но никто не одумался.
Через два дня он убил девушку продавца в ювелирном магазине.
Лампочка у подъезда в этот день была разбита и метров на пять вокруг двери расселась темнота, всем своим мощным задом. Он грязно выругался по этому поводу, подходя к дому, но пошел к двери подъезда уверенными шагами. Я резко обняла его сзади за шею левой рукой, и он попытался схватиться за обрез под курткой.  Но руки у меня длинные и пальцами сдавив правое плечо, я обездвижила ему руку. Тело его было напряжено до предела, он пытался изловчиться и перекинуть меня через себя. Не успел. Обоюдоострый нож вошел в артерию с легкого размаха. Проскрипел, проходя через кожу, скользнул по мышце, чуть под угол, и горячая густая жидкость ударила в мою руку. Тело захрипело и несколько раз сильно дернулось, только усложняя рану, а затем напряжение спало, и на меня навалилась вся масса умирающего убийцы. Еще несколько секунд  я удерживала нож. Меня никто не учил, я знала, что так нужно. Затем я вынула его и отпустила тело, которое как мешок рухнуло в снег, все еще отбрасывая бурую кровь и пачкая ею темному. 
   Оглянулась, отряхнула рукава и пошла домой. Нет никто не видел как исполнилось решение чьего-то суда.
 Только переступив порог  своей квартиры, я вышла из мрака царившего все это время в моем сознании. Вспомнив все, я заскулила, вжалась в угол у столика с косметикой, прямо в прихожей. От меня пахло кровью, но руки были чистыми и на пуховике не было ни следа. Я с трудом  осознавала себя в этом бреду, срывала одежду и ползком пробиралась по дому, чтобы не отражаться в зеркалах. Я рыдала без слез, потому что их просто не было. Несколько часов в ванной пыталась оттереть  от себя этот запах, этот ужас. Я ненавидела себя и понимала, что ничего не могу с этим поделать. Несколько дней я вливала в себя алкоголь, и пыталась доказать себе, что всего этого не было. Кое как успокоившись, я попыталась продолжать жить. Из парикмахерской я уволилась. Боязнь зеркал была слишком острой. Устроилась снова уборщицей в родном институте. Диплом мой никому не был нужен, как и вообще специалисты в то время.
 Относительное спокойствие мое длилось не долго. В девяностые вообще было много работы. Работы для меня. Постепенно я привыкла к тому, кем я являюсь. Но все равно как только спадал мрак с сознания, начиналась лихорадка и запой на три-четыре дня. Больше организм не выдерживал.
 Иногда мне приходилось выполнять работу в других городах и даже ближнем зарубежье. Теперь я уже знала, что все мною сделанное не плод сумасшедшей фантазии. То и дело информация об убитых мною появлялась в прессе, как доказательство.
 К зеркалам я тоже начала привыкать. Именно способности в маникюре помогали выжить. На официальной работе я из-за алкоголя не задерживалась. А что зеркало? Только там я видела свое истинное лицо, заляпанные кровью руки и хищные зрачки. Кроме меня никто этого не видел.
….
  С наступлением двухтысячных стало проще. Да и клиенты мои стали немного другими. Киллеры-профессионалы в основном. Их было мало.
 Это был май. Высокий лет тридцать, худощавый, прыщавый. Такие обычно пропадают в офисах, видя солнце лишь через щели жалюзи. Краснеющий, при виде обложки с обнаженной девушкой и выбирающий в киоске сигареты подороже,  чтобы произвести впечатление на полногрудую продавщицу-нелегалку. Никто и не догадывался, что это хладнокровный убийца, на счету которого уже больше десятка заказных трупов. Он был ответственным в своем деле и всегда доводил начатое до конца. За что и получал приличные гонорары, хотя жил довольно скромно.
 Среди моих клиентов никогда не было маньяков. Это может показаться странным, но каждое убийство для таких стресс и причина для раскаяния. Я же вступала в игру тогда, когда чувство страха перед собой и раскаяние у убийцы пропадали. Так было и в этот раз.
 Я предупредила его за месяц до казни. Киллер посмотрел на меня как на сумасшедшую. Да это и не удивительно. Я к тому времени была серой и худой с впавшими, почти выцветшими глазами. Хотя с алкоголем старалась не связываться до очередного дела. Конечно же и он проигнорировал мое предупреждение. А второго июня его нашли со свернутой шеей у мусоропровода. Потом в городе еще долго говорили об этом происшествии. Оказалось что и милиция и пресса, все, знали о его делах.
 Тогда в моей жизни появился Игорь.
На третий день запоя, после казни киллера, я выползла из квартиры, чтобы купить сигарет. Ноги были ватными, сердце вырывалось из пылающей груди, внутри стоял ком, как будто помойную яму моего бытья заткнули старой сухой тряпкой, чтобы оттуда не воняло, процарапав при этом глотку до самого пищевода. И все равно от меня воняло. Не столько последствиями запоя, сколько убийством. Убийцы воняют. Поверьте мне, этот запах не с чем не сравним. Это несмываемый след, который тянется за каждым, кто хоть раз переступил черту.
  В нашем подъезде не было мусоропровода, но было окно и низкий подоконник как в его доме. Я вновь ощутила это… Тогда, я влезла на подоконник, потому что клиент был заведомо выше меня. Он глянул на меня с призрением и наверное даже не вспомнил. Шея хрустнула в моих железных объятиях. Он не сопротивлялся. Только пришлось придержать его и положить аккуратно, чтобы не спугнуть внимательных к любому шуму старушек.
 Явственно всплывшая перед глазами картина вмяла меня в стену на лестнице. Меня вновь колотила лихорадкой. Как бы я хотела окончательно сойти с ума или лучше умереть совсем, лишь бы не продолжалось это. Горячка, видимо в ответ на мои мольбы отключила мое сознание.
 В следующий раз я обрела себя уже дома. Из вены торчала игла капельницы, а рядом суетился доктор лет сорока и яркими сединами в черной шевелюре. Доктор был невысокого роста с азиатскими глазами и курносым носом.  Оказалось, добросердечные бабульки, с которыми я на удивление поддерживала вполне теплые отношения, вызвали скорую, обнаружив меня горячую, разящую водочным перегаром и несущую бред о том, что убийство самый страшный грех, несущий за собой ужасную расплату. А еще я просила убить меня.
 От стационара я отказалась. Хотя Игорь настаивал. Он взял меня под контроль и приходил каждый день и проводил со мной столько времени, сколько мог. Он не обращал внимания на мои истерики и требования понять, что я воплощение Дьявола. Я умоляла, просила, угрожала ему, заставляла забыть мой адрес и исчезнуть из моей жизни. На что он печально качал головой и крепко обнимал мои заострившиеся плечи. Я не могла применить силу. Он был единственным, рядом с кем я была слаба даже физически.
 Кто-то создал меня женщиной.
  Он был со мной. Это заставляло жить. У него была дочь, которая  жила с бывшей женой. Мы встречались с ней по выходным. И это было чудесно. Ей было восемь, и похожа она была на маму, а не на папу. Чистые зеленые глазищи и рыжеватые локоны. Маленькие аккуратные пальчики и пухлые, какие бывают только у детей щечки. От нее исходил аромат настоящего, не испорченного грехами человечка. По началу она не признавала меня, даже пыталась не замечать. Но я этого не видела. Я упивалась этими встречами, я хотела отдать ей все что могу. Я покупала ей игрушки и платья. Однажды мне приснилась кукла, и я оббегала все магазины, но такой не нашла. Тогда я вспомнила, как в детдоме нас учили шить кукол. Первые три попытки были мною же не одобрены, хотя Игорь был в восторге, и сердился когда я, с демонической злостью, разрывала законченную работу в клочья. Четвертая кукла мне понравилась. Она-то и растопила душу маленькой девочки. Я не помню себя такой счастливой за всю жизнь, чем когда Анечка, подняв на меня счастливые глазенки, не сказала полушепотом это заветное «спасибо».
….
   А потом был этот сектант. В их организованной секте была интересная схема. Кто-то завлекал, кто-то проповедовал, кто-то уговаривал отдать все, что есть в пользу секты, а он просто  доводил до самоубийства. Все были мастерами своего дела. Он не пачкал рук чужой кровью, но несколько десятков суицидов на его совести насчитывалось. И для него это была норма. Так совпало, что мы сидели в кафе с Аней и Игорем, когда я увидела его за соседним столиком. Я подошла и предупредила его, как и всех. Игорь после этого хмурился и внимательно смотрел за моим поведением весь вечер.
 Это было в субботу.  Мне пришлось долго душить живучего сектанта в туалете. Он долго дергался и хрипел, пытаясь избавится от удавки. Веревка была накручена на мои ладони и врезалась в них до крови. Кровь шла и из прокушенной от усердия нижней губы. В конце концов, я победила, и багровое от натуги лицо сектанта стало синеть, а нижняя челюсть безвольно открывшись, выпустила припухший язык наружу.
 Я вышла из кабинки. Посмотрев на свое омерзительное отражение, вымыла руки и лицо, только потом отправилась домой.
 Игорь был дома и сразу увидел неладное. Впервые я не пила и не билась в агонии. Я боялась потерять его, но теряла себя. Я сидела обхватив локти ладонями и смотрела вперед. Я впервые старалась справиться с собой на трезвую голову.  Игорь пытался со мной говорить, трясти, даже вставал на колени прося объяснить что происходит. А у меня слов не было, только слезы, без всяких эмоций, слезы текли по лицу. Я просидела восемнадцать часов вот так. Потом каким-то невероятным образом он все же уложил меня в постель. Когда я проснулась его не было. А мне стало страшно. Что если он ушел совсем? Но не прошло и полчаса, как он вернулся. Меня он нашел в ванной. Сумасшедшими глазами я смотрела перед собой, сидя на полу и обняв колени. Как и была в пижаме я пыталась переварить вчерашние события. Заходя в ванную на трясущихся ногах, я упала и рассекла бровь. Так и сидела. 
 Дрожащим голосом он что-то объяснял человеку, пришедшему с ним, когда перенес меня вновь в постель. Тот второй осматривал меня. Видимо тоже врач. На его тупые вопросы я не отвечала. Мне и смотреть-то на него не хотелось. Пусть делают, что хотят. Игорь держал меня за руку. А потом тот сказал, что мне нужно бы пройти обследование в специальной клинике. Игорь отказался, только крепче сжал мою ладонь, на что я в меру сил ответила, поскольку самое страшное сейчас было потерять его. Он это знал, чувствовал.
 - На что тебе этот геморрой, брат?
 Игорь не ответил. Он только сказал еще раз, что не отдаст меня в руки психиатрам.
 Тот врач порекомендовал какие-то сильные антидепрессанты. И это было мое спасение. Я спала и еле несколько недель. Даже поправляться начала. Потом Игорь начал снижать дозу и я начала жить. По выходным ко мне приходила Аня и мы играли вместе. Втроем нам было так весело. Однажды девочка перед уходом обняла меня и сказала, что очень хочет, чтобы я больше никогда болела так, потому что я им с папой нужна, и они очень переживают. Ревела я счастливая весь вечер. 
    Так проходили месяцы. Таблетки спасали меня после очередных убийств. Хватало недели, чтобы восстановиться. Правда Игорь сердился, просил не привыкать к ним, но наверное было уже поздно. Я начала таскать их в тайне от него. Глупо было думать, что он не знает. Доставал-то их он.
 …
Она была гинекологом. Женщин в моей практике было не много, хотя по своей жестокости ничем они мужчинам не уступали. Это был особый случай. Своих детей у нее не было и быть не могло.  Она находила массу причин чтобы уговорить женщину сделать аборт. Она была гением своего дела. Видела малейшую слабину и давила на нее. Некоторых обвиняла в том, что они плодят нищих, обрисовывая яркие картины малоприятного будущего. Некоторых пугала наследственными заболеваниями. В общем шли женщины на аборты и еще благодарили ее за подсказку. Она сама часто и исполняла приговор. Это патологическая ненависть к детям была сутью ее жизни. Но считалась она классным специалистом, уважаемым. Очень уж правильно и вовремя она меняла маски. 
 …
 Я ждала нового дела, с нетерпением. Только находясь в состоянии полного психического расстройства я могла получать волшебные таблетки. Я даже пыталась имитировать его, но Игорь чувствовал, что я вру. Я любила его и ненавидела. Любила бесконечно, до потери себя, так как любить, наверное, могут только сумасшедшие. И ненавидела, потому что он не давал мне волшебных таблеток тогда, когда я этого хочу. Когда я отходила от очередного курса, когда он начинал сводить дозу на нет, я не могла есть, меня рвало от любой пищи. Была боль и страх, я чувствовала сухость даже в костях и мышцах. Видя как я мучаюсь, он уже открыто плакал и умолял меня простить его за то, что он подсадил меня на это лекарство. Я его ненавидела в это время, но верила каждому его слову, я верила в него так, как люди верят в Бога. А он обещал, что все будет хорошо.
…   
 Я ждала ее вечером в ее собственном кабинете. Она дежурила сегодня. Глупо, но это была та самая поликлиника, где работал Игорь. Мир тесен. Она удивленно смотрела на мое вновь ставшее сухим и острым тело.  Угрозы во мне она не видела. Крепкая шея на таком же крепком теле. Меня не интересовало ее тело, а вот артерия на шее была моей целью. Все было почти так как и в самый первый раз, только не было у нее не обреза под курткой, да и куртки не было. Так же неизвестно откуда появился этот нож в моей руке и так же со скрипом прошил кожу, правда чуть медленнее потому как кожа была дряблой и нож притормаживал. Так же руку омыла горячая струя, сливаясь на халат, чтобы пропитать его своей студенистой массой, а затем образовать грубую корку. Почему-то в этот момент я четко представила глаза Анечки, сколько таких девочек не родилось благодаря этой женщине. Мне не было ее жаль.
 Придя домой, я прошла на кухню, где Игорь готовил ужин, и уставилась на него глазами голодной кошки. Он все понял. Он всегда все понимал. Мне вообще казалось, что он знает кто я, и почему вдруг со мной случается непонятное расстройство, после «обычной» прогулки. Он был для меня всем и сейчас он позволит мне то, что сделает его для меня чем-то еще большим.
 …
Прошла почти неделя. Игоря не было дома. Его часто не было теперь, а когда он был дома, то сидел часами на кухне и курил. Я понимала все, но не могла ничего изменить. В конце концов он сам виноват в этом. Он сам так говорит, а я верю ему.
 Я расслаблялась лежа в ванной…
 В дверь ванной комнаты вошел мужчина. Я не удивилась. Я его не ждала, но это было очевидно. Перед тем, как я казнила врача-убийцу, он подошел к нам с Игорем на улице и сказал, что я стала такой же как они, но есть еще время одуматься. Он ушел, а я сказала Игорю, что это сумасшедший какой-то или перепутал меня с кем-то. Я и сама была уверена в этом. После этого Игорь весь вечер и следующий день не выпускал меня из виду, стараясь держать моя руку в своей. А потом начал пропадать и курить на кухне. Теперь все вставало на места.
 Мужчина молча протянул мне нож. Тот самый мой нож, которым я не единожды сама казнила убийц. Нож который появлялся неизвестно откуда и пропадал так же. Все было правильно. Я потеряла контроль и раскаяние. Я уже полгода убивала не испытывая мук совести. Я не боялась себя, я стала машиной для убийства. А чем я отличаюсь от своих жертв?
 Он стоял и ждал. А во мне не было ни капли сомнения. Вдоль вен, я знала, что так нужно. Теперь моя кожа моего запястья скрипела под тем же ножом, скрипели сухожилия и вода в ванной становилось розовой… малиновой… багровой…
….
Я скоро вернусь...
30.11-01.12.2013года