Жизнь за смерть

Я много лет вижу один и тот же сон. Он мучает меня, высасывает жизнь, рвет душу в клочья… Раньше было безумно страшно прикрыть глаза и заснуть, а теперь я принимаю все, как данность. Я просто ложусь, закрываю глаза и жду, когда эта мука закончится, а потом, словно механическая кукла лениво размыкаю веки и поднимаюсь с кровати, чтобы весь день совершать необходимые для своего жизнеобеспечения функции. Правда с приходом вечера мне становится по-настоящему, по-человечески страшно… Страшно снова закрыть глаза и увидеть воочию свой грех…

«Я стою посреди огромного, давно мертвого, бесплодного поля. Выжженная трава больно колет босые ступни. Я смотрю на свои расцарапанные руки и с содроганием вспоминаю, как всего несколько минут назад раздвигала этими самыми руками засохшие, безжизненные ветви колючего кустарника. Мое некогда белое платье – изодрано и окровавлено… Больше всего крови в районе бедер и живота.

Я иду… Иду, кажется целую вечность, а надо мной лениво кружит воронье. Иногда они опускаются слишком низко и хватают своими клювами мои волосы, пытаются выклевать глаза, оставляют кровавые отметины на теле… Их много, и они мои постоянные спутники. В их силах заклевать меня насмерть, но они наслаждаются страданиями.

Еще через пару бесконечно долгих часов меня противным с хрипотцой лаем поприветствует свора вечно голодных псов. Их тела покрыты гниющими язвами и струпьями, их ребра выпирают, а глаза поддернуты сизой поволокой, как у недельного мертвеца. Я всегда заранее знаю, где они появятся… Знаю по сладковатому смраду гнили и смерти. Они никогда не подходят слишком близко… Они просто сводят с ума своим присутствием

Но все это давно перестало пугать, все это давно просто мишура. Истинный страх ждет впереди…

Вдалеке я вижу глубокий овраг - он и есть конечная точка моего кошмарного сна. И, видит Бог, я готова остаться в компании дохлых псов и воронов навечно, лишь бы не видеть снова содержимое этой проклятой ямы. Я пытаюсь замедлить шаг или вовсе остановиться. Но нельзя… Квинтэссенция собачьего воя и карканья ворон превращается в ультразвук. И я терплю до последнего: до крови, льющейся горячим ручейком из ушей, до лопнувших сосудов в глазах. Но они каждый раз побеждают, заставляют встать на ноги и идти к чертову оврагу.

Овраг, глубокий и неровный, прошитый корнями давно мертвых и срубленных деревьев... Он почти до краев заполнен ящиками-гробами... Точнее, разнообразными гробиками: сколоченными из прогнивших серых досок или бьющие по глазам изысканным благородством красного дерева, обитые бархатом или обмотанные обычной тряпкой... У многих оторваны крышки… Внутри… Внутри дети… Нерожденные младенцы, словно фарфоровые куклы, лежат неподвижно с распахнутыми глазами. Взоры их вопрошающе устремлены в небо, а рты открыты в немом крике… Крике, который так и не пронесется над миром, сообщая всем о рождении новой жизни…»

На этом момент я всегда просыпаюсь и не важно, сколько времени, спать я сегодня больше не буду.

Неосторожно принятое однажды решение продлить свою беззаботную юность за счет жизни нерожденного ребенка было самой большой моей ошибкой, а за ошибки надо платить. И этот кредит я не смогу погасить даже после смерти…