Ежики знают..

    
Ежик проснулся рано утром, расправил свои скомкавшиеся ночью ушки, потянулся сначала передними, потом задними лапками, повел носиком в сторону первого солнечного луча… Как хорошо! Ежик запел. По-своему, по-ежиному. В песне говорилось, что так вкусно нюхать ландыши, что так радостно слушать соловья, что так  грустно расставаться и  приятно встречаться вновь, что когда бежишь маленькими толстенькими ножками по траве и видишь сквозь листву огромное синее небо, то просто невозможно быть несчастным ежиком… О-ля-ля! –пел Ежик, - даже если случится что-то ужасное, меня обреют и посадят в тюрьму в одну камеру с Чебурашкой… О-ля-ля! Даже  похожий на лопоухую крысу, я все равно буду слышать как хрустят яблоки! Я буду помнить как бабочка села мне на нос, я буду чувствовать, как ветер приносит запах березовых почек! У меня всегда будет очень много! О-ля-ля! Потому что я Ёжик! Потому что самое большое – жизнь!  Потому что я живой! Живые ежики, живые ежики! О-ля-ля!
Черепаха слегка высунула голову из панциря. Совсем слегка. Только чтобы одним глазом увидеть Ежика, который  пытался догнать солнечный зайчик. И напомнить ему, сколько у него обязанностей перед собой, перед лесом, перед ежиковыми родителями и как в конце концов э… непорядочно петь с утра от радости, когда известно, что медведь узурпировал власть, а птицы неправильно учат летать птенцов, что кругом все больше зверей, питающихся на помойках. Когда в соседнем лесу семья барсуков вообще легла спать жестоко голодной, а детеныш  енота до сих пор носит памперсы.
- Ведь надо что-то делать! Ежик! Ты НЕ ПРАВ!- закричала черепаха. Вернее, зашипела. Потому, что если очень редко поешь «о-ля-ля!», то можно совсем разучиться)).
-  Я вижу! Я слышу! Я чувствую!  Отчего ты огорчаешься, Черепаха? Почему тебе есть дело до всего, кроме себя? Чего хочешь ты?  Живые ежики! Живые ежики! О-ля-ля! Они могут ошибиться, могут опечалиться, могут подраться и раскаяться… И они так любят  быть живыми! Они – счастливые! Я не знаю, кто прав и даже не знаю того, кто знает, кто прав… О-ля-ля! И я умею быть Ежиком!
Ежик привстал на своих коротеньких ножках так что стал виден белый пушистый живот, поводил из стороны в сторону своим блестящим носиком, улыбнулся своим мыслям и понесся в сторону озера. Там он напился, попробовал лапкой «плавающие» в озере облака, съел червячка и придумал стихотворение. И заснул. Сладко подперев щеку коричневым кулачком.
Черепаха тоже пыталась заснуть.
Потому что она очень устала. От своих мыслей (а надо сказать, что Черепаха была самой мыслящей особой со всем Лесу) , которые напоминали ей, что достойно, а что- нет, что правильно, а что- нет, что должно быть (вот прям тут!!), а чего быть не должно(ни под каким видом!), она чувствовала себя в постоянном напряжении. И рада была бы поспать…

Откровенно говоря, заснуть ей мешали две вещи: уверенность, что она «отвечает за все и всех»… ну и еще неотвязно и вызывающе радостно звучащая в ее глубоко запрятанном в панцирь сердце… мелодия: О-ля-ля! Как блестят утром капельки росы… Чистые, как слезы ребенка… о-ля-ля!
И вдруг ей почудилось, что Ежик – это тоже Черепаха, только чуть-чуть другая.

И она наконец высунулась из панциря и тихонечко запела: О-ля-ля! Сколько в жизни чудес!
А потом безмятежно заснула, причмокивая и улыбаясь во сне.