Глава 5. Ходячий параграф

Дом комиссара Люссака даже если  бывал полон людей, отпугивал пуританством, ханжеством и стародевичьей скукой, которая, словно паучиха паутиной, оплетала комнаты перезрелых племянниц хозяина. Господин  Люссак не был здешним, но на острове жил уже давно. Поселился он в административном здании, где  в подвале размещались четыре зарешёченные камеры. Это была местная тюрьма.

Камеры в основном пустовали, ибо, как известно, местные жители сами решали между собой спорные вопросы. Комиссару в работе помогал рассыльный Дэнис.

Дэнис блуждал по комнате, как потерянный. Тёмные круги под глазами свидетельствовали, что он мало спал этой ночью. Недолго думая, схватил он со шкафа большую цветастую шаль и обвязал ею щеку. У него болели зубы. Он бесцельно кружил с опущенной головой от подвала до приёмной, от приёмной до подвала. Худой, маленький Дэнис с длинным носом, увенчанным на конце шишкой. Это делало нос похожим на трубку и всегда производило большое впечатление на детей. Они не раз метили снежками в эту «трубку». Особенно отличался в этом младший брат Анны, Томаш. Дэнис замечал его издалека. У него чесались руки спустить с мальца шкуру за все проказы, но Томаша трудно было поймать. Убегал как заяц. И всегда успевал удрать вовремя.

Сейчас, в шали, завязанной на макушке, Дэнис выглядел так, что даже Генька, старшая из сестёр, которая лопалась от злости уже с самого утра, не могла удержаться от комментариев. Разразилась въедливой иронией:

— Ах ты, дурень! Что ты с собой сделал? Настоящее пугало! И это государственный служащий! Ох, зря возится с тобой дядя, зря!

Говоря это, она пронизывала его насквозь своими крапчатыми, как у кошки, глазами, в которых даже в лучшие минуты виднелись злость, категоричность и самоуверенность. Дэнис под этим взглядом опустил голову, но шаль не снял, хотя знал, что командует здесь она. Сам комиссар, желая иметь свободные руки и спокойную жизнь, отдал Гене власть надо всем домом.

Внезапно до их слуха долетел писклявый голосок. Это Лулу пел песенку, которую тут же и придумывал:
     — Кому вдовушка по нраву, а кому невеста –
     Все строптивы с мужиками, всякому известно.
     Кому нравится пахать, кому с детьми возиться,
     Кому книжку почитать, кому повеселиться…

Чей-то голос вскричал:
— Принимай их, Дэнис! Отворяй ворота!

Дэнис выскочил за дверь, но на пороге выругался:
— Ах ты, дьявол! Дождёшься у меня! Вот доберусь до тебя, приблудыш, бродяжка! – Одну руку он стиснул в кулак, как для удара, а другой энергично тёр носище, на котором налипли комки грязи, брошенной Томашом из-за ограды. Дэнис ругал Томаша, ругал заодно и Лулу, и Гориллу, и других, но все тряслись от смеха. Паренёк, притаившись за деревьями в кювете, не мог отказать себе в удовольствии – перед ним на расстоянии вытянутой руки была такая великолепная мишень, как шишка на носу Дэниса. Сегодня цель эта была ещё более заманчивой, поскольку из-под толстой шали выступал только этот мощный орган обоняния.

— Заткни пасть! – рявкнул комиссар. – Проводи этих двух в приёмную! А вы, люди, — крикнул Люссак собравшимся перед крыльцом жителям, — возвращайтесь к своим делам. Об этих я уж сам позабочусь.

Дэнис грозно посмотрел в сторону Томашека, словно хотел запомнить его облик, и двинулся вглубь помещения, пропуская перед собой старого Роберта и Рафаэля.

В коридоре они задержались перед стендом с плакатами. Один из них изображал улыбающегося солдата с автоматом на фоне большого рисового поля. Другой плакат, кричаще раскрашенный, отличался от первого только тем, что вместо одного солдата изображал нескольких, и все – в разных касках. А под ними исполненная пафоса надпись: «Если ты не трус – защити цивилизацию от коммунизма»… С третьего плаката смотрело на Роберта и Рафаэля загорелое бронзовое лицо вояки в кепи, из-под которого спадала на плечи белая косынка. Солдат стоял, напружинившись,  а его стальные глаза, настойчиво глядя на людей, как бы говорили: «Хочешь романтики и экзотики – записывайся в Иностранный Легион». Под каждым плакатом имелась надпись: «Заявления принимаются все участками жандармерии».

— Есть оказия, — насмешливо сказал старый рыбак.
— Не разговаривать! – гаркнул обозлённый на весь мир Дэнис, страдальчески потирая нос.

В это время к дому комиссара прибыли также обеспокоенный событиями на острове мэр Лабро, его заместитель Гастрик, комендант порта Дино и… ксендз. Одним словом, почти вся верхушка острова.

***
Комиссар исподлобья смотрел на Роберта. Два дня он мучился с ними, а они – с ним, и ничего из этого не получалось. Если бы он мыслил логически, то понял бы, что ничего и не получится. Пуркуа, почему они вводят власти в заблуждение? Какую скрытую цель при этом преследуют? Пуркуа, почему напрасно организовали всю эту суматоху на острове, которая многим взбудоражила головы, а некоторым дала возможность обделывать дела по-своему? Или же из страха перед ответственностью у них всё смешалось в голове, и всюду видятся несуществующие трупы? Пуркуа?

Комиссар строевым шагом мерил комнату. У стола на лавке сидел Роберт с опущенной на грудь головой. Рядом с ним Рафаэль беспокойно приглаживал волосы. Казалось, что он слушает проповедь на китайском языке. Пуркуа здесь, пуркуа там, пуркуа… От этого свихнуться можно. Что он, Рафаэль, собственно, знает? Ничего! Что он видел? Ничего! Что он делает здесь, в комиссариате? Ничего! Пуркуа, почему его не отпускают домой? Кто ему заплатит за потерянное время?

Он смотрел на сокрушённого Роберта как на виновника всего. Это из-за него все неприятности. Если бы не он, сидел бы Рафаэль теперь не в участке, а дома, за работой.

Роберт взглянул на комиссара, потом отвернулся и обвёл комнату взглядом загнанного зверя. Глаза рыбака, хотя и беспокойные, смотрели на всё равнодушно; в этом взгляде было нечто, борющееся с подсознанием и силящееся ухватить беспокойную мысль, которая бы его спасла. Но мысль эта никак не ухватывалась. Рафаэль открыл рот, словно собирался закричать, но почувствовал на себе жгучий взгляд Люссака и прикрыл рот ладонью. Теперь протестовали только его глаза. Во взглядах Роберта и Рафаэля была такая огромная жажда жизни и одновременно страх и могучее желание опровергнуть эти страшные и неслыханные обвинения, что даже комиссар призадумался. Но только на мгновение. Он смотрел на сгорбленные плечи, которые Роберт уже не смог бы распрямить, без риска сломать их, на склонённую голову, напоминающую большой биллиардный шар. «Ударить кием, и покатится по земле», — подумал он. – «Сидячий параграф»…

В комнате стояла невыносимая жара. В горле пересохло. Комиссар прервал на короткое время свою ходьбу. Потянулся к бутылке с вином.

Роберт и Рафаэль хмурили брови над своей «безобразной», как выразился Люссак, жизнью, но ни за кем из них не было в прошлом  сомнительных поступков. Роберт, кажется, так и не понял ничего из  сказанного комиссаром. Не понимал, похоже, и то, почему он сидит в настоящую минуту на лавке в кабинете Люссака, вместо того чтобы сидеть в своей мазанке над тарелкой с супом. В этот решающий для свободы момент он сосредоточил мысли единственно на слове «убийство», которое уже в течение двух часов стягивало ему болью нутро. Когда комиссар отставил пустую посуду, Роберт облизал спёкшиеся от жажды губы; ему почудилось на миг, что это он выпил полный стакан ароматного вина.

— Я вам советую, — процедил комиссар сквозь зубы, — добровольно признаться в убийстве. Это пойдёт вам только на пользу… Где прячете портфель с документами? Нашли рулетку, должны были найти и портфель.

Какое убийство? Что он, собственно, мелет? Кто кого убил? Чёртова путаница. Что за неразбериха! Или они сошли с ума, или комиссар выпил лишку. Что-то здесь не в порядке. Почему вот уже два дня их держат под замком? Неужели считают, что они ввели власти в заблуждение? Почему они сидят здесь вдвоём? Где Михал, Анна, Ивек, Ленуар?

Роберт вытянул перед собой руку, пристально глядя на кончики пальцев, словно увидел на них кровь. Неужели эти усталые корявые руки могли совершить убийство? Руки, которые всю жизнь служили только тому, чтобы заработать на жизнь, себе и другим! У него было столько неоспоримых аргументов в свою защиту, к тому же имелось алиби. В тот день, когда исчез инженер, он ведь был у Бригитты, вдовы рыбака из южного посёлка. Всё это он горячо высказал при аресте, но теперь язык не поворачивался во рту – сказать что-то в свою защиту. Он ни слова не мог из себя выдавить. Что скажут люди, когда обо всём узнают? Что подумают соседи, ксендз? Нет! Нет смысла сейчас об этом говорить! Он припрячет своё алиби на крайний случай.

И вдруг в Роберта будто дьявол вселился. Он бросился к комиссару и сунул ему под нос свою худую ладонь.

— Комедию ломаешь! Дураков ищешь! Кто затеял эту чудовищную ложь? Для чего? Кого обмануть хочешь, замазать глаза? Кому понадобилось переложить вину на невиновных? Для кого ты это делаешь? Кто тебе заплатил за это, ты, сопляк! Да я тебе в дядьки гожусь! Подлая подмена! Виновников надо искать там, где они есть! Вуаля! – выкрикивал он, схватив Люссака за отвороты мундира и стиснув их так, что затрещали швы.

— Дэнис! – заорал комиссар, схватив старика за руки. – Дэнис, на помощь! Посади эту парочку снова под замок! До полного выяснения дела. И не подпускать к ним никого!

В камере чувствовался запах плесени. Была та пора года, когда весь мир, и стены, чрезмерно были пропитаны влагой. Роберт сидел в камере один. Тут не пахло кожей и краской, как у него в хатёнке. Вместо пучков лука и связок красного перца, нанизанного на шнур, здесь под потолком висела паутина. «Слепень такую паутину прорвёт, а муха запутается». Он был этой самой мухой. К нему подбирался огромный паук – комиссар, который вертел как хотел законом и всем островом. Стены не были оклеены картинками, но зато были покрыты различными надписями. Одни призывали на помощь Бога, другие проклинали этого Бога и родителей за то, что те произвели их на свет. Проклинали ненавистное общество, которое отторгло их, не дав никаких шансов вернуться к людям. И он теперь до самого конца будет только номером, анонимным номером, гибнущим под знойным небом Кайены. Неужели и его на старости лет ждёт такая же судьба?

Куранты на костеле отбили пять часов утра. время, когда выводят из камер приговорённых к смерти. А также время, когда люди встают из тёплых постелей, чтобы заработать на кусок хлеба. Пять утра – это ещё и время, когда некоторые, насытившись доброй едой и питьём, укладываются в удобные постели.

«Се ля ви, такова жизнь, но до чего же она глупа! Такого и в кино не увидишь», — подумал старый рыбак и снова подробно припомнил всё случившееся. Как это было?

Когда он поднялся с камней, тело инженера Лясовского, как он помнит, лежало внизу на плоской скале. Однако он не мог бы с уверенностью сказать, что и Рафаэль видел тело. Возможно, он не врёт, утверждая, что старик схватил его за руку и потащил за собой. Они бежали до самого посёлка так, словно за ними гналась целая орава ведьм. Роберт наделал много шума, но пока организовалась помощь, прошло два часа. Почти весь посёлок собрался на северном берегу, желая быть очевидцами событий. Сперва вперёд вырвался Михал, Ивеку едва удалось задержать его и немного успокоить. Однако когда оба они осторожно наклонились над пропастью, то напрасно напрягали зрение. На плоском камне не было никакого тела. Вода стояла уже высоко, и волны бешено, раз за разом ударялись о скалы, оседая на них грязной пеной.

— Поздно! – в отчаянии крикнул Роберт. – Прилив сделал своё дело!

Тогда Михал застонал, а люди подозрительно смотрели на подавленного Роберта. Островитяне зашептались враждебно, обозлённые тем, что их оторвали от дел, а ещё больше тем, что их лишили волнующего зрелища. А ведь на острове было так мало развлечений! Здесь можно было развлечься, но ничего не получилось. Сам Люссак вынужден был взять под охрану Роберта и Рафаэля, когда люди стали угрожающе напирать на них, несмотря на протесты Михала, Ивека и Ленуара. Люди жаждали зрелища и хотели иметь его любой ценой. Они не могли простить Роберту и Рафаэлю, что те обнадёжили их, а потом одурачили.

Внезапно кто-то крикнул – Роберт поручился бы своей лысой головой, что это был таможенник Горилла – крикнул так, что в скалах загудело:
— Это они убили инженера! Поэтому  у них его рулетка! Если бы инженер пропал, с ним пропало бы всё! Убили и ограбили, а теперь изображают несчастный случай! Роберт лучше всех знал дела инженера, а пан Лясо пару дней назад получил большие деньги!

То была примитивная ложь, но её хватило островитянам, чтобы поддержать мнение Гориллы. Искали сенсации, и уже неважно было, какой она будет. Роберта не любили – приблудыш с континента, который первым вызвался помогать инженеру. Все рады были сорвать на ком-нибудь злость. Раздались угрожающие крики, а самые возбуждённые потребовали:
— В воду их! Без суда! В воду убийц! Пусть комиссар отойдёт в сторону и не вмешивается не в своё дело!

Комиссар, однако, повёл себя весьма решительно. Не задумываясь, он выхватил пистолет и пригрозил, что вгонит пулю в лоб любому, кто поднимет руку на Роберта или Рафаэля. Ему, как и всем любителям сенсации, эта история пришлась по вкусу. На острове такая скука! Поэтому он сейчас делал всё, что было в его силах, чтобы отбить у толпы Роберта и Рафаэля. Пусть признаются в совершённом убийстве. Так будет спокойнее.

У Роберта всё это в голове не укладывалось. Тому, что островитяне, наслушавшись Горыла, возжаждали его смерти, не удивляло. Однако он не мог понять, почему комиссар поверил этой лжи.

Роберт чувствовал, что стал жертвой чьих-то махинаций, и это выводило его из себя. Кто-то, видимо, хочет убрать его таким способом. Кому-то понадобилось, чтобы его увезли с острова и спрятали в тюрьму.

        Ему никогда не везло. Он ведь был чужой на острове, как и пан Лясо. Был его правой рукой. Мог знать о тёмных делишках некоторых господ больше, чем это кому-либо позволялось. Был помехой, которую любой ценой нужно было убрать.

Плохо только одно – у старика всё виденное перемешалось в голове. Теперь он и сам не понимал – видел ли тело инженера на рифах, или стал жертвой галлюцинаций. Он ведь так хотел помочь Лясо и Михалу! Одного уважал за знания и трудолюбие, а другого любил как сына. Конечно же, он устал. Искал инженера с самого полудня, потом всю ночь без сна и всё утро до полудня. Дело ещё усложнилось, когда Дэнис сообщил, что труп инженера выловлен, но не на южном берегу. Тело инженера каким-то образом миновало весь остров. Но это было невозможно! Старик прекрасно понимал это. Тогда что же это? Призрак? Или… работа ведьм? Он уже и сам не знал, что думать обо всём этом. В голове у него была такая сумятица, что он потерял уже представление о начале этой истории и не представлял её конца. То, что ошибались другие, ещё не означало, что он был прав. Он просто попался в тайно расставленные силки, вот и всё. Был бессилен что-либо сделать. И чем больше сопротивлялся, тем глубже уходил в трясину, которая медленно, но неотвратимо затягивала его на дно.

Он охватил свою голову и сильно стиснул её руками, словно боялся, что она вот-вот взорвётся. Чувствовал, как деревенеют ноги, как цепенеют руки, а в лёгких не хватает воздуха. Он поднял утомлённые глаза на оконце. Увидел краешек неба и выглянувшее из-за туч бледное осеннее солнце. Лучи его были оттенка опавшей листвы. Накатила печаль неотвратимо надвигающейся старости. Роберт глухо застонал и рухнул на нары.
                ******