Пусть сказка станет былью

Вначале поверхность огромной машины покрылась радужным сиянием диодных ламп, потом, нарастая, присоединился жужжащий звук, напоминающий рой потревоженных пчел – завыли моторы, в жестких дисках зашумели пластины, запели десятки сцеплений.

Половину хорошо освещенной, стерильно-белой лаборатории занимает громоздкий металлический прибор. Возле него, меряя шагами комнату, взволнованно снуют от угла к углу две длинные тени: Подсобный Леонид Игнатьевич – профессор с мировым именем, а по совместительству – хозяин лаборатории, и его коллега – Альберт Евгеньевич Сумятин. Судя по внешности, оба – типичные ученые: белые халаты и не менее белые бороды. На лицах – смесь возбуждения и глубокой задумчивости. Поводом послужил эксперимент, к которому они и их предки шли долгие годы…

За этот период, благодаря резкому техническому прорыву, совершенному советскими учеными, в большей части мира установилась абсолютная власть Союза Советских Социалистических Республик. Но пролетели года, повлекшие за собой постепенное угасание памяти о временах становления великого Союза, и большая часть истории, искаженная пропагандой и постоянными поправками, превратилась в красивый, но не очень правдоподобный миф, тем не менее, стоящий научного подхода.
Целью современных ученых было создание машины способной проецировать любую историческую личность посредством считывания и копирования частиц информационно-энергетического поля, окружающего планету.

На повестке дня стоял вопрос, мучивший умы историков: Ленин – миф или реальность?

Истории, дошедшие до ученых, твердили о том, что Ленин долгие годы после своей смерти являлся символом, выставленным на всеобщее обозрение. Но ученые трехтысячного года отнеслись к такому ярко выраженному акту преданности весьма критично, ну никак им не верилось, что великие предки могли использовать усопшего, как инструмент пропаганды.

Возможно ли, что история столь неординарной личности – всего лишь красивый миф, придуманный много позже, чтобы управлять умами людей? Выяснить доподлинное существование лидера социалистического большевистского движения и являлось основой целью Леонида Игнатьевича и Альберта Евгеньевича.

Ученым была известна поговорка, что первый блин всегда выходит комом. Несмотря на то, что данное выражение не прошло практическую проверку, они не спешили с материализацией вождя мирового пролетариата. Первым делом было решено испробовать готовность машины на ином представителе человечества.

Машина стояла перед ними: своими размерами она немногим уступала габаритами слону, сияющая, металлическая, усеянная россыпью кнопок и лампочек. От задней стенки тянулись связанные в пучки провода, многие из которых проходили через отверстие в стене к прибору по форме схожему с коконом. Он располагался в отдельном помещении, огражденном от главного кабинета лаборатории непробиваемым толстым стеклом. Макушкой своей кокон практически соприкасался с потолком.

Руки профессора ловко нащелкали на управляющем пульте параметры материализованного объекта и потянулись к большому красному рычагу, занимающему добрую половину передней панели. На мгновение Леониду Игнатьевичу показалось, что что-то было упущено из виду…

– Так… – Забормотал он, сверяя данные на дисплее. – Блок – предположительно существующие личности… Период – Киевская Русь… Богатыри… Имя – Илья Муромец… Вроде все верно… Ну, «Во славу партии»!

Подсобный с силой потянул рычаг вниз…

Из недр машины раздавались громыхающие и клокочущие звуки. Сигнал уже побежал по проводам к кокону. Тот завибрировал, а в центральной щели, где смыкались двери кокона, будто в лазерном принтере мерцал свет, то опускаясь, то снова поднимаясь до самого основания. Наконец, кокон замер. Двери разверзлись, выпуская ленивые клочья тумана…

– Сейчас я тебя… о! Добрый вечер, господа! – гость, вышедший из сгустка тумана, был весьма растерян и, видимо, немного напуган – его глубокий басовый голос чуть-чуть подрагивал. – Позвольте спросить, кто вы и как я тут оказался? Мгновение назад я отдыхал в СВОЕЙ пещере, держал в руках кусочек сочного…

Но договорить ему не дали, чем гость был явно оскорблен до глубины души, хоть и решил не подавать виду. Но больно уж это было заметно по взгляду, которым существо окатило их, словно из ведра с ледяной водой.

– Кажется, – это дракон, – неуверенно предположил Сумятин, поглаживая неухоженную бороду.

– С чего вы это взяли, голубчик?

– Как же… сами посмотрите: крылья, клыки торчат, огонь выдувает. Несомненно – это дракон. – Альберт Евгеньевич, убеждая по большей части сам себя, утвердительно кивнул.

– Насколько мне известно из имеющихся в библиотеке мифов и легенд – драконы не говорят «Добрый вечер» каждому встречному… Более того, они вообще не говорят!

– Вы мало знаете о драконах! – решил вмешаться дракон и презрительно хмыкнул, демонстративно закатывая три пары огненно-красных глаз.

Гость был размером с агрегат, созданный учеными, если не больше. Тело покрывала чешуя красного цвета, она блестела в свете неяркой лампы, а медного оттенка когти на ногах очень неприятно скрежетали по мраморным белым плитам лаборатории. Из ноздрей он выпускал небольшие клубы пара, что, возможно, было связано с неожиданной переменой температуры – большинство деталей машины довольно быстро нагревались, и во избежание неполадок в подвале старались поддерживать температуру чуть выше ноля. Впрочем, так же ходят слухи, что они, драконы, любили порой пофыркать и попускать пар из ноздрей. А еще – сожрать зазевавшегося путника… Проводить такого рода эксперимент Подсобному не слишком-то хотелось.

Недоуменный взгляд дракона перемещался с одного ученого на другого, а те, в свою очередь, отвечали полной взаимностью. Первым нарушил молчание Леонид Игнатьевич, обращаясь к своему коллеге:

– Альберт Евгеньевич, стало быть, «мы создали монстра»?

– Вам все шуточки, Леонид Игнатьевич, а чудище и впрямь выглядит настоящим, даже нет «блуждающих» токов на изображении.

Подсобный был доволен качеством объемного изображения и даже функциональностью самой машины, но одно оставалось для него неясным:

– Я же все лично настроил, что могло пойти не так?

Пока ученый, погрузившийся в свой внутренний мир, задумчивым взглядом прожигал плиты пола – дракон решил взять инициативу на себя и произнес немного свистящим, утробным голосом:

– Никакой я не чудовище – я чистых кровей дракон, а вот Чудо-Юдо – монстр… Видели бы вы его.

– Голубчик, помолчите, с вами еще разберемся, – рассерженно и холодно произнес Сумятин, осматривая поверхность машины, немного взволнованно поглядывая на экраны мониторчиков. – Вас вообще тут быть не должно, кажется, что в программу закралась непредвиденная ошибка…

– Вероятно, – предположил Подсобный, – когда машина попыталась считать информацию с энергетического поля Земли, что-то сбило ее первоначально заданный поиск, – он скептически осмотрел огромное создание, что находилось в соседней комнате, – в результате чего мы и получили этот диковинный экземпляр.

Пока Леонид Игнатьевич разрабатывал теории, Альберт Евгеньевич раскрыл один из многочисленных отсеков машины, представляющий из себя нечто вроде главного системного блока, и задумчиво всмотрелся в дорожки контактов и соединений. После покружился у задней стенки, мельком осмотрел уходящие в соседний кабинет провода.

– Да, коллега, вероятно, что это наилучший аргумент – я проверил введенные данные, осмотрел проводку, контакты… Все в полном порядке, за исключением того, что за этим стеклом на нас смотрит трёхголовая мифическая ящерица подозрительно похожая на… Ну да, вне всяких сомнений. Вы же узнали его?

– Зря вы так, без сомнения-то! Между прочим, сомнение – наша рапира, а за оружием принято ухаживать, ровно, как и любить его. Спросите у генерала Пташкинова, он-то вам прочтет об этом лекцию не хуже любого педагога!

Удостоверившись, что поблизости нет генерала Пташкинова со своим излюбленным автоматом, ученые засмеялись в густые бороды.

Дракон не разделял с ними всеобщей радости.

– Понял я, конечно, кто это, – произнес Подсобный, стирая счастливую слезу, – представитель злого начала в русских народных сказках и былинах, великий Змий. Он же Горыныч…

Услыхав свое имя, что-то ворчащий дракон, весьма растерянный, заинтересованно уставился на похитителей (в том, что они его похитили – он уже не сомневался, куда больше удивляло то, что похитители вели себя крайне сдержанно), но ученые проигнорировали его удивление.

– Но сейчас мы все равно его не отключим, нужно восстановить питание – еще минут двадцать ждать, как минимум, голубчик. Думаю, сейчас будет целесообразней найти причину сбоя, она, вероятно, находиться где-то в кабинете.

Предложение было мгновенно и единодушно принято, ученые разошлись по разные стороны комнаты. Подсобный отворил дверцу в кладовую, где зашумел различными эклектическими и механическими приборами, а Сумятин остался в главном помещении осматривать полки и столы, заваленные кипами бумаг, книг и различными инструментами.

Они не могли себе позволить тратить время напрасно, даже на дверях кабинета висел плакат, ставший для ученых в прошествии лет девизом, он гласил: «Даже смерть не является оправданием отлынивать от работы!».

В это же время дракон все продолжал то что-то ворчать о страшном сне, то начинал изрыгать проклятия в сторону колдунов, за коих он, похоже, принял ученых.

– Я что, сплю? – Ворчал он. – Если нет, то пощады не ждите, никакой богатырь вас из темницы моей не вызволит, никакой царь золотом не выкупит!

– Молитесь, – подхватила вторая голова чуть громче, – чтобы это был сон, иначе боль, которую вы испытаете, когда я выберусь, будет вполне осязаемой.

Три морды змия ощетинились в жуткой улыбке, показавшей здоровые клыки и ряд острых зубов.

– Вы не спите, так как являетесь продуктом голографии – объемное изображение, создаваемое с помощью лазера, воспроизводящего изображение трехмерного объекта, – беспристрастно ответил обидчику Альберт Евгеньевич, совершенно не боясь угрозы изолированного от него стеной трехглавого чудовища. – Вы пробудете здесь достаточно долго, если мы не решим, что держать вас здесь уже не будет надобности. В любом случае, вы исчезнете, как любая другая проецируемая картинка, – закончил ученый, словно ставя жирную точку в конце их несостоявшегося диалога.

– Он же дракон, а не физик, друг мой – мыслит в рамках информации, данной ему машиной – будьте проще в общении, не поддавайтесь на его раздражение, – упрекнул коллегу выглянувший из кладовой Леонид Игнатьевич.

Время от времени до них долетали обрывки фраз Горыныча о несметных сокровищах, обещанных принцессах (не им ли, случаем?), о секретах, ведомых только ему одному. В конце концов, дракон не выдержал и поднял вой:

– Великий змий, угодивший в сон, от которого не может проснуться – это же позор! Никак Яга наложила морок, старая ведьма! Нынче врагов развелось, как мух! То Кощей к хитрости прибегнет, чтобы принцессу украсть, то старухи безумные чары насылают. А то и вовсе зверей зачаровывают, чтобы меня изводили…

Альберт Евгеньевич, заинтересованный этим внезапным порывом, решил тактично поддержать разговор с драконом, а заодно и разузнать о некоторых интересующих его вопросах, что он приберег для изначально запланированного существа, которое должно было оказаться по ту сторону стекла.

Сумятин поправил небольшой микрофон, прикрепленный к халату, и вступил в диалог:

– Голубчик, так что же получается, вы сейчас во враждебных отношениях со всеми этими… простите, злодеями?

– Я так и сказал, а какое тебе дело? Чтобы я что-то рассказывал колдунам, прихвостням моих врагов? Не в жизнь, слышишь!

– Или мороку! – подхватила третья голова Горыныча.

– Уверяю, что я не морок, а реальное существо из плоти и крови, а вот ты… нет, вы все… вы не сомневаетесь в своем достоверном существовании? К примеру, не задумывались ли о том, как вы существуете все вместе?

– Мы мыслим и общаемся между собой, разве это не доказывает нашего существования?

Такое философское утверждение из уст дракона немного смутило ученого, хоть он и понимал, что тот вряд ли вносит в эту фразу столь огромный смысл, нежели многие ученые и философы прошлого и современности. Дракон все продолжал:

– Еще мы все видим разнообразные сновидения, но таких странных снов еще нам не снилось!

Услышав это, ученый немного растерялся. Да, технологии зашли далеко, но доказать на практике возможность сосуществования нескольких сознаний объединенных в одном теле, пока не было возможности. Куда интереснее то, что дракон упомянул единый сон, при том, что все его три головы мыслят самостоятельно…

В раздумьях ученый пропустил пару фраз, но вскоре вновь сконцентрировался на речи дракона:

– Все это очень напоминает навеянный колдунами кошмар, – рыкнула третья голова, но, кажется, что дракон уже запутался в собственных мыслях и догадках, что позволило воодушевленному ученому вновь напасть на Змей Горыныча с доказательствами, которые дракон практически не понимал.

– Ваши мысли не более чем набор программных кодов и команд, имитирующих примитивный интеллект, такой как ваш… вы, дракон, всего лишь программный сбой и никак иначе. Вероятно, компьютер по собственной инициативе наделил вас речью, даже некой базой знаний, но порань вас – кровь не потечет…

– Прогргр… Тьфу! … конечно не потечет! – запротестовал рассерженный Горыныч. – У меня кожа толще любого щита, прочней любой кольчуги! Идем, проверь, если хочешь – я не буду кусаться, честно, – но лукавая улыбка с оголенными клыками наводила на иные соображения по этому поводу.

Ученый посчитал, что объяснить дракону неспособность организма поддерживать все три мозга в одном теле одновременно – невозможно. Горыныч просто не понимает, что ему хотят разжевать:

– Вам будет это сложно понять, конечно. Как бы проще объяснить… итак, мы можем пойти другим путем – вот вы, змей, летать умеете?

– Умею, – буркнул дракон, опустив глаза, словно пристыженный вор, – но здесь помещение маленькое – не размашишься крыльями! А стену сломать не могу – это сон такой проклятый, кошмар навеянный, так бы улетел давно…

– Свесил крылья даже не попробовав! Очень жаль, но у тебя в любом случае это не выйдет. Понимаешь… сила размаха твоих крыльев и твоя масса – они несовместимы.

Ученый вошел в раж, очень развеселившись самой ситуацией, что ему показалась весьма абсурдной, по которой выходило, что он, кандидат физиологических наук, сейчас стоит и доказывает дракону его нереальность – вот так чего-чего, а этого Альберт Евгеньевич точно не ожидал испытать в своей научной карьере.

– Ты и сжечь здесь ничего не сможешь, если бы ты огонь прямо из глотки изрыгал, то спалил бы себе всю слизистую. Природа не могла создать такое несбалансированное существо, как дракон.

– Не смеши, человек, – осклабился Горыныч, – ты хочешь убедить меня в том, что я не умею делать то, что дано мне природой? Я этим огнем спалил больше людей, чем ты себе можешь представить! А глотка моя цела, не веришь – заходи, посмотришь, – с этими словами одна из его голов раскрыла огромную пасть, а другие зашлись гремящим хохотом.

На шум из кладовой вышел Подсобный Леонид Игнатьевич с барометром в руках. Он снова упрекнул коллегу, попросив все же держать себя в руках. В независимости от того, что им удалось добиться, работа была только начата, а ошибка так и не найдена. Он подошел к Сумятину:

– Все это весело, Альберт Евгеньевич, но, может, отключим уже это чудище (на это прозвище дракон скорчил рожу и, как показалось Подсобному, даже попросил не вешать на него ярлыки)? Машина нагревается, а энергии аккумулировалось достаточно для следующей попытки. Тем более нужно найти помеху. Машина работает – мы убедились. Проверим кабинет, а позже возьмемся за Владимира Ильича. Вы же не хотите, чтобы вместо самого Ленина мы воспроизвели очередного дракона?

Раздался звук, отдаленно напоминающий рык… только рык этот был словно разгневанный вулкан, что с минуты на минуту выплеснет столб раскаленной магмы в небо. Это был Горыныч, подслушивающий разговор двух «колдунов».

– Это кто еще такой, царь ваш?!

Альберт Евгеньевич оскорбился незнанием дракона:

– Это же надо, голубчик! – обратился он к великому змию. – Какой же он царь? Стыдно не знать героев своей Родины! Сам смотри, вон, плакат же весит, – он указал на противоположную стену, где красовался лик Владимира Ильича, а сам продолжил перечислять звания. – Лидер социалистического большевистского движения, основоположник марксизма-ленинизма, основатель СССР! – отрапортовал он.

– Так вот оно что… значит, лидер! Понятно по чьим указаниям действуете! Прислужники проклятые, какой, к чертям, Ленин, если это Кощей, мерзавец!

– Владимир Ильич Ленин! Русским языком написано! – насупился Сумятин.

– Да нет же, Кащей – вижу, что морда знакомая!

– Эй, Кащей, – закричала вторая голова, – хватит подглядывать, раскусили тебя, а ну выходи, поговорить нужно…

Эти слова пробили сквозную рану в сердцах обоих ученых. Но Альберт Евгеньевич, что был по нраву более пылким, чем его коллега, сорвался с места, выхватив из рук Подсобного плакат. Это уже выходило за все рамки! Ладно – царь, но назвать героя Родины злодеем и колдуном… назвать проклятым Кощеем?!

– Будешь знать, невежда клыкастая! – он подбежал к рубильнику и с силой опустил его вниз, обрубая питание машины, поддерживающее «жизнь» Горыныча…

Дверь тихонько приоткрылась, а в комнату проскользнуло сияющее личико немолодой женщины, что подрабатывала в лаборатории уборщицей. Она ойкнула, завидев двух запыхавшихся ученых, скачущих возле огромной машины, которую она, мягко говоря, побаивалась прочищать – время от времени машина могла громко пикнуть, загудеть или утробно зарычать. Женщина помахала им рукой:

– Здравствуйте, я и не думала, что тут еще кто-то есть! Я мышкой. Не обращайте внимания.

Она храбро двинулась вдоль машины (тут все-таки были мужчины)  к задней стенке лаборатории, где на выдвинутом у стола стуле лежала небольшая женская сумочка. Она резко дернула лямочку сумки, опрокинув вместе с ней стул. На пол выкатилось множество мелких побрякушек и толстенькая книжка, которую она нежно отряхнула.

– Вот, внучке купила сказки наши народные на ночь почитать – уже вижу, как она радуется! Как же она Илюшу-то любит, уже в женихи грозится взять… эх. А вы, ученые, в сказки-то, наверное, не верите?

– Только в быль, Марь Ивана! – сказали ученые, еле сдерживая серьезное выражение лица.