Нелегалка Глава 6

               
     Пришла глубокая осень. В Греции она не имела ничего общего с пушкинским определением «пышное природы увяданье». Вместо наступления холодов просто спала жара, стали прохладнее вечера и ночи. Изредка шли кратковременные дожди, и снова выглядывало ласковое солнышко. Для Людмилы такая погода была больше по душе, а вот бабушка мерзла.  На прогулки ей приходилось надевать пальто, платок, перчатки и укутывать ноги одеялом. Людмила катила коляску по дороге вдоль ряда вечнозеленых деревьев и кустарников. Кое-где им встречались пожелтевшие и опавшие листья, но это было совсем не похоже на на российскую золотую осень средней полосы или на буйство багряно-желто-зеленых красок сибирской тайги.
       - Несомненно, наша природа и богаче, и разнообразнее, -  думала Людмила. Ностальгия по России не покидала ее, усугубляясь вынужденной изоляцией от соотечественников. Особенно тяжело становилось ей вечерами, когда дела были уже окончены, а ложиться спать еще рано. Казалось, с наступлением темноты в ее душу змеёй заползала тоска, и она не находила себе места. Единственное, что она могла себе позволить, это выйти на балкон – её самый любимый уголок в доме. Оттуда открывался чудесный вид на юго-запад. Внизу простирались жилые кварталы с церковными куполами в центре, на горизонте синел Саронический залив, а слева замыкала панораму цепь Балканских гор. Но самым удивительным и потрясающим в этой картине было небо, неповторимое в своей изменчивости и богатстве красок вечерней зари.
         Людмила любила наблюдать, как над Элладой тихо гаснет день, как сгущаются синие сумерки. Она смотрела с балкона на разноцветную россыпь огней города, провожала взглядом медленно плывущие в море ярко освещенные теплоходы и мерцающие в небе огоньки самолетов, и ей становилось невыносимо грустно. Часто в эти вечерние часы госпожа Анна поминутно и без всякой причины звала ее: «Лукия, Лукия…» и успокаивалась только тогда, когда Людмила укладывалась спать в двух шагах от бабушки, которая, не спуская глаз, как коршун, высматривающий добычу, следила за каждым ее движением. От этого пристального немигающего взгляда становилось не по себе, и Людмила старалась отвернуться лицом к стене. Тут мужество покидало её, и из глаз начинали капать предательские слезы. Она чувствовала себя совершенно одинокой и заброшенной. А тяжелее всего было от мысли, что просто она впервые осознала свое одиночество, так как и в России испытывала дефицит общения с близкими по духу людьми. Но там приступы тоски накатывались обычно по выходным и праздникам, когда немного ослабевал пресс ее немереных нагрузок на работе. Теперь же у нее появилось время переосмыслить свою жизнь: руки были заняты, а голова свободна. Людмила вдруг поняла, что никогда не чувствовала себя по-настоящему счастливой, прожила лучшие свои годы не так, как хотела бы, а изменить свою судьбу не хватило решимости. Плыла по течению.