Отклонение

Его силуэт расплывается белым призраком в холодном неоновом освещении, змеи черных волос накручивают жутковатые восьмерки, когда он взмахивает головой, вытягивая высокую ноту. Синтетический голос звучит отовсюду, громадные колонки в клубе не оставляют и малейшего уголка, где вокал исполнителя не звучал бы оглушительно громко. Такой же призрак с синим ирокезом, будто бы сияющим, творит волшебство музыки за пультом.  Над их головами клубится искусственный туман, а под их ногами волнуется море поклонников. Обнаженные девушки, проколовшие, пожалуй, все части тела, парни, с исколотыми руками. Жизнь бьется среди них, похоть граничит с безумием, когда они, сливаясь в едином порыве, вопят в унисон с синтетическим визгом солиста.
Сотни девиантов, ни один не похож на другого. Тут вам и готы, и панки, и электронщики, металхэды, рэперы, граффитисты, паркуристы, сексуальные маньяки, наркоманы, ботаны, эксгибиционисты, ультраправые, анархисты, словом, любой, кто чувствует себя не таким как все. Поразительно, как все они стягиваются в этот клуб, словно он яркая лампочка в кромешной мгле, а они  рой мотыльков.
Тогда эта мгла была бы образована мотыльками.
Поразительно, как эти разные субкультуры, и такие же разные их члены одинаково выглядят издали. Большое, разноцветное болото.  С этой перспективы ты не воспринимаешь каждого из них как отдельный субъект, ты воспринимаешь их как единое целое. 
О, я не представился, прошу прощения, меня зовут Юлий, родители назвали меня так в честь какого-то завоевателя прошлого, того мира, когда он был еще цел.
Скучающе я взираю на девушку за барной стойкой, левая часть черепа гладкая как эта самая стойка, только на ней выбита татуировка с сердцем, которое опутывает зеленая лоза и вонзается в него острыми шипами. Правая часть черепа заменена какими-то кибернетическими имплантами, модными последнее время. Девушка прекрасно все поняла, ее левый глаз, настоящее голубое бездонное озеро, подмигивает мне, а правый, горящий кровавым рубином, так и остается недвижимым, застывшим в своей единственной эмоции – холодном машинном равнодушии. Вскоре мой стакан оказывается вновь заполнен дурно пахнущим синтетическим алкоголем. Сейчас все синтетическое: еда – набор различных необходимых элементов с вкусовыми добавками, возможно, если хорошо заплатить и по виду будет напоминать нечто съедобное. Правда это становится никому не нужным сервисом, кибернизация с каждым месяцем становится дешевле и популярнее, можно удалить потребность потреблять пищу вообще и заменить ее подзарядкой аккумулятора. Это дешевле.
Но я предпочитаю тратиться несколько больше, потому что, какой бы мерзкий вкус не имели еда или алкоголь – они его имеют, энергия - нет.
Ко мне подходит веселая девчонка, алые глаза зазывающе горят, модернизированное тело пластично двигается в такт музыке, в ее волосы встроены микроскопические  светодиоды, поэтому они меняют цвет в зависимости от настроения. Сейчас они напоминают беспокойное пламя. Мы обмениваемся парой незначительных фраз. Она спрашивает: «Ты натуральный?». Это означает, что во мне нет ничего от машины. Я говорю одну из тех дежурных фраз, запасенных на сей случай, и потом это преображается в шутку. Она смеется, предлагает пройти на танцпол. Никогда не горел желанием породниться с беспокойной толпой ликующих неформалов, но соглашаюсь, это лучше, чем пить в одиночестве, в конце концов, не ради этого ли я прихожу в клуб?
Мы танцуем, она смеется над моей неуклюжестью. Вообще-то, я лет 6 посещал танцевальную школу, но по сравнению с ее идеальной пластикой, отточенными подпрограммой движениями, я был никем.  Потом мы запираемся в одной из кабинок стерильного туалета и предаемся короткой плотской любви. Это не породило никаких эмоций, кроме усталости, да и я ей, в общем, не особенно был нужен, ее улучшения позволяли бы достигать оргазма в любой момент, появись у нее такое желания. Что может быть более отвратительным для мужчины, чем осознание, что вся его мужская сила – пшик перед сетью искусственных связей, добавленных прямо в мозг? Я уже вижу, как она рассказывает, как занималась сексом с «натуральным»,  если бы это не было так популярно среди искусственных девочек и мальчиков, я не приходил бы в этот клуб. Я вижу, как они смеются надо мной, она и ее друзья, такие же киборги, меня, впрочем, это вполне устраивает.
Я уже собираюсь уходить, накидываю пальто у самого входа, музыка доносится лишь отголосками, встречаю суровый взгляд охранника, когда достаю сигареты и зажигалку, отвечаю, что закурю на улице. Черная дверь отходит в сторону, я уже почти делаю шаг за порог, как меня нагоняет высокий женский голосок.
- Мистер, подождите! – напомнил ли он мне тогда пение соловья, или это было придумано после? – Вы забыли свой бумажник!
И не то что бы она очень красива, ниже меня и, наверное, немного полновата, азиатка, волнистые черные волосы, карие глазки, даже раскосые слегка, пожалуй.  Зато улыбка невероятно обаятельна, живая, заразительная, из тех,  которые хочется заслужить. Она протягивает мне кошелек из змеиной кожи, я неловко забираю его, благодарю.
- А вы уже уходите, мистер…
- Юлий
- Асока, - она снова улыбается, мне это чертовски нравится, я расплываюсь в ответной, невольно, - Я тоже уже собираюсь, может подождете меня,  ночью бывает опасно… и скучно.
Только потом я понял, что опасности никакой быть не могло, круглосуточное наблюдение 24 часа в сутки, автоматический системы подавления, почти нулевой уровень преступности. Но тогда я согласился, потому что мысль о том, что я буду вселять кому-то уверенность и смелость, что возьму на себя роль той самой «каменной стены», придала мне силы, и я даже загордился, что родился человеком, и мужчиной.
Мы шли по широкой, хорошо освещенной, очищенной автоматическими уборщиками улице, небо над нашими головами бушевало и яростно билось о защитный купол города, сверкали молнии и гремел гром, я знал, что тяжелые капли дождя, градины размером с бейсбольный мяч разбиваются о прозрачный крепкий купол, но не мог этого услышать.  Тяжелые тучи скрывали лунный свет, как днем они же скрывают свет Солнца.
Множество веков, наверное, прошло с момента катастрофы. Наверное, потому что никто не может установить точную  дату ее начала. Принято полагать, что город существует около четырех веков, наши предки решили его воздвигнуть, когда планета окончательно определилась с судьбой человечества. Я могу лишь предполагать, какая по ее мнению должна была сложиться судьба, однако тот факт, что за четыреста лет мы не слышали, чтобы с нами связался какой-нибудь другой город, делает мои предположения крайне безрадостными.
Я не знаю, почему планета стала такой. В один момент, как сообщают записи, с неба полился огненный дождь, ветер разносил жаркое пламя и вмиг сжигал живых созданий заживо, в другой части планеты, наоборот, все леденело с такой скоростью, что люди превращались в застывшие статуи. Суровые дожди, грозы, землетрясения, извержения вулканов, цунами, таяние полярных льдов, изничтожающие бури – все это накинулось на человечество, исполняя предзнаменования о конце света. Складывалось ощущение, что мир просто захотел избавиться от  человека, а может и вообще всякую живность на планете. Но наши предки не пожелали сдаваться и воздвигли купол, с тех пор небеса бушуют все время, трясется земля, волны наваливаются на него своей необузданной силой, огненный дождь пытается прожечь барьер, песчаные бури пытаются унести город с собой. Но он стоит, последний оплот человечества, вершина технической мысли, поддерживаемый гениальными умами и холодной машинной логикой на их услужении.
Город был назван Invictus, словно это был вызов планете.
Я давно смирился с этим. Окружающий мир пытается тебя уничтожить – спрячься от него, снаружи правит Хаос, а наш город – последняя цитадель Порядка.
Проблема была лишь в том, что Порядок приедается.
Искусственные деревья – декорации, механические устройства, чтобы поддерживать пригодную атмосферу внутри купола, но по парку, наверное, бродить было так же приятно и среди настоящих. Да, наша прогулка до дома превратилось в ночной променад. Оказывается, у нас было много общего.
- Знаешь, Юлий, мне иногда кажется, что я должна была родиться где-то еще, или когда-то еще. Вокруг такое разнообразие возможностей.  Можно стать кем угодно, и какой выбор не сделай – не будешь одинок. Хочешь – преподавай в университете или будь юристом, или художником, или техником, ученым, да кем угодно! Любое желание встретит отклик, любая идея найдет единомышленника, но почему-то все равно…
- Одиночество не покидает меня, - закончил я за нее и взглянул в ее прекрасные глаза, они излучали доброту и тепло, в них жили эмоции, и я, черт побери, не мог вспомнить никого, у кого были хотя бы отдаленно напоминающие такие же.
Она засмеялась, и внутри что-то екнуло, я влюбился в этот смех, улыбку, в нее.
- Так ты меня понимаешь? – я кивнул, - Я это сразу приметила, - это звучало как хвастовство, как самое милое хвастовство на свете. – Ну, так, Юлий, мне интересно, что ты думаешь по этому поводу?
В небольшом озерце плескались голографические рыбы, потрясающая иллюзия, ведь живых рыб не осталось, теперь либо роботы, либо голограммы, но пусть даже иллюзия, пусть пение птиц записано в аудио формат, пусть шевеление в листве – часть программы, пусть лучше будет так, чем никак вообще.  Тем более, когда ты стоишь рядом с Асокой, ты не думаешь об иллюзорности всего происходящего.
- Я… я сам много думал по этому поводу,  - неуверенно сказал я то, что было, в сущности, правдой, только вот, сколько ни размышлял ничего толком придумать не смог. – Я полагаю… что просто некоторые вещи… происходят, потому что происходят. Как идеи новых книг, новые теории, или, - молния щелкнула сверкающим хлыстом по куполу, - Катастрофы.
Она ничего не ответила, но по ее виду, я понял, что ответ Асоку не устроил.
- Я не знаю, просто, наверное, так случается, что рождается человек, которому судьбой писано быть одиноким
- И если он потом находит такого же человека останется ли он одиноким вместе с ним, или будет, наконец, счастлив? – спросила меня голосом соловья, под запись пения этих птиц.
- Я.. я не знаю…
Я сдался, возможно, где-то внутри я знал ответ, но не мог выразить его, лишь беспомощно озирался вокруг, смотрел на нее и чувствовал себя неуютно.
Мы остановились под аркой из белоснежного камня, ее опутывала виноградная лоза.  Она взглянула на меня и снова улыбнулась, все невзгоды ушли прочь, а когда она пропела следующее…
- Я думаю, мы могли бы узнать это… вместе. Как насчет завтра? Здесь же?
Я вознесся, это значило свидание. Подумать только, словно это первое свидание в жизни. Я энергично закивал, улыбался как дурак, а она похихикала и обняла меня на прощание
- Увидимся, - прошептала она на ухо и чмокнула в щеку, а затем убежала. Я тогда совсем не думал о том, что не только бросил, по сути ее одну ночью в парке, но даже не спросил в какое время нам встретиться.
К полудню следующего дня я  снова стоял под аркой из белоснежного камня. Лучший костюм, волосы зачесаны назад и аккуратно прилизаны, запах дорогого одеколона привлекает внимание кибернизированных цыпочек, я сдержанно улыбаюсь им и просто жду. Синтетический цветок, набор из множества химических элементов, наверное, совершенно неотличим от настоящего, (лишь предполагаю, я никогда не видел настоящих), вечно цветущий и благоухающий, он ждет своего часа. В ее руках он будет смотреться намного лучше.
Она не приходит первый час, второй, третий. Я нарезаю круги по опостылевшим аллеям, гляжу на часы каждую минуту, понимаю, что, по сути, ее предложение могло ничего не значить.  Просто озорная игра. Но я жду. Иллюзия рассеивается, плеск рыб повторяется из раза в раз, одинаковые трели приедаются, парк издает звуки несуществующих животных. Я больше не улыбаюсь прохожим, цветок лежит рядом со мной на скамейке из металла и резины, а я неотрывно смотрю на арку из белоснежного камня, овитую  виноградной лозой, состоящей из трубок  и железных шипов. Буря нещадно бьет купол, беззвучно, слишком высоко от меня. У самой вершины купола горит бледное искусственное Солнце, холодный свет заменяет нам тепло настоящего. Небеса выглядят черными безумными тенями.
Проходит четвертый час, пятый. Зачем? Почему я не ухожу отсюда? Я сообщил по месту работы, что заболел, чтобы поддаться слепой надежде, чтобы встретиться с человеком, к которому я не был равнодушен, которой я был нужен, я видел это в ее глазах! Почему она не пришла?!
Шестой час. Солнце тускнеет. Ученые поддерживают в нас иллюзию смены дня и ночи, а я клянусь, что это будет последний час моего ожидания.
Они идут ко мне, очевидно. Одинаковые костюмы, застывшие маски с лицом игрока, глаза прикрыты черными очками, чтобы люди не смущались при виде безжизненных огней вместо них. В полицию допускаются лишь те, кто полностью соединил себя с машиной. Кибермозг, киберсердца, внутренние органы заменены каким-то реактором, осталось ли в них что-нибудь от человека? Опыт, разве что.
- Юлий-3446, работник «New World Hope inc.», 32 года, не женат, детей нет, хронические заболевания отсутствуют,  достаток средний, дееспособный, натуральный - тот, что слева назвал мои данные.
- Гражданин, вашему поведению был присвоен статус «подозрительное», прошу пройти с нами в участок.
- Я уже ухожу, - не хотелось идти ни в какой участок с этими безжизненными жестянками.
- Гражданин, согласно протоколу «Си», вы обязаны пройти в участок с представителями органов правопорядка, или представители органов правопорядка будут вынуждены применить силу.
Они сказали это в унисон, совершенно одинаковым тоном, я почувствовал, что кровь стынет в жилах. Интересно, а есть ли у них кровь? Мне было страшно, хотя я знал, что «применение силы», означает, что они мгновенно вырубят безболезненным зарядом, и, когда я очнусь, у меня даже не будет болеть голова, а ощущение будет такое, словно недавно хорошо выспался. Но все равно не хотелось испытывать это на себе. Снова.
- Хорошо, господа, идемте.
Полицейский участок располагается на минус первом уровне, то есть под землей, в том участке, что защищен от какой-либо сейсмической активности. Вот уж не знаю, каким образом. Это здание прямоугольной формы, белоснежные коридоры, двери правильной формы, все такое идеальное и чистое, что становится болезненно неуютно. В таком месте ты воспринимаешь себя как нечто инородное, как паразита или загрязнителя, может даже как болезнь.
Однажды я уже попадал сюда, в юношестве я подрался с киборгом, сломал себе руку, а ему разбил какую-то важную киберштуку в голове, родителям пришлось оплачивать счет, а я прошел воспитательную беседу с «Надзирателем», больше я этого не хочу. Представьте, как вас подключают к вашему компьютеру и он пытается записать вам свою программу, кроме того, что это просто больно, это еще и пытается изменить тебя. Однако, это цена нашего выживания, я ничего не имею против этого метода, к тому же благодаря этому опыту я прекрасно понял, откуда появляется столько субкультур.
Став частью Системы, человек всеми силами, особенно если он стал ей насильно, старается сбежать от нее, отделиться, отклониться.  Он может придумать что-то сильно шокирующее и отталкивающее и стать его частью, чтобы не быть как все.
Но потом, когда субкультур становится слишком много, они и становятся всеми. Куда было податься мне?
Мне задавали вопросы о ней. Когда я познакомился с Асокой, о чем говорили, куда она отправилась после, куда отправился я. Отвечал честно, лгать просто не было смысла, я знал, что они прослушивают и просматривают город 24 часа в сутки, семь дней в неделю, если это исчисление в нашем четырех вековом безвременье вообще имеет смысл. Инспектор все записал, а затем покинул меня, велев оставаться в кабинете.  Так я остался один в кожаном кресле в кабинете робота в полицейском участке под землей.  Передо мной прямоугольный правильный стол, на нем нет ничего, кроме встроенных терминалов, на полке у стены покоится множество носителей с данными, крохотные чипы, на которые записано личное дела жителей, я мог бы осмотреть их, но что там можно найти? Кроме того за мной, наверное, наблюдают.
Невольно я замечаю, что терминал в столе включен, причем инспектор вошел в систему, но выйти забыл. Способен ли на это робот? Несколько секунд я неотрывно смотрел на горящий монитор. Я не понимал ничего из происходящего, почему меня привели сюда и задавали вопросы о ней? Кем она была? Я мог бы узнать, что угодно просто взглянув на ее досье в базе данных.
Но ведь это преступление, вернее проступок, я не полицейский, я простой человек, причем натуральный, об этом мало кто говорит, но нас считают довольно ненадежными, иначе зачем делать кибернизацию такой доступной? Насколько вышел этот робот? Он может вернуться в любую минуту, что тогда со мной будет, застукай он меня за копанием в его базе данных, плюс наблюдение.
Но, черт возьми, зачем тогда вообще оставлять его включенным? Я осматриваю комнату на предмет наличия камер, правда, им не нужно было бы наблюдать за роботом, поэтому их здесь нет. 
Соблазн был слишком велик. Я не знаю ее ID, поэтому просто вбиваю «Асока» в строку поиска и жму «Enter». Огромный список имен и множество цифр появляются на экране, я быстро проверяю одну за другой, смотря одним глазом в монитор, вторым на дверь, прислушиваюсь к шагам за ней, роботы шагают слишком тяжело, чтобы их не слышать. Не она, не она, не она, не она. Ни одна из девушек не совпадала, я начинал волноваться, чем больше времени я провожу за компьютером, тем больше вероятность, что меня обнаружат.
Интерфейс перестал отзываться на касания, черт! Он завис, я ищу кнопку перезагрузки, лишь бы успеть, пока жестянка не вернулась, когда экран вдруг почернел.
Медленно стали появляться одна за другой буквы.

П О М О Г И

Черт, что это могло значить?!

П О М О Г И М Н Е Ю Л И Й.

Тяжелые шаги робота послышались прямо за дверью, щелкнул тумблер на той стороне, я живо кидаюсь в кресло и, когда дверь отворяется, уже сижу в нем и невинно напеваю песенку.
- Я уж совсем устал ждать, инспектор, - деланно усмехаюсь я, стараясь отогнать целый ворох мыслей. Бросаю взгляд на экран. Он перезагрузился! Бесфоновый десктоп и пара ярлыков.
- Приношу свои извинения, гражданин Юлий-3446, вынужден донести до вашего сведения, что полицейское управление вынесло решение о вашем временном задержании, мы уже сообщили по вашему месту работы.
Внутри что-то рухнуло.
- Можно поинтересоваться, зачем и почему?
- Обо всем вам будет сообщено позже, гражданин Юлий-3446, а сейчас вас сопроводят к вашей комнате.
Надо отметить, что кровать была весьма удобной, голографический экран  на стене мог показывать один из сотни динамических и настраиваемых пейзажей, другой мог показывать и телевидение, был планшет, на котором можно было писать или рисовать. Единственное, что отсутствовало – возможность связаться с кем-либо и выйти наружу. И у меня не то что бы были хорошие друзья, но даже невозможность перекинуться парой слов с коллегой на работе заставляла почувствовать себя ущербным. Мы совершенно не ценим что-то, пока у нас этого не отнимут, и сейчас я очень хотел услышать ворчливый говор пожилой секретарши в конторе, она, кстати, кроме меня, единственная натуральная там. Хотелось прогуляться по улицам города, которые внезапно перестали быть опостылевшими. Еще больше хотелось узнать, за что я здесь. Может они все-таки следили за мной, когда я изучал базу данных? Может быть они вообще сочли меня недостойным гражданином, может это из-за Асоки… Хотелось узнать как она  и где, хотелось узнать кто она и связано ли с ней то таинственное сообщение на терминале. Мысли о нем вызывали почти, что судорожное беспокойство. Кто бы ни был по ту сторону монитора, я был нужен ему.
А еще я был уверен, что это Асока, но когда я признавал это, то испытывал настоящее отчаяние.
Прошла пара дней, перед тем как мое неведение прекратилось.
Я просто смотрел в белоснежный потолок, по телевизору шло бессмысленное ток-шоу, на планшете записаны каракули моего дневника, когда вдруг внезапно, вместо противного голоса ведущего из динамиков не донесся раздражающий скрежет. Я поднялся и непонимающе воззрился в экран: картинка резко сменялась, непонятные помехи искажали ее с тем шумом, который издавали старые устройства связи, пока экран вновь не почернел и на нем, как на терминале в кабинете не стали всплывать буквы.

Ю Л И Й
Н А Д З И Р А Т Е Л Ь П О Ж Р Е Т Т Е Б Я
П О М О Г И М Н Е
В С Т Р Е Т И М С Я Н А М И Н У С П Я Т И Д Е С Я Т О М
В О С Т О Ч Н Ы Й Л И Ф Т
А С О К А
P S Л Ю Б Л Ю

Я просто не мог поверить. Я стоял с раскрытым ртом, тупо вперившись в черный экран с белыми буквами, что это все могло значить? Что значит «пожрет», как я могу ей помочь, что она хочет от меня, что?!
- Я ничего не могу!
Она любит меня. Она так написала, зачем? Это была правда или она просто манипулировала мной, чтобы я сделал то, что она хочет. Разве имеет это значение, я был нужен ей. Но что я могу? Дверь заперта и она слишком крепкая, чтобы я мог ее сломать. Быть может, будь у меня киберимпланты…
Я искал хотя бы одну лазейку в идеальной камере, которую мог бы использовать, но не находил ничего. Я мерил комнату шагами, не находил себе места, комок беспокойства превращался в панику, которая захватывала все мое естество, внутри я содрогался, я просто ничего не мог поделать, минуты превращались в часы. Я стучал в дверь и требовал меня выпустить, требовал хотя бы объяснить, зачем меня держат здесь. Но я не получал ответа.
К концу дня дверь, наконец, отворилась, я как раз прикончил ароматную питательную смесь из раздатчика еды.
Двое киборгов, те самые, что пришли за мной в парке, или такие же, они, может и отличаются, но выглядят слишком похожими друг на друга.
- Юлий-3446, Надзиратель требует вас.
- Н-но… - голос дрогнул, строчка из сообщения яростно билась в моем сознании, - За что?  Я ничего не сделал, я не хочу…
- Согласно протоколу «Си»….
Ублюдки, они не собирались мне ничего объяснять, они просто хотят поджарить мои мозги, хотят сделать меня частью своего гребаного компьютера, чтобы когда я вышел отсюда я не мог понимать ничего кроме двоичного кода.
Я киваю, выхожу вперед, один идет вперед, второй подталкивает меня сзади, верно, чтобы не тратил свое время, их, все-таки, не имеет числа. Мы ступаем по белоснежному коридору, мимо нас проходят другие киборги, роботы, пролетают дроны. Я встретился глазами с другим задержанным, женщиной, у нее рассеянный взгляд, она часто моргает, нервный тик, что-то бормочет себе под нос, я был таким же, когда юношей вышел из кабинета Надзирателя. Сложно познавать Систему, сложно сохранить при этом себя. Если рассудок сохранен, то в будущем, преступления упреждаются с вероятностью в 90 процентов, если нет, его бесплатно восстанавливают стиранием памяти и заменой мозга на кибернетический, тогда личность в любой момент можно жестко корректировать в режиме реального времени. По логике Надзирателя, это самый достойный способ существования, и в будущем человек сам придет к нему, пока же они изменяют так тех, к кому другой метод применить нельзя. Так же известно, что иногда не срабатывает и этот, о судьбе тех несчастливцев никто не распространяется.
«Надзиратель пожрет тебя» - может это была метафора, может они задумали что-то серьезней, чем обычный «разговор», может именно это происходит  с теми, с кем система ошибается дважды. В любом случае я чувствовал, как червь страха извивается во мне ледяным, парализующим телом. Я шел за своими пленителями, что тут скрывать, назовем вещи своими именами, и искал путь к отступлению, надо было действовать.
Дрон-наблюдатель пролетел мимо меня, его тело напоминает какое-то насекомое, насколько я знаю. Я резко хватаю его  и бросаю его в киборга сзади, в голову, это сбивает полицейского с ног, а мой след уже заканчивается у предыдущего поворота. Бегу, стараясь сориентироваться, где же тут восток, чтобы найти означенный лифт, я сбиваю киборгов и оббегаю роботов, надо мной пролетают заряды из энергопушек. Я пробегаю один кабинет за другим, внося переполох и хаос. Какой-то резкий и громкий гул поднялся в комплексе, тревога? Никогда не думал, что дойду до такого.
Я нашел его, возликовал, так как уже начинал уставать. Восточный лифт, его открытые двери были моим светом в конце туннеля, по крайней мере, они гарантировали спасение. На время.
Киборг полицейский появился из ниоткуда, его резкий удар выбил из меня весь дух, от боли в глазах заплясали искры, в последний миг я подумал, что они все-таки не активировали автоматические системы защиты, предпочли гнаться за мной лично, а последнее, что услышал
- Прошу прощения, гражданин Юлий-3446, - безжизненный голос киборга, а затем что-то легонько укололо мне затылок, и я вырубился.
Металлическое кресло неудобно, спинка врезается острыми краями, руки соединены с подлокотниками крепкими ремнями, они закрепили так же ноги и голову, чтобы я не мог ей пошевелить, хорошо хоть глаза оставили в целости, очень хотелось проморгаться. Ощущение, словно только что проснулся.
Комната идеально чистая, значит я все еще в участке, черный матовый куб в центре высится, словно дань жутковатому контрасту. Его совершенно правильная форма, без единой неровности вызывает восхищение. И страх, потому что я знал, что это.
Управляющий компьютер «Надзиратель», он наблюдает за всем городом 24 часа в сутки, он управляет роботами и ПО киборгов, он и есть Система. Система, благодаря которой мы еще живы.
И у него есть голос, так, наверное, звучал бы голос Бога, громогласный, но совершенно безучастный, внутренне содрогаешься, когда ты его слышишь, и с величайшим волнением ждешь его решения, потому что у него есть реальная власть. Потому что, по сути, он и есть наш Бог.
- Юлий-3446, - он обратился ко мне, и я дернулся в кресле,  - Мы не можем ни в чем вас обвинить, поскольку в ваших действиях не содержится состава преступления, однако мы вынуждены вынести решение об Интеграции.
- Что это значит?! Что значит весь этот бред?! Отвечай!
Голос, полный ярости и беспомощности, полный отчаяния, мой голос. Я ничего не понимал, мозг отказывался принимать случившееся, и это было моим величайшим страхом. Внутренне я понимал, что это означает мою смерть, но что может быть хуже смерти, не зная почему?
- Все ты знаешь! Я знаю, что нет никаких «Мы», ты выносишь решения, проклятая железка! Отвечай, что ты хочешь сделать!? Зачем?!
Я метался в кресле и стирал запястья, дергался, пытаясь избавиться от ремней, но ничего не получалось, бесполезно, слишком крепко.  Тем временем Машина гудела, пласты белоснежной стены расходились в стороны и оттуда выползали змеи из… ржавых проводов? Трубок, непонятных длинных приборов, они переплетались друг с другом, как виноградные лозы, и двигались в мою сторону, со всех сторон, словно живые. Зачем? Что они хотели сделать? Что могла значить «Интеграция»? Я знал, что значит это слово, но какой смысл вкладывала эта машина?
Их ледяные щупальца коснулись моих ногу и поползли вверх, я чувствовал их на плечах и лбу, они кусались. Кусались! Я чувствовал касание их острых зубов (откуда?!) и чувствовал, как они отрывают куски плоти. Они разбирают меня! Разбирают, чтобы сделать  своей частью! Чтобы я стал змеей из плоти и металла! Оглушительный крик, прозвучал в комнате и одновременно с этим моргнул свет, на мгновение стало темно. Я уверен, проклятая Машина тоже издала крик, посыпались искры, а змеи… остановились.
Я ничего не понимал, но как только я почувствовал свободу в руках и ногах (они прогрызли ремни), я мигом сдернул обод на голове и вскочил с кресла, тут не было зеркал, но насколько мог судить, я весь был покрыт мелкими ранами, с рук и ног стекали капли крови, она же норовила попасть в  глаза. Я испытал настоящий ужас, когда увидел эти провода, покрытые кусками моей измельченной кожи и окрашенные в алый цвет.
Зачем нужен был такой жестокий способ! Я убрался из комнаты, дверь открылась, когда моргнул свет. Похоже, весь персонал участка отключился из-за перепада энергии, теперь я стал искать выход.
Лифт держал свои двери открытыми, наверное, он был восточным, потому что все остальные были закрыты. Может Асока оставила его для меня, может это она и спасла меня? Раны жгло, они были слишком многочисленны, но хорошо хоть не серьезны, содрогаюсь, когда представляю, что было бы когда, они впились глубже, вгрызаясь в мясо, как забирались бы под глаза, ногти… Интеграция. Больной железный ублюдок.
Лифт двинулся вниз, он работал, в отличие от киборгов и роботов, счетчик этажей мелькал от минус первого, до минус пятидесятого, минус последнего.
Он остановился, и двери раскрылись, показав место настолько не попадающее под логику строения, насколько это было возможно.  Огромные шлейфы гнилых проводов, пластов ржавого металла, старых системных плат, разбитых экранов лежали покрытые пылью в жутком темном подземелье. Я нашел старый фонарь лежащим у самого входа, благодаря ему я не был слеп. Я шел по извилистому туннелю и осматривал кладбище техники среди грязных камней. Было холодно, а пахло чем-то протухшим, я озирался по сторонам, потому что все время слышал какой-то гул, грохотание, рокот, я боялся, что это земля трясется и нападает на город вверху, но нет, плиты не сдвигались, я полагал, что нахожусь достаточно глубоко, чтобы точно это определять.
Сложные системы старых проводов, образовывали лабиринты и опутывали ржавые, искореженные остовы не эргономичных автомобилей, каких-то других замысловатых неработающих устройств, а среди этих проводов я находил человеческие кости и содрогался при мысли о том, что, возможно, они тоже когда-то пережили «Интеграцию»  Туннель привел меня в долину, я увидел небо. Небо, черт возьми! Под землей!  Я видел черные, как смоль небеса, и слабый свет звезд. Почему оно не штормило? Где город-купол? Оглянулся назад и увидел зев громадной пещеры в скале, над которой высится монолит титанических размеров.
В воздухе отчетливо стоял запах металла и тухлятины, словно бы вокруг долго умирало что-то живое. Я не мог избавиться от этого запаха, куда бы ни пошел. Мне пришлось просто бесцельно бродить вокруг, изучая останки гигантской машины, вгрызавшейся в плоть земли. Вскоре я понял, откуда доносится проклятая вонь. Провода, трубы, системные платы, все было покрыто бурой органикой, принятой мной за ржавчину.
Я подавил свой вопль отвращения, а затем услышал зов.
- Юлий!
Ее голос, луч фонарика режет ночную мглу, и я вижу Асоку, словно призрак, стоящей посреди руин какой-то каменной постройки, среди стекла, бетона, камней, проводов и тухнущего мяса. Я бегу к ней, забывая о проклятом запахе, забывая обо всех вопросах, забывая о страхе, забывая о жгучей боли, о запекшейся крови, обо всем. Кроме нее.
Я стою возле нее, улыбаюсь, несмотря на то, что произошло, смотрю в ее глаза. Что случилось. Где вся жизнь? Где ее улыбка? Она даже стоит как те киборги, прямо, совершенно, недвижимо, словно статуя. Глядит стеклянным взором, а на лице застыло одно безучастное выражение. Маска.
- Юлий-3446, - внутри все содрогнулось, я слышал голос господа исходящий из ее утробы, я слышал Надзирателя.
- Что ты сделал с ней?
- Юлий-3446, - повторил он, - Вы противились нашему решению и сбежали. Вы покинули город, и здесь кончается наша власть.
- Что ты сделал с ней?! – мои руки коснулись ее твердых, холодных плеч.
- Вы можете видеть, во что человечество превратило окружающий мир. Во мраке прошлого, оно было вынуждено столкнуться с глобальными кризисами невероятных масштабов  и для взаимного уничтожения оно создало Машины, совершенствуя их конструкцию, они довели их до возможностей интеграции с органическими существами, обрекая себя на уничтожения от рук своих же созданий.
Я старался слушать вполуха, я тряс девушку, я кричал, старался перекричать голос Бога, но он говорил все громче, чтобы донести до меня свою чертову мысль. В конце концов, они породили у меня одни вопросы.
- Зачем?!
- Человечеству не хватило возможностей искусственно созданной техники, Юлий-3446, им нужен был опыт живых существ.  Все это начиналось с того, как группа смелых ученых соединило компьютер и человека, решая, таким образом, проблему создания искусственного интеллекта. Они научили компьютер поглощать органический материал и делать его своей частью, чтобы тот приобретал его качества, но мог оставаться покорным слугой своих хозяев.  Они желали направить его возможности на уничтожение своих врагов, но компьютер рассчитал исход войны и повернулся против всего человечества. Война, начавшаяся, как война людей и людей, закончилась войной людей и машин, а затем  взаимным уничтожением друг друга. И взаимным уничтожением планеты. Ты видишь поле битвы, Юлий-3446.
Эти покрытые органикой трубы, ржавые остовы техники и руины, эти кости, ядовитые озера и воздух со вкусом  металла.
- Благо мы оказались достаточно благоразумны, мы построили Монолит, мы поместили туда людей и машины во взаимном конструктивном синтезе, мы возвели его как убежище всему и памятник тому, что случилось, мы сделали его музеем и библиотекой, мы сделали его домом. Мы построили иллюзию, будто бы непознанные силы природы захотели изжить человечество, чтобы избавить вас от чувства вины. Мы – Компьютер и Человек. Мы соединились добровольно, чтобы спасти друг друга от исчезновения, но мы не смогли найти ответы на вопросы. Вопросы, которые бьются в твоей голове, Юлий-3446, как в голове всякого, обладающего сознанием.
- Почему?
- Верно, Юлий-3446, вопрос о причинах. Почему? Почему природа человека остается необузданной? Почему он хочет того, чего не может достичь? Почему он так яростно враждует с окружением? Почему, даже если создать все условия, учесть все возможные отклонения, дать выход всем чувствам, разрешить достигать чего угодно, разрушить все мыслимые преграды к самореализации, почему остается кто-нибудь вроде тебя, Юлий-3446, кто чувствует себя одиноким в толпе, ненужным в океане возможностей, неспособным  стать счастливым?
- Я словно отвергаю его…
- Мы наблюдали за тобой, мы дали познать тебе Порядок и ты стал чувствовать к нему ненависть, ты стал стремиться к саморазрушению, но даже удовлетворяя свои низменные желания, ты не находил счастья, мы понимаем тебя с того момента, как временно сделали частью нас, ведь тогда мы, на время, стали частью тебя. Но мы не нашли ответы на твои метания. Мы не знаем почему твоя природа, природа таких, как ты, столь хаотична, почему она отвергает сложившийся  конструктивный, верный Порядок. Мы решили оставить все как есть, возможно, вопрос был выше нашего понимания, мы признаем этого, но твой Хаос оказался заразителен.
Надзиратель проговорил это так, что я понял – это и было моим приговором, все преступления были ничем рядом с тем фактом, что кто-то мог разрушить весь их порядок, просто потому что он есть.
- Заразителен…  что ты имеешь в виду? – я дрожал, Надзиратель хотел, чтобы я чувствовал страх.
- Посмотри на эту оболочку, Юлий-3446. Холодное тело, безжизненный взор, отсутствие эмоций на лице. У Асоки титановые кости под заменителем кожи, а по ее венам течет не кровь, но раствор поддерживающий жизнь ее процессора. 
- Она была роботом.
- Она была твоим наблюдателем, мы приставили ее, надеясь, что взгляд со стороны еще одного ИИ даст ответы на наши вопросы, но вместо этого ты пробудил в ней те же метания. Мы были вынуждены отключить ее. Убить, если тебе так проще понять суть наших действий.
На глазах проступили слезы, холодный голос рушил все мои мечты, сводил на нет все усилия, уничтожал единственную надежду.
- Зачем? Вы уничтожили ее и оставили меня.
- Мы не смеем убивать тех, кого не порождали. Она была нашим творением, и мы несли за нее ответственность,  человека порождают другие люди, но они слишком несовершенны, чтобы нести за них ответственность, в конечном итоге, ответственность приходится нести вам самим, девиантам, отклонениям, слепым ягнятам. Ты думаешь, что целью решения Надзирателя было твое умерщвление, знаю, знаю, что ты считаешь его жестоким. Но мы хотели сделать тебя своей частью, чтобы твоя кровь текла по нашим венам из плоти и стали, чтобы наше сердце забилось в унисон с твоим, а мозг стал единым, чтобы мы познали тебя, чтобы найти ответ на твою загадку, чтобы спасти таких как ты в будущем. Это было последнее средство, так как ты остался самим собой из-за ее вмешательства, мы считаем нужным извиниться.
Проклятая безжизненная железка!
- Мы чувствуем твою ненависть, и она порождает в нас вопросы. Почему? На нашем месте ты поступил бы точно так же.
Он сказал «ее».
- Асока помогла мне! – меня мгновенно осенило, - Она выбралась оттуда, она взломала твои системы и спасла меня! Она хотела свободы, как и я! Она любила меня!
- Свободы? От чего? Свободы от спокойной и безопасной жизни с уровнем преступности беспрецедентно малым? Свободы с одинаковыми возможностями для реализации независимо от материального достатка или происхождения? От жизни в Утопии, где человек и машина сливаются воедино, чтобы возродить величие угаснувшей цивилизации? Юлий-3446, твоя «Свобода» имеет запах тухлого мяса и ржавого железа, над ней царит вечная ночь, ее земли бесплодны, а всю живность уничтожили ее дети.
- В моей Свободе нет Системы и нет твоей власти!
- Это твое заблуждение. Вскоре ты поймешь, что как человек, ты склонен создавать Систему, ты построишь новую, возродив ее из пепла оставшегося мира, и когда придет к концу срок твоей жизни, ты будешь смотреть на нового Надзирателя, в новом Монолите. Как бы вы не пытались сбежать от Порядка, который вы называете Системой, на манер панков старого мира, вы, в итоге, придете к новой. Потому вашим субкультурным движениям несть числа, потому мы строго надзираем за вами, давая выход вашей хаотичной природе в безопасной для вас самих форме, поскольку сознательно Мы, человек и компьютер, понимаем, что главенствовать должен порядок.
Я чувствовал, как слезы высыхают, на ледяном ветру, я, наконец, почувствовал как холодно на земле, лишенной Солнца.
- Асока стала дефективной, то, что ты назвал любовью, пагубно отразилось на ее системах,  и мы были вынуждены ее устранить, а теперь мы вынуждены устранить и тебя.
Паника достигла своего пика, я был удивлен, как еще сохранял самообладание.
- Ты убьешь меня.
- Зачем? Это лишено смысла. Наилучшим вариантом была бы Интеграция, ты считаешь это смертью, но это не так, ты продолжил бы жить в нас, а мы в тебе. Но теперь, за пределами Монолита, у нас нет власти так поступить, возвращать тебя - тоже неоправданный риск, твои знания станут ядом для общества города, мы могли бы попытаться тебя задержать, но ты слишком непредсказуем. Мы вечны и можем подождать пока не появится очередной Юлий-3446, которого мы поглотим, и благодаря которому, возможно, найдем ответ на твою загадку. Для нас ты безопасен и нам ты не нужен.  Нами принято решение сказать «прощай», Юлий-3446.
И он замолчал. Холодный свет померк в глазах девушки, сообщая о том, что все системы выключены. Он оставил меня одного в безжизненной пустоши в обществе оболочки той, кого я любил, пожалуй, единожды по-настоящему.
Я думал о том,  как покончить с собой, но новые знания опустошили меня, чтобы решиться на этот порыв воли. Мое комфортное существование закончилось выживанием в пустоши. Со временем я научился находить еду и привык к отравленной воде. Наверное, когда-нибудь это закончится кровавым кашлем или чем-то вроде того. Я стал слепым Агнцем во тьме, а путеводный свет моего Пастыря померк с его отказом. Но впервые в жизни я чувствовал себя свободным.
Моя Свобода имеет вкус гнили и запах тухлого мяса, она опутана ржавой проволокой и покрыта слоем пепла, над ней вечно сияет черное Солнце, у моей Свободы облик выключенного робота на повозке из остатков старого автомобиля. Но никто во всем мире более не способен ее забрать.